– Я считал, что сэр Ричард вынудил вас стать его женой. А оказывается, прекрасная Анна Невиль влюблена в своего колченогого мужа!

Анна вздохнула.

– Не ко всем же Господь был так милостив, как к вам, Уильям, и не всех наделил ангельской внешностью. Однако герцог Глостер не заставлял меня стать его женой. Он стал моим другом, он сделал для меня много доброго, а женщина не должна быть одинокой в этом мире. Она нуждается в защитнике и покровителе.

– Но отнюдь не графиня, за честь которой могут поднять меч ее вассалы. Теперь же вы просто супруга сиятельного горбуна, и он заграбастал ваши земли, укрепив тем самым свою власть. Это очень выгодный брак, леди Анна, куда выгоднее тех заморских принцесс, которых сватал ему король. О да! Женщина не должна быть одна… Это его слова. Как же это вы столько лет ухитрились прожить в одиночестве?

Анна отвернулась.

– А я и не была одна, – вполголоса проговорила она.

– Что это значит?

Анна не ответила и поднялась. Уильям Херберт лишил ее равновесия. Она начисто позабыла о своей меланхолии, но теперь ее мучило совсем иное, тревожное и странное чувство. Тот Ричард, каким изображал его этот мальчишка, был более понятен ей, чем тот, каким она привыкла видеть его в последние месяцы. Она таким и считала его прежде – властным и честолюбивым, готовым даже на низость ради достижения поставленной цели. И хотя она не видела ничего дурного в том, что в их браке присутствует расчет – обычное дело, куда более обычное, чем брак по любви, – но тем не менее, глядя на свое обручальное кольцо, Анна все более и более утверждалась в мысли, что Ричард заранее предполагал, что они обручатся в Литтондейле. А это значило, что если бы она не согласилась добровольно стать его женой, он вынудил бы ее силой. Ричард Глостер! Как могло выйти, что она сама дала согласие стать его женой, сдалась без борьбы? И почему она доверила ему свою дочь?

На следующий день Анна отправилась к мессе в Минстер. После службы она решила обсудить с епископом Ротерхэмом детали сооружаемой часовни, но неожиданно спросила его:

– Что вы скажете, преподобный отец, о столь внезапной кончине Джорджа Кларенса? Поговаривают, что и мой супруг приложил к этому руку. Но ради всего святого! Я вовсе не хочу уличить супруга. Господь свидетель, единственное, чего я добиваюсь, – удостовериться в его невиновности.

Ротерхэм склонил голову к плечу.

– Дочь моя, на вашем месте я не придавал бы значения этим праздным слухам. Герцог Глостер – человек честолюбивый, я бы даже сказал – жестокий, но он не приверженец сатаны, и грешно было бы мне настраивать жену против мужа. Что меня тревожит в нем, так это чрезмерное властолюбие. Вскоре я отбуду ко двору его величества, где намерен говорить об этом. Однако, что касается гибели герцога Кларенса – да оберегают его душу святые угодники, – смерть его была выгодна слишком многим лицам, включая и самого венценосца. Поэтому мой вам совет: не спешите верить слухам и чтите человека, с которым вас соединил Господь у алтаря.

Анна почувствовала облегчение, однако ей бросилось в глаза, что, говоря все это, Томас Ротерхэм отводил взгляд.

Вернувшись в Ландельское аббатство, Анна долго сидела в библиотеке. Перед нею на подставке для книг лежало сочинение Еврипида «Разгневанный Геракл».

«Бороться с испытаниями, посланными богами, означает доказывать не только свою храбрость, но и глупость».

Анна вздохнула. Не пора ли и ей смириться? Не безрассудно ли без конца доказывать самой себе свою неправоту?

В дверь постучали.

– Прошу великодушно простить меня, что побеспокоил вас, – произнес Уильям Херберт, низко кланяясь.

Анна с удивлением смотрела на него.

– Я пришел извиниться, сеньора, за свои вчерашние слова. Мне бесконечно жаль, что я повел себя так неосмотрительно и дерзко по отношению к вам. И все-таки прошу простить меня.

Если бы Анна не знала, насколько он искренен, она, вероятно, и не поверила бы в его раскаяние. Однако сейчас она была даже обрадована.

– Пустое, Уильям. Я уже все забыла.

