Блэйк и еще два агента сидели в номере люкс вместе с Викки Стоунер, которой быстро наскучил телевизор и захотелось послушать группу «Мэггот энд зэ Дэд Мит Лайс» – «Опарыш и Трупные вши».

– Когда-нибудь я трахну этого Опарыша-Мэггота, – заявила Викки, показывая грампластинку, на обложке которой, как показалось Блэйку, был изображен покойник с синей краской под глазами, в белом атласном трико и с висящими на груди кусками мяса. – Это – лом, – добавила она.

– Лом – это плохо? – спросил Блэйк.

– Лом – это хорошо, – пояснила Викки.

– Хочешь взглянуть на кое-что совершенно «ломовое»? – спросил Блэйк.

– Конечно, – ответила Викки, улыбнувшись знакомому слову.

Блэйк не потрудился пристегнуть кобуру, потому что тогда, дабы не привлекать к себе излишнего внимания, ему пришлось бы надеть пиджак. Зачем? Они всего лишь собирались выйти на балкон.

Он распахнул стеклянные двери, и перед ними открылась картина заходящего за Скалистые горы солнца во всей своей красе.

– Да, это балдеж, – воскликнула Викки. – Улет.

– Скалистые горы – самые красивые горы в мире, но они еще и одни из самых коварных.

– Как и жизнь, – вставила Викки. – То – не в кайф, то – лом. Понимаешь, о чем я?

– Да, – ответил Блэйк. – Здесь и дышится лучше. Воздух чистый.

– Пройдет пара лет, старик, и здесь тоже будет нечем дышать.

– А ты пессимистка, да? – с улыбкой спросил Блэйк.

– Просто говорю, что думаю.

– Поэтому ты и решила дать показания?

– И поэтому тоже. Несправедливо, что у этих скотов все всегда так, как им хочется. У моего отца и так хватает «зеленых». И это свинство – разбазаривать пшеницу, а потом беднякам придется дороже платить за хлеб.

– Я, по-своему, тоже скот? – спросил Блэйк.

– Нет. Ты – лом, – хихикнула Викки. – Простой, но улет. Как «колеса». Таблетки.

– Ты тоже лом, – сказал Блэйк, и она засмеялась, закрыв лицо руками. Совсем как девочки в Канзас-Сити, когда он был еще студентом, когда вино считалось запретным плодом, а девушки ничего не позволяли до свадьбы. Страна менялась, но к чему это приведет, как далеко может зайти эта контркультура? Так ли это страшно, если такая девушка, как Викки, решила давать показания против собственного отца потому, что считала его неправым? Не этому ли и нас учили?

– Они что, никогда не прекращают работать? – спросила Викки, показывая на крышу справа.

Блэйк посмотрел наверх. С крыши к ним спускалась малярная люлька. Между белыми досками ее дна Блэйк видел, как на фоне сумеречного неба темнели чьи-то ботинки и виднелись силуэты.

Люлька опускалась бесшумно, и это яснее ясного сказало Блэйку, что на них собираются напасть. Люльки и строительные леса, даже только что установленные, неизменно скрипят. От скрипа лебедку может избавить только обильная смазка, но ни один маляр, строитель или пескоструйщик не станет ради тишины заниматься смазкой, рискуя на ней же и поскользнуться. Это могли быть только убийцы.

– Викки, иди, пожалуйста, в номер и скажи кому-нибудь из агентов, чтобы он принес мою кобуру, хорошо? – как бы невзначай попросил Блэйк.

– Хочешь потренироваться в стрельбе с двенадцатого этажа?

– Нет. Будь добра, сделай так, как я прошу, а?

– Оки-доки, – ответила Викки, употребив новое для себя словечко.

Люлька спускалась справа от балкона. Если бы у Блэйка была рация, он мог бы, связавшись со своими агентами в номере этажом выше, отдать им команду действовать. Но рация вместе со служебными машинами остались в Лос-Анджелесе. В этом и заключался недостаток ромбовидной обороны: между постами отсутствовала связь.

Блэйк услышал, как в дверь номера постучали.

– Не открывайте! – заорал Блэйк, и в тот же момент люлька резко скользнула вниз, дверь номера распахнулась и раздался визг Викки.

