Все, ребята, приехали. Мы уже в Палермо. Про красоты природы я вам потом расскажу, а сейчас я пойду сок пить. Свежевыжатый. Из сицилийских апельсинов. Апельсины сорок чентезимо килограмм. Один сок, пожалуйста. О, как он на меня посмотрел! А… это я его от футбола отвлекла… Гм, извините, а каноли у вас есть? Понимаете, мне сказали, что на Сицилии… каноли… или каноне… Или канетте? «Черт подери, канетта – это же косячок!» Что-то сладкое, называется… «Черт возьми, как же оно называется? Или это она? Оне?» Спасибо. Извините. А сдача? Опять не понимает! Ну и что мне теперь, в «Макдоналдс», что ли, идти?

В Италии вообще, по-моему, чем дальше от туристических троп – тем лучше. Про Катанью я вам наврала, конечно, там была масса интересных вещей: трогательный слоник на главной площади – символ города, горы апельсинов на каждом углу – примерно как в Москве арбузов в начале осени; мостовые, усыпанные конфетти – мы приехали на следующий день после карнавала; восхитительный кофе – гораздо вкуснее и дешевле, чем на севере Италии; огромный парк в центре города: дорожки, беседки, статуи, фонтаны, – и над всем этим царит Этна. Если бы не Этна, Катанью можно было бы упрекнуть в избыточности. Ну, знаете, немножечко как Софи Лорен – всего много: губ, глаз, волос, энергии. Под красотой мы все-таки привыкли понимать гармонию, а гармония, по-моему, тяготеет скорее к аскетизму, чем к избыточности. Сицилия похожа на ту красавицу, которая, собираясь на званый вечер, надевает на себя все, что у нее накопилось в шкатулках и гардеробе. В Сицилии красота переливается через край, нормальная реакция – зажмуриться и сказать: «Да пошли вы все, хочу в Летний сад!» Но если открыть глаза и поднять голову – увидишь огромную, вполнеба, Этну, дымок над ней, и как-то сразу делается не по себе… Не только потому, что начинаешь думать о недолговечности красоты, но и потому, что хочется думать об этом в другом каком-нибудь месте, подальше отсюда.

Подальше отсюда – Палермо. Еще один сундук с бабушкиными платьями и драгоценностями. Парча, кружево и вышивки валяются вперемешку со старыми платьями, побитыми молью шалями, разбитыми елочными игрушками и неизвестно чьими фотографиями. Про фотографии я едва успела подумать, как наткнулась на рынке между фруктами и хлебом на лотки со старыми карточками: люди в пенсне и люди в форме (что это за форма? кто эти люди?), бодрые физкультурники, гигантские велосипеды – чудеса, одним словом.

Будете в Палермо, бога ради, не останавливайтесь у этих карточек. Вообще лучше бы на рынке не останавливаться. Пройтись – милое дело. Но вот покупка…

Мы, например, остановились купить гигантские лимоны – cedri. В России мне такие никогда не попадались, но, оказывается, специальное русское название все-таки имеют – цитроны или цедраты. Мне больше нравится второе, потому что у них толстенная, мягкая и очень вкусная шкура (именно что цедра!). Мы решили купить три штуки: одну для себя, одну для Сильвии и одну для нонны. После получаса препирательств с продавцом купили десяток, как бы со скидкой, но цены-то нигде не написаны, цены назначаются произвольно в зависимости от внешнего вида покупателей, мы в данном случае были покупателями с Севера, а посему заплатили бездну денег, были за руку отведены в пекарню, где нам впарили еще и мешок хлеба. Овощник ради такого дела бросил свой лоток и сам руководил погрузкой хлеба в наши рюкзаки. При большом стечении народа. Заодно мы узнали, что у него дочь замужем за северянином, что он к нам как к родным, а то мы все боимся сицилийской мафии – верно? Родители его зятя специально приезжали узнавать, не мафиозная ли семья. Боялись! – добавляет он радостно. А что нас бояться? Мы вот честные негоцианты (их уже штук двадцать вокруг нас столпилось, честных), все у нас в открытую, пойдемте, я вас еще в рыбный ряд отведу. Вот, оливок еще возьмите. А ветчины? А апельсинов? Ну хоть специй купите!

