С этими словами Сорго сжал пальцы, и телячья печень, развалившись, посыпалась неряшливыми кусками на стол.

«Ага, стало быть, это у нас сердце», – сообразил Эгин. Лорма рядом с ним пожирала Сорго глазами. Видимо, она была привычна к таким декламациям и находила в них известное удовольствие.

Эгину не понравился странный разгул Сорго. Он нашел, что все это не имеет никакого отношения к поэзии. Скорее уж – к чревовещанию. Эгину страстно захотелось уйти. Но как же Лорма?

Но слушатели Сорго, то ли в силу изрядной сытости и пьяного благодушия, то ли действительно захваченные неистовыми глаголами, сидели смирно. И даже разбитные пастухи не позволяли себе невежественно скалиться.

– Пойдем отсюда. Мне страшно, и я хочу совсем другого. – Лорма дернула Эгина за рукав.

«М-да, а ведь она права. Веселое здесь общество. Могли сидеть в башне хоть до утра – эти и не заметили бы. Куда уж! Тут поэзия, милостивые гиазиры!» – подумал Эгин.

– А лучше, – не унималась Лорма, – скажи ему, чтобы он немедленно прекратил. Он такой добрый, а рассказывает такие ужасные, ужасные вещи! Прикажи ему прекратить! Сделай что-нибудь!

В душе Эгина боролись противоположные чувства.

Дать Сорго в рожу, заключить его под стражу и предъявить обвинение… в чем? Эгин был напрочь лишен сноровки офицеров Опоры Благонравия, которые могут взять человека в оборот за что угодно – хоть за чересчур темный камень в перстне, хоть за скользкий анекдот…

«Можно, конечно, просто подсечь Сорго ножнами. Подхватить, пока он будет падать, и бросить прислуге, что топчется у стены, с веселым криком „Бычка – в ясли!“. Только, прекратив один бардак, я тут же начну другой. Не гарантия, что вся эта возня приведет Лорму в восторг», – рассуждал Эгин.

Выходило, что проще всего оставить без внимания капризы Лормы и вернуться с ней наверх. А там – хоть Второе Сочетание Устами (она его заслужила своим Первым), хоть просто сочетание, хоть и поговорить. В конце концов, в Вае он не поговорил ни с одной женщиной! Только служба, только допросы, только глупая болтовня с Тэном о столичном оружии, а с Есмаром – о здешних бабах.

«В общем, можно продолжить подсчет звезд – Лорма небось и в созвездиях не разбирается».

– Я не хочу его прерывать. Твой отец, вот, например, слушает… Так что лучше пойдем отсюда – куда угодно. Хоть в сад…

Под ногами Эгина едва ощутимо вздрогнул пол.

Вздрогнул столь слабо, что этого пока не почувствовала бы даже собака.

Но он, аррум Опоры Вещей, все-таки почувствовал.

«Ну и что? Тут у них трясет каждый день. Два горных кряжа – Большой и Малый Суингоны – и в придачу к ним несколько потухших вулканов вкупе с одним все еще ворчащим. Как это они его здесь называют?..»

Как называют вулкан, Эгин так и не удосужился спросить за три недели. Несмотря на вполне рационалистические объяснения подземной дрожи, на душе у Эгина было тревожно.

– Что случилось, а? – недоумевала Лорма. Эгин, увлеченный своими размышлениями, неожиданно для самого себе остановился, вглядываясь в темень за стрельчатым окошком.

– Ничего, идем, – пожал плечами Эгин, стараясь казаться бодрым.

Но не успели они и шагу ступить в направлении лестницы, как за их спинами раздался дикий, нечеловеческий вой Сорго. Ему вторил грохот бьющейся посуды.

– О-о-они уже зде-е-есь!

Лорма закрыла уши и истошно завизжала.

«Ну это уж слишком. Определенно, замордую придурка! Пусть учится себя вести», – подумал Эгин, резко поворачиваясь обратно к залу и одновременно с этим извлекая из ножен свой клинок.

Он еще не понимал, зачем он это делает. Он еще не понимал ничего. Но что-то уже определенно начало свершаться.

– Это точно, милостивые гиазиры! «Они» – я и Лорма – уже здесь! – рявкнул Эгин, стремительными шагами меряя зал.

