В тот день горничная сенатора Юджина Маккарти принялась упаковывать вещи его семьи, полагая, что опасность угрожает жизни всех членов демократической партии. Будучи уроженкой Южной Америки, она мыслила категориями политического переворота. Однако опасения высказывали и такие люди, как Билл Позен, помощник министра внутренних дел; эти опасения были вполне обоснованными, их разделяли многие другие опытные деятели. Заместитель государственного секретаря Джордж Болл позвонил директору Центрального разведывательного управления Джону Маккоуну в тот момент, когда тот собрался на виллу Хиккори Хилл к Роберту Кеннеди. Болл посоветовал Маккоуну:

— Надо бы собрать вашу комиссию наблюдателей. На что директор ЦРУ коротко ответил:

— Это уже сделано.

Комиссия состояла из самых опытных сотрудников контрразведки. Им предстояло неусыпно дежурить, в течение последующих нескольких дней и даже после, внимательно анализируя материалы зарубежных источников с тем, чтобы определить, могло ли преступление быть делом рук иностранных агентов.

В Пентагоне министр обороны Макнамара и начальники штабов были начеку. Правда, после краткого совещания Макнамары с генералом Тэйлором и другими членами Объединенной группы начальников штабов было решено возложить обязанности «дежурных» на заместителей, чтобы продолжить переговоры с военной делегацией из Западной Германии. Генерал Тэйлор особенно хорошо понимал, насколько важно представить внешнему миру сложившееся в США положение как положение стабильности и преемственности верховной власти. Он считал, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы военные представители из Бонна почувствовали всю глубину совершившейся трагедии до того, как будут получены более исчерпывающие сведения. В 14. 30 Тэйлор и его коллеги снова вернулись в Золотой зал. Генерал коротко сказал западным немцам, что президент "Кеннеди ранен. Генерал Фридрих Ферч от имени своей делегации выразил надежду, что ранение не окажется слишком серьезным. Американские генералы оставили это пожелание без ответа и на протяжении последующих двух часов показали образец самообладания и выдержки. Командующие американскими вооруженными силами отдавали себе отчет в том, что в любую минуту призрак новой войны может появиться в комнате, где идут переговоры. И тем не менее они продолжали обсуждать скучные детали, комментировали предложения западногерманских генералов Весселя и Хюккельгейма, без. ч дрожи в руках перекладывая на столе различные бумаги и директивы. Это было настоящей пыткой даже для таких дисциплинированных людей. Особенно тяжело приходилось генералу Тэйлору, который должен был руководить переговорами. Его назначение председателем Объединенной группы начальников штабов явилось прямым следствием близости генерала к президенту Кеннеди. Именно ему предстояло в случае возникновения войны принять первое военное решение. А сейчас, он был вынужден сидеть за столом с надлежащей выправкой и делать вид, что с интересом следит за обсуждением вопросов интендантской службы и взаимодействия в работе штабов. Совещание закончилось по расписанию в 16. 30. Американские начальники штабов разом встали и повернулись к поднявшимся "из-за стола германским генералам. Генерал Тэйлор сказал спокойным тоном:

— С сожалением должен сообщить вам, что президент Соединенных Штатов убит.

Несмотря на воспитание в духе стоицизма, потрясенные немцы так и опустились в свои кресла.

