– Я покажу, – ответил я.

Я прошел через в офис в кабинет. Оттуда в кабинку на складе. Компьютер Энджела Долла по-прежнему стоял на столе. Из стула по-прежнему сыпалась труха. Отыскав нужный выключатель, я зажег свет на складе. Через стеклянную стену было видно все помещение. Там по-прежнему стояли ряды свернутых ковров. И погрузчик. Но в центре высились пять стопок уложенных друг на друга ящиков. Разделенных на две группы. Дальше от ворот три пирамиды видавших виды деревянных ящиков с надписями, выведенными незнакомыми буквами, в основном кириллицей, поверх которой шла справа налево арабская вязь. Я предположил, что это импортная поставка, полученная «Большим базаром». У самых ворот стояли две пирамиды аккуратных ящиков, подписанных по-английски: «Моссберг. Коннектикут». А это, судя по всему, предназначенная к отправке партия товара компании «Ксавье экспорт». Импорт-экспорт, бартер в чистом виде. «Честный обмен не является воровством», – как сказал бы Леон Гарбер.

– Партия не такая уж большая, да? – спросила Даффи. – Я хочу сказать, всего пять стопок ящиков. И это на сто сорок тысяч долларов? Я полагала, на эти деньги можно купить черте чего.

– Я считаю, партия крупная, – возразил я. – Не столько в количественном отношении, сколько в качественном.

– Давайте взглянем, – предложил Виллалуэва.

Пройдя на склад, мы с ним опустили на пол верхний ящик «Моссберга». Ящик оказался тяжелым. От моей левой руки по-прежнему было мало толка. И у меня все еще болела грудь. По сравнению с этим разбитая губа казалась пустяком.

Виллануэва нашел на верстаке молоток с гвоздодером. Выдернул с его помощью гвозди из крышки ящика. Поднял крышку и положил ее на пол. Ящик был заполнен пенопластовыми шариками. Погрузив в них руку, я вытащил ружье, завернутое в промасленную бумагу. Разорвал бумагу. Это была модель М500, «Убедительный довод». Без приклада. Только пистолетная рукоятка. Двенадцатый калибр, ствол длиной восемнадцать с половиной дюймов, трехдюймовый патронник, магазин на шесть патронов, вороненая сталь, ложе из черной пластмассы, без прицела. Я передернул затвор. Он скользнул легко, словно шелк по коже. Я нажал на спусковой крючок. Курок щелкнул, словно затвор дорогого фотоаппарата.

– Патронов нигде нет? – спросил я.

– Вот они, – откликнулся Виллануэва.

У него в руках была коробка патронов «Бреннеке». На полу лежала открытая упаковка с десятками таких же коробок. Разорвав две коробки, я вставил шесть патронов в магазин, передернул затвор, досылая один из них в ствол, и вставил седьмой патрон. Затем поставил ружье на предохранитель, поскольку «Бреннеке» заряжены не мелкой дробью. Тяжелая пуля в латунной оболочке весом в целую унцию вылетит из ствола «Убедительного довода» со скоростью почти тысяча сто миль в час. Она пробьет в стене из шлакоблоков дыру, в которую может пролезть взрослый человек. Положив ружье на стол, я достал из ящика другое и развернул его. Зарядил, поставил на предохранитель и положил рядом с первым. Перехватил недоуменный взгляд Даффи.

– Именно для этого они и предназначены, – объяснил я. – От незаряженного оружия нет никакого толка.

Убрав пустые коробки из-под патронов в упаковку, я закрыл крышку. Виллануэва разглядывал ящики «Большого базара», сверяясь с какими-то бумагами.

– Как по-вашему, это похоже на ковры? – спросил он.

– Не совсем, – сказал я.

– А вот у таможни не возникло никаких вопросов. Некий Тейлор поставил свою подпись под декларацией, в которой эти ящики объявляются коврами ручной работы из Ливии.

– Это будет очень кстати, – сказал я. – Передайте этого Тейлора БАТО. Пусть проверят его банковские счета. Надеюсь, после этого к вам будут относиться радушнее.

– А что все-таки внутри? – спросила Даффи. – Что такого могут делать в Ливии?

– Ничего, – ответил я. – Там только выращивают финики.

