Меня вывел из размышлений грохот распахнувшихся ворот. Подняв взгляд, я увидел, что Поли ждет, когда я въеду в ворота. Крупные капли барабанили по его дождевику. Поли по-прежнему был без головного убора. Я отомстил ему, в свою очередь заставив его ждать. Решение Даффи меня полностью устраивало. На Бека мне было по большому счету наплевать. Он меня нисколько не интересовал. Но я должен был найти Терезу. Я был полон решимости ее найти. Я должен был найти и Куинна. И я был полон решимости найти и его, что бы ни говорила Даффи. Этого пункта пересмотр плана не касался.

Я снова взглянул на Поли. Он молча ждал меня. Идиот. Он стоит под дождем, а я сижу в машине. Убрав ногу с тормоза, я плавно покатил вперед. Затем дал газу и поехал к дому.

Я поставил «сааб» в тот гараж, где он стоял, и вышел во дворик. Механик, как всегда, возился в третьем гараже. В пустом. Я не видел, чем он занят. Возможно, он просто прятался от дождя. Я пробежал к дому. Услышав писк металлодетектора, возвестивший о моем возвращении, Бек вошел на кухню. Указал на спортивную сумку. Она по-прежнему лежала на столе, в центре.

– Избавься от этого дерьма, – сказал Бек. – Выбрось в море.

– Хорошо.

Бек вышел в коридор, а я взял сумку и направился к черному входу. Скользнул к берегу моря вдоль стены внутреннего дворика. Спрятал свой сверток в тайник. «Мотовство до нужды доведет». К тому же, мне хотелось вернуть Даффи ее «глок». У нее бед хватает и без необходимости объяснять утерю служебного оружия. В правоохранительных органах к подобным проступкам относятся очень серьезно.

Затем я дошел до края гранитных плит и, размахнувшись, забросил сумку далеко в море. Она перевернулась в воздухе, и из нее вывалились туфли и устройство электронной почты. Маленькая черная коробочка плюхнулась в воду. И сразу же пошла ко дну. Левая туфля, упав первой, последовала за ней. Пустая сумка, спланировав парашютом, плавно опустилась на волны, наполнилась водой и медленно скрылась. Правая туфля какое-то время плавала на поверхности подобно маленькой черной лодочке. Качаясь на волнах, взлетая на гребень и падая вниз, словно ей неудержимо хотелось уплыть на восток. Наконец она начала крениться набок. Продержавшись на плаву еще секунд десять, туфля наполнилась водой и исчезла с поверхности.

В доме все было тихо. Кухарка куда-то пропала. Ричард сидел в гостиной и, уставившись в окно, ел бутерброд, который, наверное, сам приготовил себе. Элизабет была у себя в салоне и снова боролась с «Доктором Живаго». Самого Бека нигде не было видно. Методом исключения я пришел к выводу, что он, вероятно, находится в своем логове, сидит в кресле, обитом красной кожей, и разглядывает коллекцию оружия. Везде было очень тихо. Я ничего не понимал. Даффи сказала, что Бек получил пять контейнеров; сам Бек говорил, что грядут напряженные выходные, но никто ничего не делал.

Я поднялся в комнату Дьюка. Я еще не начал думать о ней как о своей собственной комнате. Я надеялся, что никогда не начну. Попытался схватить мысль, бродившую на задворках моего сознания. «Это так просто, – сказал бы Леон Гарбер. – Работай с уликами. Перебери все увиденное, все услышанное». И я принялся перебирать все что видел и все что слышал. Но мысли мои неизменно возвращались к Доминик Коль.

В пятый раз мы встретились, когда она отвезла меня в Абердин, штат Мериленд, в своем оливково-зеленом «шевроле». Я начинал думать о том, что решение отдать настоящие чертежи было ошибочным. Риск был огромный. Обычно это меня не беспокоит, но сейчас я был раздосадован отсутствием прогресса. Коль установила место передачи информации, установила способ, установила, где и как Горовский сообщал о том, что принес очередную порцию документов. Но ей никак не удавалось засечь, как связник забирает эти документы. Она до сих пор не знала, кто этот связной.

