— Надо его освежевать. Если есть желание, займись ощипыванием птицы; если нет — костром, чтобы по крайней мере завялить мясо за ночь.

Краем глаза он увидел, как она нерешительно шагнула к нему. Он намеренно не заметил этого. Проклятие, на сей раз она зашла слишком далеко! И когда он, ловко орудуя острым ножом, стал отделять шкуру от мяса, то вдруг остро ощутил свое одиночество и внезапно осознал, насколько же мало общего у них с Райэнной, разве что воспоминания о пережитых вместе опасностях на охоте на Красной Луне. Он совершенно чужд ей, и, возможно, для нее он такой же варвар и дикарь, как Джода, ничуть не лучше!

В самом деле, что у них общего? Любит ли он ее или хотя бы нравится она ему? Он вспомнил, как на рабовладельческом корабле мехаров они тоже ссорились, как и сейчас. Но тем не менее там, на Красной Луне, они были вместе. Он вспомнил, как впервые овладел ею там, в Охотничьем заповеднике, и осознание того, что их должны убить, лишь усиливало ощущение близости, обостряло наслаждение перед лицом смерти…

Но было ли это любовью? Достаточно ли общих приключений и сексуального влечения для последующих прочных отношений? Погруженный в депрессию Дэйн ощущал, что этого мало. После той охоты, где они единственные из людей остались в живых, память о совместно пережитом, включая и страх смерти, скрепила их дружбу. Но любовь? Любовь… Что такое любовь?

Он любил Даллит, погибшую на Красной Луне… и со смертью Даллит на всех планетах Содружества не осталось ни одного человеческого существа, с которым его связывали бы такие тесные эмоциональные узы. Он стал самым, самым, самым одиноким из когда-либо рождавшихся землян, да и сама Земля потерялась где-то среди множества звезд!

Бельсар уже давно опустился за западный край каньона, угасали сумерки; костер разгорался все ярче, как и звезды на небе. Дэйн наконец-то разрезал мясо харлика на полоски. Райэнна с холодной вежливостью одобрила его работу и вместе с Джодой принялась нанизывать их на палочки, заготовленные ею и Джодой, и развешивать над длинной, выложенной камнями ямой с огнем.

— Смотри, теперь мы кладем сверху сырые листья, — сказала она Джоде, и в этом дымке сушим мясо так, что можно нести его несколько дней. Нет, Джода, все не нанизывай, оставь немного на ужин…

— На ужин у нас есть птица, — сказал Дэйн. Он видел, как Райэнна ощипала тушку и даже перевязала для жарки крылышки и ножки тонкими зелеными прутьями.

— Выбросьте эту птицу, и пусть ее сожрут виреки, — презрительно сказал Джода. — Даже с голоду я не буду есть мяса, добытого бесчестным оружием!

Виреки и были те самые хищники, питавшиеся падалью. Марш пожал плечами.

— Ты как хочешь, — сказал он. — Я же твоим табу не связан; извини, что, может быть, оскорбляю тебя, но лишнее мясо нам совсем не помешает. И, кстати, выбрось-ка кости и кожу харлика, пусть полакомятся хищники.

Джода вспыхнул.

— Я не собираюсь подчиняться приказам человека, который может бросить копье!

По тону, которым это было произнесено, Марш понял, что Джода употребил самое неприличное здесь ругательство, а Райэнна резко сказала:

— Джода! Извинись перед Дэйном, и сейчас же!

Марш подумал, что парень откажется подчиниться. В свете костра было видно, как тот напрягся от гнева. Затем Джода опустил глаза и сказал:

— Моя госпожа права. Мы путешествуем вместе и вместе подвергаемся одной опасности, и я постараюсь… — Он замялся, припоминая фразу Аратака. Почтенный говорит, что надо оставить непохожим их непохожесть. Я сожалею, Дэйн, что оскорбил тебя, и еще больше сожалею, что оскорбил фелиштару. Но я не стану есть мяса, добытого бесчестным путем. — Он замолчал, поднял шкуру и кости харлика и понес их прочь от костра. Райэнна проводила мальчика подчеркнуто нежной улыбкой, и Дэйн, вновь охваченный волной гнева, подумал: «Да ей просто нравится, как один варвар ссорится с другим, в то время как она с отстраненностью ученого наблюдает за ними!»