Он нерешительно переступил с ноги на ногу.

– Дозволено ли мне будет теперь обратиться к вам с просьбой?

Анна нахмурилась.

– Это и есть причина вашего раскаяния? Вы в чем-то нуждаетесь?

Юноша покраснел.

– Нет. Это не в счет. Я действительно сожалею о своей невоздержанности в словах.

Он вознамерился было уйти, но Анна его удержала.

– Я слушаю вас, Уильям, присядьте.

Но он остался стоять, глядя ей прямо в глаза.

– Я слышал, что герцог вскоре возвращается. Не могли бы вы обратиться к его светлости с просьбой, чтобы он не чинил более препятствий моему браку с сестрой королевы Мэри Вудвиль. Мы давно обручены, но герцог Глостер всячески откладывает время нашей свадьбы.

Теперь Анна улыбнулась.

– Право же, мне казалось, что у вас ледяное сердце и женщины вас не интересуют. Я искренне рада, что у вас есть сердечная привязанность. Что ж, сеньор Уильям, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы помочь соединиться возлюбленным.

Взгляд юноши выразил недоумение.

– Все обстоит совсем не так. Я видел Мэри Вудвиль последний раз около семи лет назад, когда нас обручили еще детьми, и, правду сказать, не слишком хорошо ее помню. Однако, если состоится наша свадьба, я буду считаться вполне дееспособным и смогу наконец избавиться от опеки герцога Ричарда Глостера.

– Разве мой супруг был плохим опекуном?

Лицо Херберта стало жестким.

– Мы уже обсуждали эту тему, ваше сиятельство. Неужели вы считаете, что ваш супруг для меня является только благодетелем? Я уже имел случай упомянуть, что я всего лишь его пленник. Увы, это так. По наследственному праву за мною закреплены должности судьи и чемберлена Южного Уэльса, а также пост стюарта замков в графствах Колмортен и Кардиган. А ваш супруг чрезмерно любит власть, и отпустить меня для него означает потерять влияние в Южном Уэльсе. Поэтому он готов опекать меня до седых волос.

Анна смотрела на него с недоверием. Тогда Уильям вспылил.

– Клянусь святым Георгием, неужели это невозможно понять? В конце концов, если вам нравится быть пленницей горбуна, то меня это вовсе не устраивает!

– Уильям, я не пленница. Я супруга.

Херберт пожал плечами.

– Великий Боже, это становится смешным. Разумеется, муж имеет все права по отношению к жене, однако хотел бы я знать, отпустил бы он вас в ваши имения, если бы вы того пожелали?

– Разве в этом есть нужда?

Юноша встал.

– Мне нечего больше сказать, миледи. Позвольте откланяться.

– Погодите, Уильям.

Анна прошлась по галерее. Она пыталась урезонить себя, твердя, что нелепо идти на поводу у пылкого мальчишки, однако то, что он говорил, взволновало ее. К тому же она помнила, как Джон Кэнделл дал понять, что ей надлежит находиться только там, где укажет супруг.

– Я и сама подумывала о том, что мне пора побывать в своих замках. И, уверена, мой супруг сумеет понять меня, если я отправлюсь посетить эти владения.

– Вам будут чинить препятствия, миледи.

– Кто посмеет меня задержать?

– Да буквально весь двор. Разве вы еще не поняли, что вас окружают люди, всецело преданные горбатому Дику?! К тому же, ваша светлость, не следует вызывать гнев всесильного наместника Севера. Будьте благоразумнее.

И этот мальчишка осмеливался указывать ей!

– Ну уж нет! Благоразумной меня никогда нельзя было назвать.

Анна так стремительно шагала по переходам, что Уильям едва поспевал за ней. Она обнаружила Фрэнсиса Ловелла в большой галерее играющим в трик-трак с секретарем герцога Кэнделлом.

– Сэр Фрэнсис, велите немедленно собираться в дорогу. Я желаю посетить свои маноры.

Ловелл медленно поднялся.

– Это невозможно, ваша светлость. Герцог Ричард велел, чтобы вы ожидали его в Йорке.

– Герцог Ричард не давал мне об этом никаких указаний. Что же касается того, что вы говорите, то, я полагаю, вы не вполне верно истолковали слова его светлости. Ричард Глостер сделал меня своей женой, но отнюдь не пленницей.