В отчете говорилось, что покушение на Викки Стоунер было спланировано, очевидно, кем-то весьма осведомленным, но недостаточно опытным, что исключало вариант вмешательства иностранной силы. По мнению эксперта, убийство, скорее всего, планировалось теми же, кто и пытался его совершить. Ничто не указывало на то, что покушение было не по силам оболтусам-"бичам".

В отчете подчеркивалось, что это действительно был открытый контракт, нечто такое, о чем автор отчета читал, но во что не верил по причинам, известным всем, кто сведущ в этой области. Но данный открытый контракт был реален, исполнителям платили, и конверты с деньгами в похоронных венках являлись тому доказательством.

Теперь неизбежно в игру вступят профессионалы, дабы получить обещанный миллион, если, конечно, Викки Стоунер еще жива, что представлялось сомнительным. Инспектор Уоткинс расценивал дело как «безнадежное». Однако к Агентству национальной безопасности это теперь не имело отношения, поскольку вмешательство иностранной силы исключалось.

Таковы были выводы отчета, и руководство агентства даже не удосужилось прочесть его полностью «Без иностранного вмешательства» означало, что дело вне их компетенции. Фактически они и не заказывали этот отчет. Он был составлен по инициативе кого-то из чиновников. Тот послал ксерокопию своему начальнику, который, по его предположениям, был связан с какой-то службой безопасности.

С того момента, как инспектор Уоткинс заключил, что дело безнадежно, до того, как ксерокопия отчета легла на стол в одном из кабинетов санатория Фолкрофт в местечке Рай, неподалеку от Нью-Йорка, прошло двенадцать часов.

В Фолкрофте отчет прочли внимательно: отсюда он и был заказан. Человек с лимонно-желтым лицом пробежал глазами текст, сделал одному ему понятные пометки и сунул ксерокопию в какой-то цилиндр, где она тут же превратилась в конфетти.

Он откинулся в кресте и посмотрел в окно, сквозь стекло, непроницаемое для взгляда снаружи, на залив Лонг-Айленд. Близился рассвет, но было еще темно.

Безнадежно? Может быть, и нет. Складывалась любопытная ситуация. Если мисс Стоунер жива, за нее примутся более опытные убийцы. Если их нейтрализуют, на смену придут еще более компетентные. И так далее, и так далее. Лучшее всегда проистекает из хорошего, и совершенствованию нет предела, оно ведет к самому лучшему, что бы это ни было и где бы это ни было.

Доктор Харолд Смит смотрел в темноту. Где бы то ни было? Он знал, где. Он пошлет туда телеграмму. Викки Стоунер может быть спокойна. На ее стороне будут самые лучшие, и тогда просто лучшие не смогут доставить ей неприятности.

Доктор Смит сам набрал номер телеграфной компании «Уэстерн юнион». Его секретарша давно уже была дома. Он назвал имя, адрес и продиктовал текст:

«Завтра приезжает тетя Милдред. Приготовьте зеленую комнату»

Его звали Римо, и его не интересовало, ни когда приезжает тетушка Милдред, ни какую комнату она предпочитает.

Вместо того, чтобы положить телефонную трубку на место, он зажал телефонный шнур между большим и указательным пальцами и легким рывком выдернул из стены. Было полпятого утра.

Воздух в номере отеля «Хайэт ридженси» в Атланте был охлажден кондиционером до такой степени, что казался лишь немногим приятнее угнетающей жары, которую обещал начинающийся день. Во рту ощущался привкус соли, но Чиун предупреждал, что так и будет. Римо пошел в ванную и открыл кран. Когда вода стала достаточно холодной, он набрал полный рот.

Полоща рот водой, он прошел в темную гостиную. Там, на расстеленной на свободном участке пола циновке, возлежала тщедушная фигурка, облаченная в черное кимоно с головы до пят, с седыми прядями волос Чиун, последний Мастер Синанджу.

Никому не пристало будить Мастера, тем более его ученику, хотя Римо никогда не удавалось точно определить: спал Чиун или находился в одной из пятидесяти пяти стадий расслабления, из которых сон был пятьдесят второй. Когда-нибудь, говорил Чиун, Римо тоже овладеет этими стадиями, несмотря на то, что просвещение для него началось довольно поздно и что он всего лишь белый человек.

