«Знаете, что сказал глава иранской армии одному из наших людей? Он сказал, что армия сейчас в хорошей форме благодаря американской помощи, что сейчас она способна справиться с гражданским населением. Эта армия не собирается воевать с русскими. Она собирается воевать с иранским народом» [47].

Где сила могла не сработать, ЦРУ обращалось к самому надежному оружию – деньгам. Чтобы обеспечить поддержку шаху или, по крайней мере, устранить недовольство, ЦРУ начало платить иранским религиозным лидерам – этой всегда капризной компании. Выплаты аятоллам и муллам начались в 1953 году и продолжались регулярно до 1977 года, когда президент Картер внезапно прекратил их. Один «информированный источник в разведке» оценил эти выплаты примерно в 400 миллионов долларов ежегодно; другие считают эту цифру слишком большой, что возможно. Прекращение выплат святым людям считается одной из причин, предопределивших начало конца «падишаха всех шахов» [48].

10. Гватемала, 1953–1954

Пока мир наблюдал

Старый вопрос – к кому вы обратитесь за помощью, если на вас напала полиция?

К кому обратится бедная банановая республика, если армия ЦРУ продвигается по ее территории и ее самолеты бомбят страну с воздуха?

Руководители Гватемалы перепробовали все средства – ООН, Организацию американских государств, другие страны, каждую по отдельности, мировую прессу, даже пытались обратиться к самим США в отчаянной надежде, что все это – большое недоразумение и что в конце концов разум победит.

Ничего не помогло. Дуайт Эйзенхауэр, Джон Фостер Даллес и Аллен Даллес решили, что законно избранное правительство Хакобо Арбенса (Jacobo Arbenz) – «коммунистическое», поэтому оно должно уйти. И ему пришлось уйти в июне 1954 года.

В самом разгаре американской подготовки к свержению правительства Гватемалы министр иностранных дел страны Гильермо Торьелло (Guillermo Toriello) сокрушался, что США рассматривают «как «коммунистическое» любое проявление самоопределения или экономической независимости-, любое Стремление к социальному прогрессу, любую интеллектуальную любознательность, любую заинтересованность в прогрессивных либеральных реформах» [1].

Торьелло был близок к истине. Но вашингтонские официальные лица достаточно хорошо чувствовали реальность и общественное мнение, чтобы понимать неуместность любых открытых высказываний против самоопределения, независимости или реформ. Именно поэтому госсекретарь Даллес заявил, что гватемальцы живут при «коммунистической разновидности терроризма» [2]. Президент Эйзенхауэр предупредил о «коммунистической диктатуре», создающей «аванпост на континенте для подрыва всех американских наций» [3]. Американский посол в Гватемале Джон Перифуа (John Peurifoy) заявлял: «Мы не можем допустить, чтобы советская республика возникла между Техасом и Панамским каналом» [4]. Другие предупреждали, что Гватемала может стать базой, с которой Советский Союз захватит канал… Сенатор Маргарет Чэйс Смит (Margaret Chase Smith) недвусмысленно намекала, что «неоправданный рост цен на кофе», импортируемый из Гватемалы, вызван коммунистическим контролем над страной, и призвала провести расследование [5]. И пошло-поехало.

Советский Союз можно было бы простить, если он каким-то образом был сбит с толку этой риторикой. СССР не проявлял интереса к Гватемале, не оказывал этой стране никакой военной помощи, даже не поддерживал дипломатических отношений с ней и, следовательно, не имел необходимого в таких случаях посольства, из которого можно было бы плести нечестивые интриги. В этот период расцвета маккартистской «логики», несомненно, находились американцы, которые говорили: «Это все для того, чтобы обмануть нас еще больше!».

