– Клянусь благим небом, у Ричарда в тот момент было такое лицо, что я опасался, что он столкнет вас с лестницы. Вы слышали, какая тишина установилась во дворе? После поспешной казни Гастингса никто и заикнуться не смел о помиловании остальных узников. Одна лишь несчастная Маргарита Бофор, с которой лорд Стенли, между прочим, не очень-то и ладил в последние годы, обивала пороги резиденции протектора, но ее гнали прочь. Вы выбрали исключительно удачный момент. Ричард просто не мог отказать вам в ту минуту.

Анна улыбалась одними губами, глядя в противоположный конец стола, где ее супруг беседовал с Робертом Рэтклифом. В ходе торжественного банкета Ричард Глостер не обменялся с нею ни единым словом. «В конце концов, я сделала то, ради чего приехала сюда. Остальное уже не так важно».

Однако, когда ближе к ночи Анну проводили в апартаменты лорда-протектора и она осталась одна в ожидании супруга, ее обуял панический страх. Оказалось, что Ричард Глостер занимает в Вестминстере те же покои, что и некогда ее отец. Она узнавала сходящиеся шатром над головой тяжелые каменные своды, барельефы на панелях, выступающий на несколько локтей из стены громадный камин из черного гранита. Когда-то здесь, в этой старой башне Вестминстера, произошла их последняя встреча с Уорвиком, состоялся последний разговор.

– Отец! – всхлипнула Анна, вглядываясь в темноту под сводами. – Отец, помоги мне! Защити меня!

Скрипнула дверь. В комнате затрепетал свет факела. Сумрачное небо за открытым окном сразу стало темнее, показались первые звезды. Анна повернулась к двери и увидела Ричарда. Он держал в руке факел, и огненные блики неровно ложились на его лицо. Темные глаза под бровями казались бездонными впадинами. Герцог был весь в черном, лишь узкие белоснежные брыжи у ворота и на манжетах у самой кисти делали его одеяние не столь мрачным. Ни слова не говоря, он, прихрамывая, обошел покой, зажигая светильники на стенах, пока не стало достаточно светло, а затем швырнул догорающий факел в пустой камин.

– Я ждал тебя, Анна, – спокойно произнес он, не оборачиваясь.

Анна едва сдержала себя, чтобы не броситься к Ричарду в ноги и не начать молить о прощении. Она испытывала ужас перед этим человеком, перед его каменным спокойствием. Однако вместо этого она лишь негромко промолвила:

– Раньше, когда я бежала от вас, вы искали меня.

– Тогда я был молод и глуп. Теперь же я начал размышлять и решил, что тебе некуда деться от меня.

Он опустился в кресло, расстегнул тесный ворот.

– Когда этот олух Брэкенбери весь в соплях и слезах прискакал ко мне, уже готовый сунуть башку под топор, мне пришлось едва ли не утешать его. Брэкенбери – мой верный сторонник, а такие мне нужны… Сначала я решил было, что ты отправилась к детям в Миддлхем. Но тебя там не оказалось. Не было тебя и в Нейуорте. Да-да, даже туда добрались мои гонцы, чтобы отыскать тебя. Тогда я предположил, что ты просто удрала куда глаза глядят, чтобы натешиться любовью с красавчиком Уильямом Хербертом. Но и это было не так. Я часто замечал, какими глазами смотрит на тебя этот малый, но ни разу ты не выказала ответного чувства. Ты нянчилась с ним, как с еще одним ребенком. И меня осенило: Ричард Грэй! Ты обратила на него внимание еще в Ноттингеме. Над ним висел топор, и могло ли тебя что-то остановить, когда дело шло о жизни пащенка обожаемого Филипа Майсгрейва? Вот тогда я и велел пустить весть, что ты скоро явишься в Лондон.

Хотела Анна того или нет, но она испытала невольный трепет перед проницательностью супруга.

Он взглянул на нее, прищурившись.

– Садитесь, дорогая. Это я, погрязший в скверне, недостоин сидеть в присутствии ангела, слетевшего с облаков, чтобы защитить страждущих по вине злодея-горбуна! Какое поразительное благородство! Но отчего же вы забыли упомянуть в своей просьбе графа Риверса? Или в вашем сердце не нашлось для него места, как и для бедняги Джона Мортона, который еще со времен Делателя Королей остается вашим заклятым врагом?

Анна села, оправив складки платья.

