Все громко рассмеялись — за исключением Джей Си, который, по обыкновению, пялился в небо, а Бац-Бац сказала:

— Это тебе не гребаная брехня, адвокат. — При этом в глубине ее голубых глаз сверкнул порочный огонек. Вот вам и Бац-Бац — стопроцентная американская нимфоманка! Бац-Бац с округлым детским личиком, нежными губками и полными грудками. Бац-Бац!

Индейца соплеменники звали Бегущим Оленем. Кроме него, здесь была еще женщина с огромными, как у самой матери-земли, грудями по прозвищу Белая Скво, которая выглядела намного плотнее и тяжелее всех остальных. Только эти двое старались подражать краснокожим. Похоже, каждый здесь варился в собственном соку, не обращая внимания на остальных — кроме Сорона. Все они заглядывали ему в рот; нетрудно было заметить, что он пользовался среди них большим влиянием.

Широкоплечего парня с длинными спутанными волосами и мохнатой грудью звали Крот. Он не носил очков, а не мешало бы — даже на расстоянии было заметно, что ему давно пора помыться: может, он так и не заметил, что здесь по соседству протекает река?

Я выразил удовольствие нашим знакомством, но заметил, что когда обитатели племени отвечали: “Приятно познакомиться” и тому подобное, в их глазах мелькала издевка, они как бы говорили: “К нам прибыл важный тип с большими деньгами, так почему бы не доставить ему удовольствие и не послушать, что он имеет сказать”. Все, кроме Бац-Бац. Судя по ее глазам, она думала совсем о другом.

— Найдите Кальвин, — небрежно, словно это и не было приказанием, велел Сорон.

На поиски тут же отправился Крот, но не прошло и двух минут, как Белая Скво грубо обронила:

— Вот она, явилась, возлюбленная Господня.

Сорон ожег Скво взглядом, и та поспешила отвести глаза.

Через поляну к нам приближалась девушка в прозрачном платье, разрисованном какими-то мистическими узорами, коричневыми и зелеными. Просвечивающаяся на солнце ткань не скрывала совершенную форму ее стройных ног, ритмичное покачивание подвижных, округлых бедер, плавно переходящих в такую тонкую талию, что дух захватывало. Я так погрузился в созерцание грациозного движения ее тела и почти не колыхавшихся при ходьбе маленьких грудей с темными сосками, натянувшими тонкую ткань, что даже не обратил внимания на то, что под платьем больше ничего не было надето.

Это была Сандра Стилвелл по прозвищу Кальвин, которая оказалась еще красивей, чем на фотографии. Густые золотисто-рыжие волосы девушки ниспадали до пояса, развеваясь при каждом движении, а необычайно белая кожа была покрыта россыпью мелких веснушек.

— Кальвин, этот человек утверждает, что должен передать тебе какие-то деньги, — нараспев произнес Сорон.

Кальвин ничего не ответила, продолжая приближаться. Только теперь я обратил внимание на тощего прыщавого юношу с жидкой бородкой, тащившегося позади нее; он выглядел смущенным и явно обескураженным.

Сорон насмешливо посмотрел на него.

— А это Окифиноки. Скорее гость, чем член племени, но, возможно, он останется с нами. Мы еще окончательно не решили, поскольку иногда он совсем не вписывается в общую картину. Как, например, теперь, когда пытается добиться благосклонности Кальвин, хотя ему хорошо известно, что ее не интересуют любовные утехи.

— Знаешь, а ты прав насчет дурных вибраций, — сказал я. — Я их тоже почувствовал — они исходят от одного неприятного типа, который постоянно тычет людям в больные места. Прямо как те фараоны, которые ловят кайф, допрашивая умников, разряженных вроде тебя.

Сорон перевел на меня свой властный взгляд, и я почувствовал, как все вокруг словно затрепетало. В воздухе повисло напряжение, и я забеспокоился, не вздумает ли Сорон — а значит, и все остальные — наброситься на меня.

— Итак, адвокат, ты считаешь, что мы всего лишь играем в какую-то игру? — спросил он уверенным, сдержанным тоном.

— Тот, кто устанавливает правила, может называть это как ему заблагорассудится.