За исключением одного случая, страны Восточной Европы имели так же мало отношения к Гватемале, как и Советский Союз. За месяц до переворота, то есть спустя долгое время с начала его подготовки Вашингтоном, Чехословакия продала за наличные деньги Гватемале единственную партию оружия – что чехи сделали бы, без сомнения, в отношении любой другой страны, желающей заплатить наличными. К тому же оружие было, по словам «Нью-Йорк таймс», «ненужным военным хламом». Журнал «Тайм» отнесся с пренебрежением к выводам газеты и процитировал американских военных, которые дали поставленному оружию более высокую оценку. Возможно, ни «Тайм», ни американские военные не могли представить, что один член «международного коммунистического заговора» может послать другому его члену некачественное оружие [6].

Американская пропагандистская мельница много намолола из этой оружейной сделки. Гораздо меньше освещался тот факт, что Гватемала была вынуждена искать оружие в Чехословакии: потому что с 1948 года США отказались продавать ей какое-либо вооружение из-за реформистского правительства страны и давили на другие страны, чтобы они делали то же самое, несмотря на многократные просьбы Арбенса снять эмбарго [7].

Как и у Советского Союза, у Арбенса были причины удивляться американским санкциям. Гватемальский президент, вступивший в должность в марте 1951 года и выигравший выборы с большим перевесом, не имел особых контактов или духовных/идеологических связей с Советским Союзом и другими государствами коммунистического блока. Хотя американские политики и пресса, напрямую и косвенно, часто вешали на Арбенса ярлык коммуниста, в Вашингтоне были те, кто отлично понимал ситуацию, по крайней мере в менее пристрастные свои моменты. При Арбенсе позиция Гватемалы в ООН была так близка к позиции США по вопросам «советского империализма», что группа Госдепа, занятая планированием свержения Арбенса, пришла к выводу, что пропаганда, касающаяся итогов голосования Гватемалы в ООН, «будет не особо полезной в этом случае» [8]. Аналитическая записка Госдепа сообщала, что президент Гватемалы получал поддержку «не только со стороны руководимых коммунистами профсоюзов и радикального крыла интеллигенции, но также от многих антикоммунистических националистов в городах» [9].

Тем не менее Вашингтон неоднократно и твердо выражал свое недовольство присутствием коммунистов в правительстве Гватемалы и их активным участием в политической жизни страны. Арбенс утверждал, что такова настоящая демократия, однако Вашингтон продолжал настаивать на том, что Арбенс слишком терпим к таким людям, – не потому что они совершили что-то, что могло угрожать интересам США или западной цивилизации, а просто потому, что они принадлежали к породе коммунистов, хорошо известной своей бесконечной способностью к вероломству. Посол Перифуа – дипломат, чей костюм мог быть элегантен, но чьи подходы были вполне дикими, – предупреждал Арбенса, что отношения США и Гватемалы будут натянутыми до тех пор, пока хотя бы один коммунист останется на государственном довольствии [10].

Центральной частью программы Арбенса была аграрная реформа. Ее необходимость была ясно выражена типичной статистикой отсталой страны, близкой к кризису: в аграрной стране 2,2 процента землевладельцев обладали 70 процентами всей пахотной земли; ежегодный доход сельскохозяйственного рабочего составлял 87 долларов. До революции 1944 года, которая свергла диктатуру Убико (Ubico), «солдаты связывали рабочих вместе и доставляли их на фермы в долинах, чтобы отдать в долговое рабство землевладельцам» [11].

Экспроприация больших участков необрабатываемой земли, которую распределили примерно 100 тысячам безземельных крестьян, укрепление прав рабочих профсоюзов и другие социальные реформы были причинами, по которым Арбенс ожидаемо завоевал поддержку коммунистов и других левых. Когда Арбенса критиковали за то, что он принимал поддержку коммунистов, он призывал своих оппонентов доказывать свою лояльность поддержкой его реформ. Но они отвергали это, и становилось ясно, откуда ветер дует [12].

Созданная коммунистами Трудовая партия Гватемалы, получила четыре места в конгрессе и была самой малочисленной фракцией правящей коалиции Арбенса, которая располагала 51 местом в законодательном собрании созыва 1953–1954 годов [13]. У коммунистов было несколько постов в министерствах, но никто из них никогда не достиг уровня министра; коммунисты работали в бюрократическом аппарате, особенно в органах, занимавшихся земельной реформой [14].