Мы едем в центр в автобусе, наполненном горячим и плотным воздухом, смешанным с ярким солнечным светом и выхлопами бензина. Мимо проносятся цветы, выращенные на земле, розы, которые должны иметь запах, красные, желтые, оранжевые, все время раскрытые, но безо всякого эффекта. Шесть рядов машин движутся без остановки, как на конвейере.

Что бы мы ни делали, это будет неправильно, потому что мы все еще живы.

Ощущение такое, что ты бессилен. Ощущение такое, что происходит отправка.

Это не похоже на путешествие. Нас взяли в обработку. Это больше похоже на простое ожидание. Это лишь вопрос времени.

Я не могу ничего сделать правильно, а мой брат пришел, чтобы убить меня.

Здания центра города начинают громоздиться вдоль тротуара. Движение замедляется. Фертилити поднимает руку, чтобы дернуть за шнур, динь, и автобус останавливается, чтобы выпустить нас возле универмага. Искусственные мужчины и женщины выставлены в витринах и демонстрируют одежду. Улыбаются. Смеются. Изображают, что хорошо проводят время. Мне знакомо это чувство.

На мне одеты только брюки и клетчатая рубашка, но они принадлежат человеку, на которого я работаю. Все утро я провел наверху, пробуя разные варианты одежды и спускаясь вниз, чтобы спросить у соц.работницы, пылесосящей абажуры, что она думает.

Над дверями универмага большие часы, и Фертилити смотрит вверх. Она говорит мне: «Поспеши. Мы должны быть там к двум часам».

Она берет мою руку в свою удивительно холодную руку, холодную и сухую даже на жаре, мы толкаем дверь и заходим на первый этаж с кондиционированным воздухом, где товары разложены на прилавках и в стеклянных запертых шкафах.

«Мы должны подняться на пятый этаж,» — говорит Фертилити, ее рука обхватывает меня и тянет. Мы поднимаемся на эскалаторах. Второй этаж, Товары для мужчин. Третий этаж, для детей. Четвертый этаж, для юных леди. Пятый этаж, для женщин.

Какая-то музыкальная запись звучит из отдушин в потолке. Это Ча-Ча. Два медленных шага и три быстрых. Скрещенный шаг и поворот женщины под рукой. Фертилити учила меня.

Это совсем не то, что я ожидал от сегодняшнего дня. Одежда висит на стойках, на вешалках. Продавцы ходят среди людей, одетых действительно хорошо, и спрашивают, могут ли им помочь. Ничего подобного я никогда раньше не видел.

Я спрашиваю, она что, хочет танцевать здесь?

«Подожди минуту, — говорит Фертилити. — Просто подожди».

Сначала мы чувствуем запах дыма.

«Отойдем сюда,» — говорит Фертилити и тянет меня в лес длинных платьев, выставленных на продажу.

Потом происходит вот что: сигнализация начинает звонить, люди спускаются по эскалаторам так же, как по обычным лестницам, потому что эскалаторы остановились. Люди идут вниз по эскалатору, работавшему на подъем, и это выглядит так же предосудительно, как и нарушение закона. Продавщица складывает свои записи в сумку с молнией и смотрит в другой конец этажа, где какие-то люди стоят возле лифтов, смотрят на цифры над дверями и держат большие блестящие сумки с ручками, наполненные покупками.

Сигнализация все еще звонит. Дым достаточно густой, чтобы мы видели, как он клубится возле ламп на потолке.

«Не используйте лифты, — кричит продавщица. — Когда пожар, лифты не работают. Вам придется спуститься по лестнице».

Она мчится к ним через лабиринт одежды на стойках, сумка с молнией зажата в руке, и она ведет это стадо к двери с надписью ВЫХОД.

Остались только Фертилити и я. Лампы вспыхивают и вырубаются.

В темноте, дыме, мы окружены со всех сторон сатином, натыкаемся на резанный бархат, ощущаем холод шелка, гладкость элегантного хлопка, звонит сигнализация, все эти платья, шероховатость шерсти, холод руки Фертилити на моей руке, и она говорит: «Не волнуйся».

Маленькие зеленые таблички светят нам сквозь мрак, говоря ВЫХОД.

Сигнализация звонит.

«Просто оставайся спокоен,» — говорит Фертилити.

Сигнализация звонит.

«Сейчас в любую минуту,» — говорит Фертилити.