Абердин – это маленькое местечко милях в двадцати к северо-востоку от Балтимора. Метод Горовского состоял в том, чтобы съездить в воскресенье в Балтимор и заглянуть в район Внутреннего порта. Тогда там как раз полным ходом шли реставрационные работы, но широкая публика еще не успела прознать об этом, и народу там пока что было еще очень мало. У Горовского был АЛС. Двухлетняя «Мазда миата» ярко-красного цвета. Самая подходящая машина. Не новая, но и не дешевая, потому что в свое время она пользовалась огромной популярностью, и цены с тех пор упали незначительно. Машина была двухместная, что вызывало удивление, так как у Горовского было две дочери. Значит, у него есть еще одна машина. Мы выяснили, что жену его никак нельзя назвать богатой. В другой ситуации меня бы это встревожило, но Горовский был инженер. То есть его выбор был вполне естественным. Горовский не курил и не пил. Почему бы ему не откладывать каждый лишний доллар, чтобы порадовать себя заднеприводной конфеткой с ручной коробкой передач?

В то воскресенье, когда мы поехали следом за ним, Горовский оставил машину на стоянке у причала и уселся на скамейке на набережной. Это был коренастый мужчина с пышной шевелюрой. Широкоплечий, но невысокий. Горовский захватил с собой воскресную газету. Сначала он какое-то время смотрел на яхты. Затем закрыл глаза и поднял лицо к небу. Погода все еще держалась прекрасная. Горовский просидел так минут пять, просто впитывая солнце, словно ящерица. Затем открыл глаза, развернул газету и начал читать.

– Это уже пятый раз, – шепнула мне Коль. – И третья поездка с тех пор, как были закончены работы с оболочкой.

– Пока что все как всегда? – спросил я.

– Абсолютно.

Горовский был занят газетой минут двадцать. Я видел, что он действительно ее читает. Он внимательно изучил все разделы кроме спорта, что показалось мне несколько странным для болельщика «Янкиз». Впрочем, я решил, что болельщику «Янкиз» вряд ли приятно читать о том, как его команду втоптали в грязь «Ориолз».

– Сейчас начнется, – вдруг шепнула мне Коль.

Оглянувшись по сторонам, Горовский вытряхнул из газеты большой пухлый конверт. Дернул левой рукой вверх и наружу, загибая газетную страницу, на которой остановился. И отвлекая внимание тех, кто мог за ним наблюдать, потому что при этом движении конверт упал в мусорный бак, стоявший рядом со скамейкой.

– Очень аккуратно, – заметил я.

– Это точно, – согласилась Коль. – Этот мальчик знает свое дело.

Я кивнул. Горовский держался великолепно. Он встал со скамейки не сразу. Посидел еще минут десять, читая. Наконец не спеша аккуратно сложил газету, встал, подошел к парапету и принялся снова смотреть на яхты. Затем развернулся и направился к машине, держа газету под мышкой.

– А теперь смотри! – воскликнула Коль.

Я увидел, как Горовский достал правой рукой из кармана брюк кусочек мела. Прошел вплотную к фонарному столбу и оставил на нем белую полоску. Уже пятую. Пять недель, пять полосок. Первые четыре уже в разной степени побледнели от времени, соответственно прошедшему сроку. Я проследил в бинокль, как Горовский прошел на стоянку, сел в свою машину и медленно выехал на дорогу. Затем я обернулся и снова сосредоточил внимание на мусорном баке.

– И что будет дальше? – спросил я.

– Совершенно ничего. Я уже дважды наблюдала за этим. Два целых воскресенья. Сюда никто не придет. Ни сейчас, ни ночью.

– Когда из бака заберут мусор?

– Завтра рано утром.

– Быть может, мусорщик является посредником.

Коль покачала головой.

– Я проверяла. Мусоровоз спрессовывает в своем кузове все в один плотный кусок и уезжает прямо на мусороперерабатывающий завод.

– Значит, наши секретные чертежи сгорают на муниципальной помойке?

– Что ж, это достаточно безопасно.

– Быть может, в разгар ночи одна из яхт скрытно подходит к берегу.

– Тогда на ее борту должен находиться человек-невидимка.

– В таком случае, возможно, никого нет, – предположил я. – Возможно, все было обговорено заранее, но связного взяли на чем-то другом. Или он что-то заподозрил и смылся отсюда. Или заболел и умер. Быть может, схема не работает.