Я удивленно уставилась на нее, не только на выражение ее лица, ее тон, но и на сами слова.

— Разбила ему сердце? — усмехнулась я. — Вы, должно быть, шутите.

Она нахмурилась. Или пыталась. На ее лице слишком много ботокса для таких выражений.

— Нет. Я совершенно серьезна. Сначала он был вне себя. Выпивка, вечеринки. Теперь он даже не отвечает на мои звонки. Не хочет меня видеть.

Я прикусила губу, гадая, сколько времени ей потребуется, чтобы поднять тревогу. Пит исчезал и раньше, никому не сказав. Они привыкли к его выходкам. Я задавалась вопросом, буду ли втянута в расследование, когда бы оно ни началось. Плевать.

— Кем ты себя возомнила? — спросила она, уперев руки в бока. — Пит был лучшим, что когда-либо случалось с тобой.

Диана подошла к моему столу, обходя стулья, чтобы возвышаться надо мной и смотреть на меня сверху вниз.

Я напрягла спину, больше не смущаясь тем, что изменило характер этой женщины. Она пыталась защитить своего дерьмового сына. Того, кто, очевидно, пришел к ней в слезах, распространяя ложь о том, как закончились наши отношения. Он, конечно, был жертвой. Если бы только она знала, чему он подвергся в свои последние минуты.

— В самом деле? Думаешь, твой сын был лучшим, что когда-либо случалось со мной? Вау, ты правда заблуждаешься.

Ее лицо покраснело, и она прищурила глаза еще больше.

— Ты кусок трейлерного мусора, который не знает своего места, — выплюнула она.

Я закатила глаза.

— Оригинальное оскорбление от особы, у которой нет никаких талантов, кроме выбора дерьмовых портьер, — парировала я.

К сожалению, ее голова не взорвалась, когда я это сказала, хотя, похоже, так и должно было случиться.

Ее взгляд метнулся к бриллианту на моем пальце.

— Ты уже метнулась к кому-то другому. Отвратительно.

Хотя была довольна тем, что осталась сидеть, не нуждаясь в дерьмовых силовых играх, теперь я встала.

— Лучше не начинай эту тему, — предупредила я. Я умирала от желания рассказать ей правду о том, что сделал ее сын, но сомневалась, что она поверит. Ее сын был идеальным, а я — отбросом.

— Что тебе еще нужно? — ее верхняя губа приподнялась. — Твоя мать уже мертва, так что тебе не нужно оплачивать медицинские счета.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу.

— Не смей говорить о ней, — прошипела я.

Она наклонила голову, холодно улыбаясь, найдя мое слабое место.

— Это и твое будущее. Умрешь от болезни, передаваемой половым путем. Твоя мать была слишком слабой, слишком глупой и шлюховатой, чтобы обеспечить своей дочери стабильную жизнь. И чтобы оплатить собственные медицинские счета.

Диана скользнула взглядом по мне.

— Ты можешь выглядеть иначе, чем она, умудрилась проделать путь вверх по карьерной лестнице, но ты точно такая же, и в конце концов получишь то, чего заслуживаешь, — прорычала она. — Я рада, что мне больше ни на секунду не нужно притворяться, будто ты мне приятна.

Она не дала мне шанса ответить, защитить себя или, что более важно, мою маму. Нет, она развернулась на каблуках и вышла из моего кабинета.

Если бы это был отец Пита, который нанес тот же визит, сказал те же самые слова, я бы даже глазом не моргнула. Каждое слово отскакивало бы от моей кожи, даже не оставив синяка.

Но поскольку это Диана, было больно. Прямо в сердце. Она мне нравилась. Она заставляла меня чувствовать себя желанным гостем. Оказывала поддержку, о которой я мечтала с тех пор, как потеряла свою мать. С ней я теряла бдительность.

Это была моя ошибка.

Я думала, что она была хорошей женщиной, которая застряла с ужасным мужчиной. Думала, что, поскольку она такая добрая и любящая, ей тяжело. Но оказалось, что она любила ужасного мужчину, потому что сама ужасная. Глубоко внутри, под одежкой Ральфа Лорена и Джо Мэлоун, она была гнилой.