Яркие оранжевые вспышки в темноте в другом конце этажа окрашивают все в странные оттенки оранжевого на черном. Платья и брюки между нами и тем местом — это висящие черные призраки людей с руками и ногами, врывающиеся в огонь.

Призраки тысяч людей сгорают и падают на наших глазах. Сигнализация звонит так громко, что ты кожей чувствуешь этот звон, и лишь холодная рука Фертилити удерживает меня здесь.

«Теперь в любую секунду,» — говорит она.

Жар приближается достаточно близко, чтобы почувствовать его. Дым достаточно плотный, чтобы ощутить на вкус. Не более чем в шести метрах пугающие призраки женщин, сделанные из одежды на вешалках, начинают тлеть и падать на пол. Становится тяжело дышать, и я не могу держать глаза открытыми.

А сигнализация звонит.

Мне кажется, будто одежду на мне высушили и выгладили.

Так близко подошел огонь.

Фертилити говорит: «Разве это не здорово? Разве тебе это не нравится?»

Я поднимаю руку ко рту, и это создает прохладное дуновение между моим лицом и вешалкой с искусственным шелком, пылающей рядом с нами.

Сейчас самое время сказать о тканях. Выдерните несколько нитей из одежды и подержите их над огнем. Если они не горят, это шерсть. Если они горят медленно, то это хлопок. Если они пылают так же, как одежда рядом с нами, то ткань синтетическая. Полиэстер. Искусственный шелк. Нейлон.

Фертилити говорит: «Вот оно, сейчас». Затем наступает холод, прежде чем я успеваю подумать, почему сейчас. Оно мокрое. Вода льется с потолка. Оранжевые легкие вспышки, слабее, слабее, всё. Дым вымывается из воздуха.

Один за другим включаются прожекторы, чтобы показать, что все оставшееся — это белые и черные тени. Запись музыки Ча-Ча снова включается.

«Я видела, как все это произойдет, во сне, — говорит Фертилити. — Ни единого мгновения мы не были в опасности».

Это то же самое, как их с Тревором океанский лайнер, затонувший лишь наполовину.

«На следующей неделе, — говорит Фертилити, — взорвется частная пекарня. Хочешь пойти посмотреть? Я видела, что погибнут как минимум три или четыре человека».

Мои волосы, ее волосы, моя одежда, ее одежда, на нас нет и следа огня.

Даниил, Глава Третья, Стих Двадцать Седьмой:

« … огонь не имел силы, и волосы на голове не опалены, и одежды их не изменились, и даже запаха огня не было от них».

Был там, думаю я. Сделал это.

«Поспешим, — говорит она. — Пожарные поднимутся сюда через несколько минут». Она берет мою руку в свою и говорит: «Пусть это Ча-Ча не пропадает даром».

Раз, два, ча, ча, ча. Мы танцуем, три, четыре, ча, ча, ча.

Разруха, спаленные рукава и брючины от одежды разбросаны по полу вокруг нас, потолок провис, вода все еще льется, все вымокло, мы танцуем раз, два, ча, ча, ча.

Вот такими нас и находят.

На следующей неделе должна взорваться бензоколонка. А еще из зоомагазина улетят все канарейки, сотни канареек. Фертилити предвидела все это в одном сне за другим. В каком-то отеле в этот момент течет труба. Неделями вода стекала внутри стен, размывая штукатурку, вызывая гниение дерева и ржавение металла, и в 15:04 в следующий вторник гигантская хрустальная люстра в центре вестибюля упадет.

В ее сне был скрежет свинцовых не помню уже чего, затем брызги штукатурки. Какая-то скоба оторвет головку проржавевшего болта. В сне Фертилити головка болта приземляется, шлепается на ковер рядом со стариком, несущим багаж. Он поднимает ее и вертит в ладони, глядя на ржавчину и на блестящую сталь в месте разлома.

Женщина, везущая свой багаж на тележке, останавливается рядом с мужчиной и спрашивает, ждет ли он очереди.

Старик отвечает: «Нет».

Женщина говорит: «Спасибо».

Портье за стойкой звенит в колокольчик и объявляет: «Следующий, пожалуйста!»

Коридорный делает шаг вперед.

В этот момент люстра падает.

Вот так все происходит в снах у Фертилити, и в каждом сне она видит новые детали. На женщине красный костюм, пиджак и юбка с золотым ремешком от Кристиан Диор. У старика синие глаза. На его руке, держащей головку болта, золотое обручальное кольцо. У коридорного проколото ухо, но он свою серьгу снял.