Чем же он заслужил счастье узнать все эти стадии, поинтересовался Римо. Тем, что Мастер Синанджу мог из ничего творить чудеса. Под «ничего» подразумевался Римо.

– Спасибо за доверие, палочка, – ответил Римо, и тогда Чиун предупредил его о грядущей «соленой ночи». В эту ночь Римо усомнится в себе и своих способностях и совершит какую-нибудь глупость, чтобы доказать себе, что все приобретенные им навыки и умение чего-то стоят.

– Однако возникнет одна проблема.

– Что за проблема, папочка?

– Как ты сможешь понять, что совершаешь какую-то глупость, если почти только этим и занимаешься? – ответил Чиун и решил, что это очень смешно и забавно, настолько забавно, что он еще долго повторял эту фразу. Неспособность Римо понять всю тонкость его высказывания Чиун отнес насчет типичного для белых людей отсутствия чувства юмора.

Синанджу была деревенькой в Северной Корее, чье население от мала до велика жило заботами Мастера Синанджу, занимавшегося ремеслом профессионального убийцы-ассасина. Чиун, несмотря на свои восемьдесят лет, был правящим Мастером Синанджу. Он пережил свою «соленую ночь» в двенадцать лет, что было ознаменованием зрелости. Это просто очередной признак превращения тела, объяснял он.

– Превращения во что? – поинтересовался Римо.

Но Чиун не удостоил своего ученика ответом, потому что считал, что человек, не имеющий чувства юмора, никак не способен оценить мудрость.

– Однако сам ты не считаешь смешным, когда тебя принимают за китайца или корейца.

– Тот, кто не может отличить оскорбление от невинной шутки, никогда не поймет глубинного смысла Синанджу.

– Почему, когда ты меня оскорбляешь, это считается юмором, а когда кто-нибудь отпускает в твой адрес безобидное замечание, это – оскорбление? – спросил Римо.

– Похоже, тебе никогда не видать «соленой ночи», – сказал Чиун.

Но такая ночь для Римо все-таки настала, и хотя его рот был еще полон воды, в нем все равно чувствовалась соль, словно кто-то высыпал ему в рот полную солонку. Римо вернулся в ванную и выплюнул воду. Ему было за тридцать, и на протяжении вот уже целого десятка лет он менялся: сначала изменилось мышление, а потом нервная система.

И вот он стал тем, чем, как предрекал Чиун, он станет. Убийца-ассасин – это не ремесло, а состояние души. Естественно, предупреждал Чиун, неправильное воспитание Римо в прошлом время от времени будет давать о себе знать, как яд, попавший в кровь и вызывающий на коже фурункулы. Но с каждым лопнувшим нарывом организм очищается.

– От таких вещей, как, например, порядочность? – поинтересовался Римо.

А впрочем, какое ему, Римо, до этого дело? Он же был мертвецом, отпечатки его пальцев были уничтожены в ту ночь, когда его казнили на электрическом стуле за убийство, которого он не совершал. Электрический стул сработал не до конца, и Римо оказался на службе в качестве суперсекретного агента-убийцы суперсекретного агентства, подчинявшегося президенту, созданного в свое время для борьбы с преступностью вне рамок законности. Речь сперва шла лишь о паре лет, но вот Римо уже за тридцать, у него нет ни дома, ни семьи, ни даже фамилии, а во рту чувствуется вкус соли. Первый белый человек, достигший этой стадии. Римо вновь набрал воды из-под крана и прополоскал рот. К черту все. Не пойти ли прогуляться?

Он выплюнул воду на выключатель в ванной, надеясь вызвать короткое замыкание, чтобы посмотреть, способен ли он создать ртом необходимое для этого давление. Но в результате Римо получил лишь мокрый выключатель. Он не стал закрывать дверь: если шайка грабителей вздумает вломиться в номер и напасть на спящего восьмидесятилетнего Чиуна, это будет целиком и полностью их беда, и они получат по заслугам.

Реконструированная часть центра Атланты была поразительно похожа на старую, еще не подвергшуюся реконструкции: удручающая духота и ощущение общего дискомфорта. Римо отправился на автовокзал. По всей Америке автовокзалы всегда открыты.