Лежа навзничь на столе, в конвульсиях содрогался нечленораздельно мычащий Сорго.

Все остальные словно только что пробудились от тяжелого сна.

Круст Гутулан встал в полный рост и тер лицо ладонями, словно собирался стереть с него сонливость вместе с кожей.

Соколы с клекотом хлопали крыльями.

Пастухи, послушные окрику управляющего поместья, схватили за руки и за ноги бьющегося в истерике Сорго. «Так он что – эпилептик?» Эта мысль несколько остудила пыл Эгина.

И только жена управляющего поместья вела себя по-другому. Загадочно улыбаясь краешком рта приближающемуся Эгину, она медленно тянула из-за пояса свой «трехладонный» нож.

Медленно. «Но ведь за обедом она достала его почти молниеносно!» – вспомнил Эгин. Лишь теперь он сообразил, что события начали свершаться вокруг него с невообразимой тягучей медлительностью.

И лишь он, Эгин, вроде бы пока не вязнет в воздухе как муха в сиропе.

«Ну все, конец тебе, учитель Сорго. Не я, так эта девка тебя зарежет!» – промелькнуло в голове Эгина. Краем глаза он заметил, что его безупречно чистый «облачный» клинок начал дымчато мутнеть.

Обнаженный «облачный» меч никогда не мутнеет зря.

С тех пор как Эгин, аррум Опоры Вещей, для простых смертных – просто Йен окс Тамма, тайный советник уезда Медовый Берег, получил его из рук гнорра, прошло несколько более полугода.

За это время Эгин обнажал «облачный» меч трижды. И трижды по его небесной красоты клинку ползли белесые, сиреневые, малиновые, багровые облака. Трижды Эгин отмывал облака кровью врага. А от крови клинок отмывался водой и заговоренным льняным платком – в точности таким, каким полчаса назад Эгин отер бедра Лормы от жидкости иного смысла.

Эгин не понимал, почему вдруг эта женщина с мужским шрамом решила убить Сорго.

Он не понимал, отчего сам столь яростен. Отчего за стенами зала с протяжным и мощным ревом, неторопливо затопляя отблесками стекла, полыхнула оранжевая зарница. И отчего пол под его ногами пошел вверх, словно бы совершая глубокий и тягостный вдох.

Сейчас вокруг него происходило нечто, что будет им осмыслено и понято значительно позже.

А пока что Эгин просто делал то, к чему вели его обнаженный меч и Раздавленное Время, хотя о последнем он пока и не догадывался.

Эгин успел. Когда «трехладонный» нож жены управляющего, дописывая гибельную дугу, приблизился к сердцу Сорго как раз на расстояние трех ладоней, Эгин был от нее в точности на расстоянии вытянутого клинка.

И его меч обагрился кровью. В этот момент Раздавленное Время выплюнуло аррума Эгина обратно.

– Ш-ш-шилолова кровь, – шипела от боли супруга управляющего, тряся кистью, удар по которой Эгин изо всех сил пытался направить плашмя. Но очень сложно пробить боковой удар плашмя чисто, милостивые гиазиры. Поэтому Эгин не только выбил у нее «трехладонный» нож, но также расшиб кости ее кисти и рассек несколько худых вен на тыльной стороне ладони, кровью каковых, к счастью, его клинок вроде бы насытился.

Сорго, который, как ни крути, во второй раз оказался обязанным Эгину жизнью, тоже досталось изрядно.

Свой второй удар Эгин направил беснующемуся учителю по кадыку. С душераздирающего воя тот перешел на хриплый кашель, что было все-таки легче терпеть.

Все произошло так быстро, что, кроме Эгина и, быть может, жены управляющего, никто не успел сообразить, что происходит. Это было хорошо.

Остальное было плохо.

Ибо окна уже струились градом звенящих осколков стекла, и вот теперь пол под ногами вздрогнул по-настоящему сильно. На сей раз это заметили все. Самый пьяный из четырех пастухов-разбойников Круста не удержал равновесие и упал на спину.

Со двора донесся чей-то истошный вопль. Совершенно нечленораздельный. И вслед за ним другой, более вразумительный.

«Убивают! – голосила женщина. – На помощь!» И – спустя несколько мгновений: «Цармада, ты?!»

Багряный Порт, 56 год Эры Двух Календарей

Двенадцатый день месяца Белхаоль