И как настоящая женщина, она знала, куда ударить, как порезать, как искалечить словами. Диана парализовала меня, так что я не успела ничего возразить, прежде чем та ушла. Мне до боли хотелось быть жестокой, наорать на нее, что она никогда больше не увидит Пита. Что он умер без чести, обделавшись, умоляя о пощаде. Но я не нахожусь настолько во власти эмоций, чтобы сделать глупость.

Все мое тело тряслось, а по щекам текли слезы, что приводило меня в замешательство и ярость. Я не плакала никогда. Даже когда гребаный босс мафии заставил меня стать его женой. Даже когда меня ударили по лицу и чуть не изнасиловали. Даже когда у меня на глазах отрубили руку мужчине. Убийцы и монстры не могли заставить меня плакать.

Но мстительная и склонная к манипуляциям женщина смогла.

Когда зазвонил сотовый, я была слишком занята, чтобы думать об имени, которое мелькало на экране, и ответила рефлекторно.

— Алло? — прохрипела я, мой голос, полный дыр, звучал практически неузнаваемо.

— Сиенна, — знакомый голос потряс мой организм, как и холодная озабоченность, заключенная в единственном существительном.

Моя спина выпрямилась, и я быстро вытерла глаза, как будто Кристиан мог видеть меня через океан. Он не мог, но мой офис сделан из стекла, и ни за что на свете моим коллегам не нужно видеть, как я плачу. Возможно, я никто в мире Кристиана, но здесь меня боялись и уважали.

— Что не так? — потребовал Кристиан.

— Как будто тебе не все равно.

— Сиенна… — мое имя было предупреждением. Его голос был устрашающим, и, вероятно, из-за такого тона ему все подчинялись.

Я не все.

— Кристиан, — огрызнулась я. Горечь в моем голосе была нейтрализована легкой икотой.

Кристиан, будучи Кристианом, уловил это.

— Сиенна. Если ты не скажешь мне, что довело тебя до такого состояния, тогда…

— Тогда что? — я прервала его. — Ты на другом конце света. И хотя считаешь себя всемогущим, даже ты не можешь за секунду перелететь через океан, — в моем голосе звучало обвинение.

Внезапно я почувствовала, что он нужен мне рядом, хотя за всю свою жизнь я никогда не нуждалась ни в ком. Никогда не чувствовала себя зависимой от человека, не говоря уже о мужчине. Это ужасно. Тем более, что я все еще планировала убрать его, чтобы он провел остаток своей жизни в тюрьме.

Если бы я добилась успеха, то Кристиана не было бы в моей жизни; я бы никогда его больше не увидела. Это и была моя цель. Но это также создало кислую пустоту в моем желудке, и непреодолимое чувство страха, нависшее над моим будущим.

— Верно, — сказал Кристиан после нескольких ударов моего сердца.

— Верно? — повторила я.

— Ты права. Я ничего не могу сделать из-за океана.

— Что это значит? — спросила я. Но разговаривала с тишиной.

Кристиан повесил трубку.

Большую часть своей жизни я старалась не превращаться в клише. По поводу воспитания, по поводу цвета волос, по поводу того, что родилась женщиной… Я упорно трудилась, чтобы бросить вызов этим клише. И по большей части мне это удалось.

И все же я была здесь, пью вино, ем импортный шоколад, слушаю дерьмовую музыку и размышляю о том, какой гребаный бардак я сотворила в своей жизни.

Из-за гремящей музыки я не слышала, как он вошел. Не заметила, что он наблюдает за мной. В течение долгого времени. Только когда он появился в поле зрения, я увидела его.

И когда увидела, я подпрыгнула, пролив вино на спортивные штаны, и нащупала пульт от стереосистемы, чтобы приглушить музыку.

Кристиан подошел ко мне, когда я встала, взволнованная. Его лицо было жестким, решительным.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, пытаясь расчесать волосы пальцами и проверить лицо, надеясь, что не испачкалась шоколадом. Хотя он видел меня голой, шлепал, наблюдал, как я сплю, Кристиан не видел меня неухоженной и… такой слабой.

Я ненавидела это. У меня не было никаких щитов. Я была беззащитна перед ним. Полностью.

— Почему ты так разговаривала по телефону? — потребовал он, не посмотрев на мой наряд или пятна от вина, а пристально глядя в глаза.

Я выпрямила спину, вздернув подбородок.