– Вы правы, милорд. Я просила не за всех, ибо не хотела испытывать ваше терпение. Но уж коль вы сами повели об этом речь, я еще раз взываю к вашему великодушию и прошу вас о снисхождении к еще двум существам, двум малолетним детям, вашим племянникам – Эдуарду и Ричарду Плантагенетам…

«Теперь не время скрывать, что я все знаю. Бэкингем не сегодня-завтра оповестит Ричарда об этом. Да и Тирелл наверняка уже поведал, что я говорила в темнице Понтефракта с Грэем и тот мог открыть мне тайну Стиллингтона».

Однако то, как невыносимо долго Ричард молчал, поразило ее.

– Откуда вам это известно? – наконец проговорил он.

Анна взглянула на Ричарда с удивлением. Неужели Черный Человек, его верный пес, ничего ему не сказал? Или он настолько туп, что решил, Грэй поведал ей только о том, какие скверные манеры у палача Майлса Фореста?

– Я знаю об этом давно, – промолвила она первое, что пришло в голову.

Ричард открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но лишь с шумом выдохнул, а затем грубо выругался.

– Дьяволово семя! Как мог упустить я из виду, что старый Медведь, который знал обо всем, что творится в Англии, наверняка посвятил вас во все это? Уж если про Сендельский мост он выложил все, то про обручение Эдуарда с дочкой старого Шрусбери никак не мог упомянуть…

Анна промолчала.

– Однако не вполне ясно, почему Уорвик не воспользовался этим, когда Эдуард IV женился на Элизабет? Он первый мог объявить этот брак недействительным.

– Наверное, потому, что считал помолвку не столь серьезным делом, как венчание в церкви.

– Чушь! Ведь когда Эдуард расторг помолвку с вами, Уорвик развязал настоящую войну. Ходили также слухи, что он таскал к священнику и некую даму – Элизабет Люси…

– Вот видите, милорд. Ваш брат многим давал брачные обязательства, но законной женой считал лишь королеву Элизабет.

– И поэтому так прятал от всех беднягу Стиллингтона? О нет! Дело настолько серьезно, что я действительно могу доказать незаконнорожденность его отпрысков!

В тишине слышалось лишь тяжелое дыхание Ричарда. Потом он успокоился.

– Могу ли я быть уверен, что вы на моей стороне в этом вопросе?

– Нет.

– Отчего же? Разве вы против того, чтобы стать королевой Англии?

Анна резко выпрямилась. По спине ее пробежал холодок. Королева Англии! Искушение слишком велико. Ричард заметил, что она колеблется, и заговорил:

– Брак короля и Элизабет Вудвиль действительно незаконен. Оставим в стороне вопрос о том, что сия дама была неподобающего происхождения и лишь колдовством и коварством вскружила голову моему несчастному брату. Но когда Эдуард и Элизабет венчались, была еще жива куда более подходящая для королевского ложа Элеонор Батлер, дочь старика Талбота, графа Шрусбери. У нее от Эдуарда даже был ребенок, который, правда, вскоре умер. И если с вами, Анна, Эдуард открыто расторг помолвку, то Элеонор он попросту заточил в монастырь, где она и скончалась несколько лет спустя. Примерно так же обстояло дело и с другой дамой – Бэт Люси. Так что по закону, светскому и церковному, дети Эдуарда являются рожденными вне брака, а Элизабет Вудвиль не законной супругой и королевой Англии, а лишь тем, чем она всегда и была, – наложницей, которая еще до Эдуарда наставляла рога своему первому мужу с Филипом Майсгрейвом. И когда все это будет оглашено на заседании парламента, вряд ли мой племянник сохранит права на трон.

– Ричард, вы можете втолковать все эти тонкости членам верхней и нижней палат, но как же быть с целым королевством, со всеми подданными, которые знают одно: их королем был ваш брат, королевой – Элизабет Вудвиль, а следовательно, их сын – законный наследник. Ваше стремление любой ценой завладеть короной приведет лишь к тому, что начнутся волнения, и это сыграет на руку вашим врагам Вудвилям. И тогда – новая война.

Ричард криво усмехнулся.

– Англии нет дела до того, кто ее король. Настоящая знать почти вся перебита в войне Роз, поэтому все, что требуется, – это убедить парламент и столицу. Вся Англия! Хо! Порой вы говорите неразумные вещи, Анна. Не так уж сложно вбить в голову этому скопищу скотов то, что нужно. Если у правителя есть хоть унция мозгов, он легко упрочит свою власть. Толпа – весьма податливый материал. Питай их обещаниями да делай некоторые поблажки, вроде тех, что так осточертели мне в Йорке, и они твои.