— Ты сам точно такой же игрок. — Ткнув пальцем в мою сторону, Сорон обвел глазами собравшихся. Многие одобрительно закивали. — Вот ты явился сюда — сильный, умный, уверенный в себе. Но все, что тебе известно на самом деле, — так это правила твоей собственной — и весьма ограниченной — игры.

— Ну, это уже казуистика, — холодно возразил я. — Ты актер, но мне доводилось и раньше видеть похожие представления. К тому же меня всегда утомляли любительские спектакли.

— Каждая твоя сентенция — не более чем игра слов, призванная доказать, что я не знаю того, что знаешь ты. Но тебе доступен лишь твой ограниченный мирок, приятель. И он очень узок. К тому же у тебя нет монополии на знания.

— Монополия — это самая грандиозная игра, изобретенная системой тупоголовых, — хихикнул Крот.

— Точно! — тут же поддакнули остальные. Сорон едва заметно улыбнулся и неожиданно перевел глаза на Кальвин, которая начала говорить.

— Я не знаю, откуда у тебя взялись деньги для меня, — произнесла она высокомерно. — Но тебе лучше поскорее убраться отсюда. Они мне не нужны.

Глаза Сорона стали жесткими, но улыбка по-прежнему не сходила с лица — и это сбивало с толку. Однако за этими глазами я почувствовал холодную расчетливость.

— Я бы хотел поговорить с тобой наедине, — как можно терпеливее произнес я. — Я все тебе объясню. И если у тебя возникнут сомнения насчет того, что делать с деньгами, я могу помочь.

— Ты можешь объяснить мне все прямо здесь, мистер Адвокат, — холодно ответила девушка. — Мы все — одно целое, одно племя, один разум. Поэтому все, что ты собирался сказать мне, должны услышать и они.

Я посмотрел на Сорона. Он больше не улыбался и пристально смотрел на Кальвин. Я подумал — быть может, он пытался внушить ей какую-то мысль и, кажется, не очень-то обрадовался ее ответу.

Но Кальвин, видимо, не замечала его взгляда. Она смотрела на меня надменно и презрительно, как могут смотреть только девятнадцатилетние бунтари.

Мне ничего не оставалось, кроме как попытаться поговорить с ней наедине попозже. А сейчас я мог сообщить лишь общее положение дел, а также выяснить, что она намерена делать.

— Деньги завещал тебе брат твоего деда. Ты никогда не встречалась с ним, да и ему было знакомо лишь твое имя. И тем не менее он распорядился поделить свое состояние между самыми молодыми из его дальних родственников. Как он выразился, чтобы “обеспечить им счастливое будущее”. Твоя часть — это где-то около двадцати тысяч долларов — будет находиться под опекой два года, пока тебе не исполнится двадцать один, однако оговорено, что ты можешь ежемесячно получать проценты в виде некоторой суммы денег. Что ты на это скажешь?

— Я уже сказала. — Она посмотрела на меня без малейшей заинтересованности. — Мне не нужны деньги. Я больше не нуждаюсь в обществе, в котором все основано" на деньгах. Я живу здесь совершенно другим, более возвышенным, и порвала все связи с коррумпированной системой, лишенной каких-либо духовных ценностей. Деньги только испортят то, чего я достигла.

Глаза Кальвин были холодными и отрешенными, но я чувствовал, что смог бы заставить ее передумать — только бы мне удалось вырвать ее из компании шизанутых дружков. Меня больше всего беспокоил Сорон, который, руководствуясь собственными соображениями, мог повлиять на решение Кальвин. А этот парень отлично осознавал, как недешево стоит прокормить душу. Итак, первое, что мне предстояло сделать, — это переубедить ее насчет Сорона.

Пока я стоял, раздумывая, как тяжело заставить человека изменить свое мнение и, черт меня подери, браться за труд профессионального переоценщика ценностей, как внезапно все остальные повернулись и уставились на окружающий лес. Именно оттуда выскочил совершенно ополоумевший бородатый хиппи с длинными патлами и вытаращенными глазами, похожий одновременно на снежного дикаря и тронувшегося умом индусского гуру, который истошно орал:

— Копы! Копы! Копы!..

Это всех привело в смятение. Несколько полуобнаженных дикарей рвануло к палаткам, остальные бросились под прикрытие деревьев.