Один из агентов был тут же сражен выстрелом в живот, но другой начал отстреливаться. Распахнулись две боковые двери номера, и пальба усилилась. Прямо над головой Блэйка из люльки высунулась винтовка. Схватившись за ствол, он резко дернул и вместе с винтовкой вытащил к себе на балкон молодого блондина. Коротким ударом локтя в челюсть он пригвоздил блондина к парапету. Винтовка улетела за перила. В люльке спускались еще трое, а Блэйк был безоружен. Схватившись за трос, он уперся ногами в перила балкона и что есть силы оттолкнулся. От толчка один упал, двое других были лишены возможности стрелять, стараясь удержаться на ногах.

Подобно маньяку, раскачивающему качели, Блэйк вновь оттолкнулся изо всех сил. Люлька откачнулась далеко от стены гостиницы. Он почувствовал удар в спину, но, вновь приблизившись к стене, опять оттолкнулся ногами. Потом трос скользнул по густо смазанному шкиву, и один край люльки дернулся вниз. Возможно, Блэйк смог бы удержаться, если бы на него не рухнули те двое, что были в люльке. Его пальцы разжались, подобно двум хилым английским булавкам, не выдержавшим нагрузки.

Блэйк летел навстречу денверскому тротуару с таким же ускорением, как и любой другой свободно падающий предмет, – тридцать два фута в секунду в квадрате. Тротуар оставался неподвижным. Они встретились. Блэйк почувствовал хруст и… больше ничего.

Последний вывалившийся из люльки бандит упал на своего компаньона, и это самортизировало удар ровно настолько, чтобы он прожил еще один день. Прежде чем умереть от многочисленных травм, он рассказал сотрудникам ФБР, что пытался выполнить открытый контракт. Это была компания пляжных оболтусов, решивших, что им восьмерым такое по плечу. Они рассчитывали поразвлечься, а если бы дело выгорело, денег хватило бы до конца жизни.

Все кончилось настоящей бойней. Погибли четыре агента. Застрелено восемь бандитов. Впервые в столетии в перестрелке с властями оказалось столько убитых.

Однако по некоторым признакам теперь следовало ожидать кое-чего похуже. На похоронах каждому из восьмерых погибших кем-то неизвестным был прислан большой венок. К венкам были прикреплены ярко-золотистые конверты с серебряным тиснением, обвязанные лентами. Ленточки были завязаны бантиком.

Когда бантики развязали, из конвертов высыпалось по двенадцать с половиной тысяч долларов двадцатидолларовыми купюрами и записки, составленные из вырезанных из журналов букв, наподобие тех, что присылают похитители, требуя выкуп.

В записках говорилось: «За ПОЧТИ оказанную услугу».

Кто-то не поскупился заплатить сто тысяч долларов за неудачную попытку. Открытый контракт оказался реальностью.

Венки и конверты конфисковали как вещественные доказательства. Когда члены семей двоих из убитых поинтересовались, почему, им объяснили, что венки могут вывести на след тех, кто нанял покойных. Устроителей похорон предупредили о грозящих неприятностях, если они проболтаются о содержимом конвертов. В прессу запустили слух о том, что перестрелка произошла между двумя бандами из-за партии наркотиков. Главное – сохранить в тайне факт денежного вознаграждения. Неприятностей хватало и без дополнительной рекламы открытого контракта.

Во время перестрелки в денверской гостинице Викки Стоунер исчезла. Возможно, она была еще жива. Инспектор Уоткинс доверительно поведал одному специальному агенту, что, на его взгляд, ситуация безнадежна, что «девчонка не жилец». Позже, когда он попытался вновь связаться с тем же специальным агентом, чтобы сообщить еще дополнительные сведения, ему ответили, что впервые о таком агенте слышат.

– Но вы же сами подтвердили его личность! – возмутился Уоткинс.

– Мы – нет, – ответил помощник начальника управления.

А в Вашингтоне, округ Колумбия, человек, выдававший себя за специального агента, заканчивал рапорт, который, как он считал, будет направлен в Агентство национальной безопасности. Ему уже не раз приходилось писать подобные отчеты: после убийства обоих Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и многих других, о которых молчали газеты. Официально он был экспертом по действиям в особых ситуациях, под чем подразумевалось убийство по контракту. Он судил об уровне профессионализма и определял вероятных организаторов. Убийство как отпечаток пальца. По нему можно узнать, какое государство или какая группировка причастны. Такие специалисты есть в каждой стране.