В 16.15, точно за пятнадцать минут до закрытия совещания в Золотом зале, возобновила нормальную деятельность последняя столичная АТС телефонной компании «Чезапик и Потомак», обслуживавшая Пентагон. Таким образом, была официально восстановлена телефонная связь во всей столице. Несмотря на то что об этих неполадках быстро забыли, пока они продолжались, казалось, что этот хаос навсегда останется в памяти. Индивидуальные абоненты, ранее никогда но сталкивавшиеся с подобными осложнениями, естественно относили их за счет убийства президента. В период между 14 и 16 часами дня в Вашингтоне не требовалось чрезмерно повышенного воображения для того, чтобы представить себе страну кишащей полчищами зловещих диверсантов, усердно разрушающих линии связи. Отличительной чертой этого кризиса в области связи было то, что он затрагивал абонентов независимо от их положения в табели о рангах. Огоньки, мерцающие на щитках коммутаторов, выглядят совершенно одинаково в глазах телефонисток, а автоматические телефонные станции не в состоянии отличить звонок разъяренного сенатора от звонка ребенка. Линии связи между столицей и Техасом были перегружены. Телефонная компания делала все, что могла. Половина телефонных каналов связи всей восточной части США была предоставлена в распоряжение Вашингтона. Однако все восемнадцать каналов междугородной связи Далласа были загружены до отказа, и каждый реквизированный Артом Бейлсом телефон Парклендского госпиталя непрерывно работал. Даже центр коммуникаций Белого дома был временно парализован. Никогда еще связистам этого центра не приходилось делать так много столь малыми средствами. Впервые на их памяти связисты обнаружили, что не могут «дозвониться наружу». Будучи хорошими специалистами, они понимали, что в этом виновата перегрузка линий связи. К сожалению, в силу особых причин, вызвавших к жизни этот кризис, они не могли успокоить тех, кто недостаточно разбирался в механизме связи. Роберт Кеннеди одевался для полета в Даллас, когда ему сообщили, что чудесный мир, который он знал и любил, перестал существовать. Этель, его жена, стояла в стороне, сжимая руки. В комнату вошел Джон Маккоун, Они вопросительно смотрели на него, он на них.

— Вам известно, насколько серьезно ранение? — спросил он.

— Нет, — ответил Кеннеди, закалывая галстук булавкой с изображением торпедного катера «ПТ-109» — миниатюрный золотой символ политики «новых рубежей», — а что вам известно?

Зазвонил правительственный телефон Белого дома, стоявший на письменном столе. Кеннеди бросился к нему.

— О, он умер! — воскликнул он.

— Бедные дети, — сквозь слезы произнесла Этель.

— Он прожил прекрасную жизнь, — сказал Кеннеди. Позднее, вспоминая этот день, его жена выделила как самое яркое впечатление этот ответ Роберта Кеннеди, его способность в момент беспросветного мрака не позабыть о ярких солнечных днях. Маккоун был поражен тем, как он мог, не дрогнув, выдержать эту пытку, это самое суровое испытание из тех, каким только может быть подвергнут человек. Он как бы окаменел. Конечно, известив о смерти брата на него сильно подействовало, но ни на момент он не потерял самообладания.

Втроем они спустились с лестницы и направились к подъезду в тыльной части дома. Проходя мимо окон гостиной, Кеннеди заглянул туда и, обращаясь к сидевшим там нью-йоркскому прокурору Моргентау и другим, неотрывно следившим за выступлениями телевизионных комментаторов, тихо сказал:

— Он умер, — и пошел в сторону бассейна. У бассейна зазвонил телефон На проводе снова был Эдгар Гувер, директор ФБР. С 13.48 он поддерживал телефонную связь с агентом Гордоном Шанклином, начальником отделения ФБР в Далласе. Еще минуту назад он не был в курсе событий, но вот только что ему стало известно то важнейшее, что, как он обещал, он старался выяснить.

— Президент умер, — отрывисто сказал он и повесил трубку.

Гувер но выражал сочувствия, он не казался расстроенным. Голос его, как потом вспоминал министр юстиции, был менее взволнованным, чем если бы он докладывал о том, что обнаружил коммуниста среди преподавателей Говардокого университета. Обычно словоохотливый, он внезапно заговорил со своим начальником сдержанно и сухо. Вероятно, по соображениям гуманности следовало бы отнести такую резкую перемену за счет волнений этого дня.

Однако, несмотря на то, что Po6eрт Кеннеди продолжал оставаться членом правительства еще более девяти месяцев, Гувер, кабинет которого находился на одном этаже с Кеннеди, так и не зашел к нему выразить свое соболезнование. Один из помощников Гувера написал Кеннеди взволнованное письмо, сотрудники уголовного розыска ФБР направили ему послание с выраженном сочувствия, однако их директор, подобно сфинксу, хранил молчание. Однажды, когда они случайно встретились при входе в здание министерства юстиции, он заговорил с Бобом. Позднее он принял от Боба в качестве рождественского подарка запонки с изображением печати министерства, но этим и ограничивались все их контакты.