Когда Джода вернулся, они поели под рычание сбегающихся к останкам харлика хищников. Райэнна тактично убеждала Дэйна и Джоду, что коль скоро они вынуждены путешествовать вместе, то открытые столкновения друг с другом чреваты опасностями для всех. Тем не менее землянин продолжал ощущать скрытое отчуждение. Расположенность Райэнны к Джоде, поощрение его ухаживаний заставляли Марша задуматься над тем, что и он, Дэйн, в свое время был выбран ею, а не наоборот. Он вглядывался через пламя костра в знакомые зеленые глаза, единственное, что осталось прежним в ее облике после того, как она сменила цвет кожи и волос, но даже эти глаза и ее улыбка не успокаивали его.

Над костром ярко светили звезды Бельсара. Звезды демонов-охотников, звезды, внушающие страх людям, которые также страшатся метать копье и бросать камень! И где среди этого множества звезд находится утерянное землянином солнце? И где среди этих миллионов сияющих лучей тот, что указывает на маленькую, такую незаметную, но родную его планету? Дэйн, жуя сочную, поджаристую кожицу птицы, страстно хотел бы оказаться не здесь, в Великом каньоне Бельсара-4, а в земном Великом каньоне, смотреть в небо и видеть Большую Медведицу, Северную Корону и Андромеду, а не эти звезды, где обитают демоны. Никогда еще в жизни не чувствовал он себя таким одиноким, несмотря на присутствие Аратака, несмотря на дружеские интонации в голосе Райэнны и ее нарочито любезные улыбки. И тем не менее, забравшись под одеяло, он ощутил потребность в тепле ее тела, как в защите от одиночества и блеска звезд.

Внезапно он понял, почему обитатели Бельсара растягивали тенты над собой, и накрылся с головой…

Может быть, Райэнна все-таки придет к нему. Ведь она частенько приходила так, после мелких ссор, чтобы близостью сгладить все разногласия, и этот метод никогда не подводил. Но ночь тянулась, пламя гасло, костер превращался в дымное пепелище, и уже попахивало слегка ароматным мясом от их импровизированной коптильни, а Райэнна все не приходила.

Может быть, она лежит в объятиях Джоды, поощряя следующий шаг парня к возмужанию? Дэйн ощутил гнев, злость, ревность, и ему безумно стало жаль себя. Он не мог заснуть, и его охватило ощущение отчужденности от Райэнны.

В самом деле, что у них общего? Ничего, кроме воспоминаний об охоте на Красной Луне… И что еще? Да и насколько сильно их сексуальное влечение друг к другу?

Но самым скверным и самым унизительным оказалось осознание того, что, кроме нее, во всем Содружестве он не привязан ни к одному человеческому существу и что он цепляется за нее только потому, что она единственное знакомое существо среди этого многообразия чужаков, и неужели она, зная об этом, может бросить его?

У него больше никого нет. Теперь, после гибели Даллит и ссоры с Райэнной, он остался совсем один…

«Да и наши взаимоотношения совсем не те, что с Даллит, — подумал он. Я любил ее, а она любила меня, действительно любила. И у нас бы до такой ситуации не дошло…»

А затем он понял, что опять занимается самообманом. Идеализирует Даллит… Просто она умерла до того, как он в ней разочаровался. Она делила с ним опасности и любовь на Красной Луне и трагически погибла, когда свобода и победа были у них почти что уже в руках. Каждая минута, проведенная с Даллит, была окрашена эмоциями, богатыми переживаниями; им не пришлось столкнуться с рутинным, обыденным человеческим существованием. И потому Даллит осталась навсегда олицетворением утраченной любви, самым совершенным существом во всей его жизни, единственным немеркнущим под напором мелочей воспоминанием, ярчайшим воспоминанием молодости, где были любовь и смерть…

Райэнна же являлась реальностью, другом, партнером, товарищем по оружию, оставаясь чужой, чужой навсегда. Все остальное — иллюзии. Но наконец он задремал, погружаясь в сновидения о звездах, рашасах, летящих камнях и блуждании в одиночку. Позже он проснулся. Костер погас, и вокруг кострища, тускло видимые в свете звезд, завернутые в одеяла, порознь лежали трое его компаньонов по путешествию: огромная темная туша Аратака, чьи так и не замаскированные жаберные щели слабо светились; Джода, на взгляд маленький, как ребенок; Райэнна в той странной позе, в которой она всегда спала: закрыв голову руками, повернувшись к нему спиной, холодная, недоступная… и такая маленькая и одинокая, что Дэйн вдруг подумал: а может быть, все мы всегда одиноки? Ему захотелось подняться, подойти к ней, забраться к ней под одеяло… А вдруг она прогонит? Он остался там, где лежал, и вскоре вновь уснул.