– Евгений Александрович, да проснитесь же, – не оставлял своих попыток разбудить помещика Бушков.
– Что вам нужно? – одними губами проговорил, просыпаясь, Евгений Александрович.
Бушков радостно улыбнулся.
– Вспомните, может, вы хоть слово слышали, когда Сонечка и этот мерзавец разговаривали ночью на веранде? – просил князь.
Мохов медленно открыл глаза и окинул карету туманным взглядом, как будто еще не совсем понимая, где он находится.
– Какой мерзавец? – наконец, спросил он.
– Алексей, Алексей Долинский, – пояснил Артемий Валерьевич.
– Ах, да, извините, – Мохов протер глаза. – К сожалению, я мало что слышал. Хотя, погодите, кажется, Долинский уговаривал Софью Федоровну уехать, но она отказывалась. А может быть, и не уехать, я не уверен в этом. Слышал только слова о том, что нужно убираться немедленно. Кажется, Долинский просил Софью Федоровну согласиться на путешествие. Не мучьте меня больше, – помещик со страданием на лице посмотрел на Бушкова. – Больше я ничего не могу вспомнить.
У меня остались очень смутные воспоминания о той ночи, только помню хлыст и невыносимую боль.
Бушков откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
– Он увез ее, – обреченно проговорил князь.
– Может быть, еще нет, – попробовала я его успокоить.
– В любом случае мы не успеем. Стоим здесь посреди дороги. Где же Степана носит? – Бушков выглянул в окошко, а затем снова откинулся на спинку.
Несколько минут он сидел молча, на лице его при этом появилось очень сосредоточенное выражение. Мне показалось, что князь тщетно пытается придумать какой-нибудь выход из сложившейся ситуации. Он то и дело с улыбкой озарения на лице поднимал палец вверх, но потом вдруг мрачнел и снова уходил в себя.
– Катерина Алексеевна, а может быть, мы сами поскачем в Вокресенское, тут верст двадцать до него, не больше? Часа два – и мы будем на месте.
Что уж тут говорить. Видно, ничего умнее молодому человеку в голову так и не пришло.
– Да в своем ли вы уме, Артемий Валерьевич? – изумилась я.
– В вашем состоянии нельзя скакать верхом.
– Перестаньте твердить о моем состоянии, – разозлился Бушков. – Сами подумайте, если мы будем медлить, то Долинский увезет Соню, и я потеряю единственного дорогого мне человека на всем свете, а гнусный убийца останется безнаказанным. Вы этого хотите?
– Он прав, Катенька, – неожиданно вмешалась в разговор до сих пор молчавшая Шурочка. – У нас осталась еще одна лошадь, и вы можете скакать на ней.
– А как же ты и Евгений Александрович? – я посмотрела на Мохова.
– Не волнуйтесь, Катерина Алексеевна, мы дождемся вашего кучера с подмогой и отправимся за вами, – успокоил меня помещик. – Езжайте.
Мохов говорил настолько уверенным и спокойным тоном, что я неожиданно для самой себя поверила ему и согласилась с его предложением.
– Тогда не будем медлить ни минуты. В путь, – скомандовал обрадованный Артемий Валерьевич.
Я и Артемий Валерьевич выбрались из кареты. Благо дождь уже почти кончился, а кое-где сквозь рваные облака начинали проблескивать бледные солнечные лучи. Бушков помог мне распрячь лошадь, и уже через несколько минут, взобравшись на нее, мы пустились в путь. Естественно, я сидела спереди, так что молодому князю приходилось держаться за меня, чтобы не выпасть из седла. Довольно забавная это была картинка. Если бы в тот момент меня увидели светские дамы моего круга, они бы непременно попадали в обмороки. Однако тем дамам никогда и не довелось испытать того, что выпало на мою долю, поэтому вряд ли они поняли бы меня. Но другого выхода у нас не было, как вдвоем на одной лошади добираться до Воскресенского.
Погода начала благоволить нам, солнце все чаще и чаще выглядывало из-за туч. Слава богу, ничего непредвиденного по пути не случилось, и уже через полтора часа стремительной скачки показались крестьянские домики Воскресенского. Мы свернули на дорогу, ведущую к барскому дому.
