Мы пошли гулять и взяли с собой Томку.

Сунули его в портфель, чтобы он не устал.

Пришли к озеру, сели на берег и стали кидать камушки в воду — кто дальше бросит. А портфель с Томкой на траву положили. Вот он вылез из портфеля, увидал, как камушек плюхнулся в воду, и побежал.

Бежит Томка по песочку, косолапый, неуклюжий, ноги у него в песке так и заплетаются. Дошёл до воды, сунул лапы в воду и на нас оглядывается.

— Иди, Томка, иди — не бойся, не потонешь!

Полез Томка в воду. Сначала по животик зашёл, потом по шею, а потом и весь окунулся. Только хвост-обрубочек торчит наружу. Повозился, повозился да вдруг как выскочит — и давай кашлять, чихать, отфыркиваться. Видно, он дышать в воде вздумал — вода и попала ему в нос да в рот. Не достал камушка.

Тут мы взяли мячик и кинули его в озеро.

Томка любил играть с мячиком, — это была его любимая игрушка. Шлёпнулся мяч в воду, покрутился и остановился. Лежит на воде, как на гладком полу.

Узнал Томка свою любимую игрушку и не стерпел — побежал в воду. Бежит, повизгивает.

Но теперь носом в воду не суётся.

Шёл, шёл да так и поплыл. Доплыл до мячика, цап его в зубы — и обратно к нам.

Вот так и научился плавать.

Когда Томка был совсем ещё небольшим щенком, я взял его с собой на охоту.

Пускай приучается.

Вот ходим мы с ним. Томка за бабочками, за стрекозами гоняется. Кузнечиков ловит. На птиц лает. Только никого поймать не может. Все улетают. Бегал он, бегал — так уморился, что сунулся в кочку носом и заснул. Маленький ещё. А будить мне его жалко.

Прошло с полчаса. Прилетел шмель. Бунчит, летает над самым Томкиным ухом.

Проснулся Томка. Покрутился спросонья, поглядел: кто это такой спать мешает?

Шмеля он не заметил, а увидал корову и побежал к ней. А корова паслась далеко-далеко и, должно быть, показалась Томке совсем маленькой, не больше воробушка.

Бежит Томка корову загрызать, хвост кверху поднял — никогда он ещё коров не видал. Подбежал поближе, а корова уж не с воробушка — с кошку ростом кажется.

Тут Томка немного потише побежал, а корова уж не с кошку, а с козу выросла.

Страшно стало Томке. Он близко не подошёл и нюхает: что за зверь такой?

В это время шевельнулась корова — её, наверно, кто-то укусил.

И побежал от неё Томка!

С тех пор он и близко к коровам не подходит.

Когда Томка спит, он лает во сне, повизгивает, а иной раз и лапками шевелит, будто он бежит куда-то. Спрашивают у меня ребята:

— Почему это Томка лает? Ведь он же спит!

— Он сны видит, — отвечаю.

— А какие?

— Да, наверно, какие-нибудь свои, собачьи сны, — про охоту, про зверей, про птиц. Человеку таких снов не увидеть.

— Вот интересно-то! — говорят ребята. Обступили они Томку, глядят, как он спит.

А Томка спал, спал и залаял тоненьким голоском. Я и спрашиваю у ребят:

— Чего же это он во сне видит? Вам понятно?

— Понятно, — говорят ребята. — Это он зайчонка увидел небольшого.

Томка поспал ещё немного и лапками пошевелил.

— Вот, — говорят ребята, — это Томка побежал.

— За кем побежал?

— Да не за кем, а от козы. Он её увидел, а она бодается.

Тут Томка зарычал, залаял.

— Проснись! — закричали ребята. — Проснись, Томка! Ведь он тебя сейчас съест!

— Кто, — спрашиваю, — съест?

— Медведь! Томка с ним подраться хочет. Медведь-то вон какой страшный! Томке с ним не справиться.

Томка не любит, когда над ним смеются, — обидится, отвернётся.

А потом он научился делать вид, что не над ним смеются, а над кем-то другим.

Как-то заметил Томка курочку с цыплятами. Идёт поближе — хочет понюхать.

А курочка как закричит, как прыгнет на Томку — и поехала на нём.

Едет, клюёт Томку и кричит.

Так и слышно, как она выговаривает:

«Ах ты, такой-сякой, невоспитанный! Вот я тебя! Вот я тебя! Не смей к цыплятам подходить!»

Томка обиделся, но не захотел показаться смешным и сразу сделал вид, что никто его не клюёт, никто на него не кричит. И тогда курочка соскочила с него и вернулась к цыплятам.

Говорит Никита Томке: — Ну, Томка, сейчас я буду тебя лечить.

Надел Никита на себя халат из простыни, очки нацепил на нос и взял докторскую трубочку для выслушивания — дудку-игрушку. Потом вышел за дверь и постучался — это доктор пришёл. Потом утёрся полотенцем — это доктор вымыл руки.

Поклонился щенку Томке и говорит:

— Здравствуйте, молодой человек! Вы хвораете, я вижу. Что же у вас болит?

А Томка, конечно, ничего не отвечает, только хвостиком виляет — не умеет говорить.

— Ложитесь, молодой человек, — говорит доктор Никита, — я вас выслушаю.

Доктор повернул Томку кверху пузом, приставил к животу дудочку и слушает. А Томка хвать его за ухо!

— Ты что кусаешься! — закричал Никита. — Ведь я же доктор!

Рассердился доктор. Ухватил Томку за лапу и сунул под мышку градусник-карандаш.

А Томка не хочет измерять температуру. Барахтается. Тогда доктор говорит больному:

— Теперь вы откройте рот и скажите: а-а-а. И высуньте язык.

Хотел язык посмотреть. А Томка визжит и язык не высовывает.

— Я пропишу вам лекарство, — говорит доктор Никита, — и научу чистить зубы. Я вижу, что вы, молодой человек, неряха, не любите зубы чистить.

Взял Никита свою зубную щётку и стал чистить у Томки зубы.

А Томка как схватит щетку зубами! Вырвался у доктора из рук, утащил щётку и разгрыз её на мелкие кусочки.

— Ты глупый, Томка! — кричит Никита. — Ведь совсем не так играют!

Так и не научился Томка играть в больного.

Принесли охотники из лесу двух медвежат. Несли в шапке-ушанке. Мишки-то были маленькие: не то кутёнки, не то щенки.

Отдали Ивановне — её муж отыскал берлогу.

Принесли медвежат в избу, сунули под лавку, на тулуп. Тут им тепло и не дует.

Ивановна сама сделала соски. Взяла две бутылки, тёплого молочка налила и тряпками заткнула.

Вот и лежат мишки с бутылками. Спят, посасывают молоко, причмокивают и растут понемногу.

Сначала с тулупа не слезали, а потом и по избе стали ползать, ковылять, кататься — всё подальше да подальше.

Благополучно растут мишки, ничего себе.

Только раз медвежонок один чуть не помер с перепугу — кур принесли в избу. Мороз был на дворе такой, что вороны на лету замерзали; вот кур и принесли, чтоб от холода упрятать. А медвежиш-ко выкатился из-под лавки на них посмотреть. Тут петух на него и наскочил. И давай трепать. Да как трепал! И клювом бил, и шпорами.