Когда мы выбрались и отдышались, мы были навьючены как два осла (очень точная метафора в данном случае) и остаток дня провели не столько под синим небом Сицилии, сколько под своими рюкзаками.

Teatranti– так здесь зовут людей театра – были, напротив, очень сдержанны и деловиты. Шикарно одетый дядька оказался рабочим сцены, держался он очень сухо и официально, провел нас по театру, поразил меня знанием всех деталей, начиная от гримерок и заканчивая фонарями, удивленно и, как мне показалось, неприязненно на меня посмотрел, когда я восхитилась театром, но под конец отвел нас в кафе-кондитерскую, где угостил таким завтраком, какого я в жизни не едала.

За завтраком рассказал удивительную историю. Точнее, две. Одну о театре, который мы осматривали. Вся его строгая красота – результат пожара. Театр выгорел весь, осталась одна коробка, в нем уже начали играть потихоньку, но целиком никак не восстановят. Ну, говорю я, не беда, abbia pazienza, то бишь не все так сразу – надо иметь терпение. «Ага, – говорит он, – la abbiamo gia da vent’anni– у нас уже двадцать лет терпение вместо театра. Но это еще что! Вот театро Массимо – самый большой оперный театр в Италии – был закрыт на реконструкцию двадцать лет, так все служащие этого театра получали зарплату (все двадцать лет!), а вахтеры ухитрялись еще и сверхурочные получать. Вот это мафия!»

Про то, как я не попала на рождественскую мессу, я уже писала. И все же жить в самой католической стране и никогда не бывать на мессе – это просто культурное преступление. Но мой ненаглядный муж, учившийся в католической школе, хоть и умеет изящно становиться на одно колено, крестясь в церкви, зайти в нее может только из соображений эстетических (может быть, потому, что необходимо преклонять колена?). Однажды решив, что монахи все врали про ад и чистилище, он заодно исключил еще и всякую возможность рая, остановившись на коммунистическом варианте «в памяти людской». И все это из-за Джезу бамбино, который, по уверениям монахов, плакал, смотря на непослушных детей. Послушных же монахи подвергали самой страшной для итальянцев пытке – продолжительной молитве перед обедом, в то время как паста, которую, как известно, есть можно только горячей, ОСТЫВАЛА!!! Нет, господа, если вы не живете в Италии, то вы не поймете, что холодная паста, безусловно, входит в число смертных грехов и уж точно идет в списке раньше, чем «не возжелай жены ближнего своего». То есть к мессе мой ненаглядный не ходит. Ни за что! А тем более на Пасху. А мне так вот очень хотелось, особенно посмотреть на всю ту чрезмерную пышность и роскошь, против которой бунтовали протестанты. На всякий случай прямо перед пасхальной мессой я решила спросить знакомых, где будет служба получше – ну, в том смысле, что какой-нибудь хор особенный или органист известный. Какой, говорят, хор? Какой орган? Это, говорят, на концертах. А на мессе тогда что? Как «что»? Сначала читают текст из Евангелия, потом его объясняют, потом все вместе молятся. Ну это понятно, отвечаю я, а поют-то когда? А поют на концерте!

Ладно, думаю, пойду в наш приход. Во-первых, храм один из самых монументальных в Генуе; во-вторых, священник очень симпатичный – он к нам приходил дом благословлять (тоже чудеса в решете, если вдуматься: денег не вымогал, робко спрашивал, не будем ли мы возражать, если мы тут ортодоксы – это так православные по-итальянски называются: ortodossi), в-третьих, еcли будет скучно, можно фрески и скульптуры разглядывать – купол нашей приходской церкви Сан-Карло, бывшей когда-то монастырем Босых Кармелитов, расписывал один из основоположников стиля барокко Доменико Пароди, и статуя Мадонны здесь не просто статуя, а настоящая носовая фигура корабля.

Пришли и сразу потерялись в гигантском храме. Служба уже началась, а нам от входа до скамеечек надо было еще сделать перебежку в двадцать метров. Тихо. Никогда не пробовали делать тихую перебежку с пятилетним ребенком? Это очень смешно: они в этом возрасте, когда ходят на цыпочках, топочут, как слоны. А еще Петька каждые две секунды, как вождь краснокожих на тропе войны, оборачивался, грозил мне пальцем и шипел на всю церковь: «Тссс!» Благослови, Господь, чадолюбивых итальянцев! Добрались и сели без скандала.