Вскоре в конце аллеи показался и дом семейства Долинских.
– Катерина Алексеевна, посмотрите, там карета во дворе! – прокричал мне Бушков. – Я даже отсюда ее вижу.
Я и сама успела разглядеть дорожную карету, нагруженную тюками и сундуками. Наши предположения начинали оправдываться, Алексей, судя по всему, собрался уезжать.
Я решила не приближаться к дому в открытую, а объехать его со стороны сада. Я повернула лошадь на маленькую тропинку.
– Куда же вы, Катерина Алексеевна? – спрашивал Бушков.
– Сейчас сами все поймете, – отвечала я.
Доскакав до сада, мы спешились, привязали лошадь у ближайшего дерева.
– Пойдемте, – позвала я Артемия Валерьевича. – Нам опасно идти к дому со двора.
Бушков ничего не ответил, только кивнул и первым пошел вперед.
– Подождите, – я схватила его за руку. – Постойте.
Князь повернулся и уставился на меня.
– Нет, отвернитесь, – попросила я.
Бушков, верно, принял меня за сумасшедшую или, во всяком случае, за женщину с большими странностями, но просьбу все-таки выполнил и отвернулся.
Дело в том, что мне необходимо было достать пистолеты моего покойного мужа, которые я прятала под юбкой на поясе. Не знаю, что меня толкнуло, но, отправляясь в Воскресенское и зная, что Долинский убийца, я решила держать оружие при себе, так, на всякий случай. И такой случай представился довольно скоро.
– Вот держите, – протянула я князю один из пистолетов. – Пригодится.
Изумлению Артемия Валерьевича не было предела.
– Боже, Катерина Алексеевна, да вы просто не перестаете меня удивлять, – проговорил он.
Я же в ответ только улыбнулась, так как уже начинала привыкать к подобным комплиментам, если это, конечно, можно назвать комплиментами.
Пробирались мы по саду осторожно, хотя в этом и не было необходимости. На первый взгляд, вокруг было совершенно пусто, только вдалеке со стороны усадьбы слышались приглушенные голоса, в одном из которых я узнала недовольное роптание Феклуши.
– Ступайте к черному ходу, для прислуги, – скомандовала я.
– Куда же вы пойдете? – спросил князь.
– Постараюсь обойти дом вокруг.
Мы разошлись. Несколько секунд я смотрела вслед удаляющемуся Артемию Валерьевичу, а затем двинулась вправо. Пригибаясь и постоянно прячась в кустах от каждого звука и шороха, я обогнула усадьбу, пока не добралась до крохотной пристройки к дому. Отсюда открывался прекрасный обзор на барский дом.
Ждала я довольно долго, так как не знала, что же мне делать дальше. Правда, один раз из дома выскочил крестьянин, судя по одежде которого, в нем можно было узнать кучера. Он вытащил еще один дорожный сундук, упаковал его в карету и снова скрылся в доме. Кто-то здесь явно готовился к долгой дороге. Снова наступило томительное ожидание. Я сердцем чувствовала, что в дом, где находится такой жестокий бессердечный убийца, заходить опасно, поэтому решила лучше дождаться, когда он выйдет на улицу.
Однако вскоре терпение мое начало истощаться. Когда я уже хотела выбраться из своего укрытия, вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Феклуша с какой-то тряпкой в руках и тряпичным узелком за спиной. Следом за ней показался Алексей Долинский, да не один, а с бесчувственной Софьей Федоровной на руках. Феклуша все время что-то причитала и плакала, утирая старое морщинистое лицо подолом.
– Замолчи, дура, – гаркнул на плачущую крестьянку Долинский. – Лучше открой мне карету.
Кормилица покорно бросилась исполнять приказание, в то время как Алексей донес Соню до кареты и принялся усаживать ее там.
– Вот так, Софья Федоровна, – приговаривал он. – А вы говорили, что я не смогу вас увезти. Сможем, еще как сможем.
Я решила действовать. План мой состоял в том, чтобы неожиданно выскочить из-за своего укрытия с заряженным пистолетом в руке и застать Долинского врасплох. Но только я сделала первый шаг, голова Долинского внезапно снова появилась из кареты. Я отступила за угол, проклиная про себя собственную нерешительность.