– Это все произведено в России, – сказал Виллануэва. – После чего дважды побывало в Одессе. Было экспортировано в Ливию, вернулось назад и снова отправилось на экспорт. В обмен на две сотни «Убедительных доводов». Похоже, кто-то хочет выглядеть крутым на улицах Триполи.

– А в России этого добра навалом, – заметила Даффи.

Я кивнул.

– Давайте все же взглянем, что это такое.

Всего в трех стопках стояло девять ящиков. Я снял верхний из ближайшей ко мне, и Виллануэва засуетился с гвоздодером. Когда он снял крышку, я увидел ряд АК-74, уложенных в деревянные гнезда. Обыкновенные автоматы Калашникова, к тому же бывшие в употреблении. Чертовская скукотища; красная цена – двести долларов за штуку, в зависимости от того, где ими торговать. Товар совсем не модный. Я никак не мог себе представить, что ребята из Коннектикута в пиджаках от «Норт фейс» променяют свои новенькие «Хеклер и Кохи» на это старье.

Второй ящик был меньше. В нем среди деревянной стружки лежали укороченные автоматы АКСУ-74. Производные АК-74. Оружие действенное, но грубоватое. Эти автоматы, хотя и не новые, были в хорошем состоянии. Однако, опять же, ничего интересного. Есть не меньше полдюжины эквивалентов западного производства. Спецы НАТО спокойно спят ночью, не тревожась по поводу этих автоматов.

В третьем ящике лежали девятимиллиметровые пистолеты Макарова. В основном старые, поцарапанные. Очень примитивная и грубая конструкция, содранная с древнего «вальтера». Советская армия всегда была невысокого мнения о пистолетах, считая их немногим лучше рогаток.

– Здесь полный мусор, – сказал я. – Единственное применение ему – переплавить на якоря.

Перейдя к следующей стопке, мы в первом же ящике обнаружили кое-что поинтереснее. Это были бесшумные снайперские винтовки «вал». Секретное оружие до 1994 года, когда одна винтовка попала в Пентагон. Черные, метал и пластмасса, складывающиеся приклады. Используют специальные девятимиллиметровые дозвуковые боеприпасы. Испытания показали, пуля без труда пробивает на расстоянии пятьсот ярдов любые бронежилеты. Я вспомнил, что в свое время это вызвало большую озабоченность. Всего в ящике лежало двенадцать винтовок. Еще двенадцать в следующем. Это было добротное, качественное оружие. Такое подойдет ребятам в костюмах от «Норт фейс».

– Сколько это стоит? – спросил Виллануэва.

Я пожал плечами.

– Трудно сказать. Полагаю, все зависит от того, что за человек собирается их купить. Скажем так: новый «вайме» или ЗИГ, приблизительный эквивалент, стоят в США больше пяти тысяч.

– То есть стоимость только этих двух ящиков около ста двадцати тысяч.

Я кивнул.

– Оружие серьезное. Однако в Лос-Анджелесе ему трудно найти достойное применение. Так что, думаю, заплатили за него гораздо меньше.

– Нам пора уходить, – сказала Даффи.

Я подошел к стеклянной кабинке и выглянул в окно на улицу.

Вечерело, однако несмотря на пасмурную погоду было еще светло.

– Сейчас, – сказал я.

Виллануэва вскрыл последний ящик во второй стопке.

– Черт побери, а это еще что такое? – недоуменно воскликнул он.

Я подошел к нему. Увидел в куче опилок тонкую черную трубу с короткой деревянной накладкой, призванной служить плечевым упором. Из дула торчала наготове раздувшаяся головка гранаты. Я не мог поверить своим глазам.

– Это РПГ-7, – наконец сказал я. – По-русски «реактивный противотанковый гранатомет». Оружие пехотинца, из него стреляют с плеча. Но только на самом деле он стреляет не гранатой, а реактивным снарядом.

– Что-то вроде подкалиберного снаряда? – спросила Даффи.

– Не совсем. Боеголовка начинена взрывчаткой.

– И из этой штуковины можно подбить танк?

– Для этого она и предназначается.

– В таком случае, кто будет покупать их у Бека?

– Не знаю.

– Наркоторговцы?

– Возможно. Из такого гранатомета можно поразить здание. Или бронированный лимузин. Если у конкурента бронированный БМВ с пуленепробиваемыми стеклами, эта штука очень пригодится.

– А может быть, террористы, – предположила Даффи.

Я кивнул.