— Ну что? — громогласно осведомился Барри. — Нарвались, господа? Эй ты, китаеза, кончай эту сволочь! А мои мальчики замочат остальную компанию. Вот тогда и поговорим...

Ким не сразу сообразил, что «китаезой» поименован он сам, а «сволочью» — пан Волына. Первое было явным преувеличением, второе — нет.

Развязка приближалась стремительно. Но совсем не такая, какую ждал хоть кто-то из собравшихся на прогалине. Над Каньоном раздался вой. Страшный, потусторонний вой оборотня.

Уже от одного этого звука кровь застыла в жилах у всех, кто его услышал. А когда из зарослей вынырнул и огромными, почти бесшумными прыжками понесся на людей огромный, невероятно уродливый Ночной Зверь, толпу на прогалине охватила паника. Ким не смог удержать заоравшего и рванувшегося из рук Волыну. Да, впрочем, уже не имело смысла возиться с ним.

Положение вновь круто изменилось. Бандиты бросились кто куда — одни так и оставив брошенное оружие, другие — беспорядочно отстреливаясь. Вмиг на освещенном пространстве остались только Ким, Нолан и трое андроидов. Дром и Мантра были заняты раной Бирима. И еще на поляне остался Ночной Зверь.

Ким тряхнул головой — происходящее казалось ему сном. Нелепой галлюцинацией. Страшная, постоянно меняющая форму тварь тихими, пружинящими шагами обходила причудливый периметр поляны, то и дело оглашая воздух мучительным, стонущим воем. И причиной ее мук были, очевидно, не выпущенные в нее пули. Они-то как раз и не причинили Зверю видимого вреда.

Тварь остановилась, прекратив наконец свое кружение вокруг пятерых стоящих на залитой больным светом траве, и сама рухнула в эту траву. Зверь начал биться в каких-то невероятных конвульсиях, словно пытаясь сбросить с себя собственную шкуру. Перестать быть собой. В его вое становилось все больше и больше безысходной тоски и нарастающего гнева.

— Плохо дело, — тихо сказал Нолан. И шагнул к извивающемуся Зверю.

— Стойте! — окликнул его неуверенный, срывающийся голос.

Ким обернулся.

От зарослей к ним приближался порядком измазанный лесной грязью и нервно дергающийся тип. Когда-то — совсем недавно — его одеяние можно было назвать элегантным. Сейчас оно больше напоминало лохмотья бродяги из старинного фильма. В правой руке тип нес ком изодранной ткани, в котором можно было угадать какие-то детали женской одежды. А на левом запястье типа болтался пристегнутый наручником скрипичный футляр.

— Не подходите к ней... — крикнул тип. — Она может... Она все может сейчас... Нужно ждать, — объяснил он, подходя поближе. — Нужно ждать, пока зайдет эта проклятая луна... И потом снова ждать — ждать рассвета...

— Нам не придется ждать, — сухо оборвал его Нолан. — Нам не придется ждать, если вы позволите мне воспользоваться моим инструментом. Вы, кстати, очень вовремя доставили его сюда...

Он властным жестом указал на футляр.

Тип испуганно отвел руку с наручником назад.

— Вы... Вы хотите сказать, что вы — Нолан-Скрипач? — недоуменно спросил он.

— Именно это я и хочу сказать, — подтвердил старик. — Да вы, я вижу, — музыкант? Это всегда бывает заметно.

— Бэзил Кац — к вашим услугам, — несколько чопорно представился тип.

— Слышал о вас, — без особой приветливости в голосе заметил Нолан. — И хорошее, и плохое... И даже запись пары ваших концертов слышал. Теперь — будем знакомы лично.

Бэзил осторожно протянул Скрипачу руку. Тот пожал ее коротко и сухо — точно так же, как смеялся, улыбался и вообще говорил.

— Но кто может подтвердить мне... — начал было Кац.

— Вы получите подтверждение того, что я Нолан — Нолан по прозвищу Скрипач, как только я возьму в руки свой инструмент, — холодно отрезал старик. — И поторопитесь, если хотите прекратить мучения вашей подруги...

— Как?! — поразился Бэзил. — Вы... Вы — знаете?

— Да, я знаю, — оборвал его Нолан. — Поторопитесь. Это, — он кивнул на бьющегося в конвульсиях Зверя, — может плохо кончиться в такую ночь. И перестаньте думать о деньгах. Я, конечно, заплачу вам за то, что вы выручили мою скрипку из бандитских лап. Но большого гешефта вы на этом инструменте не сделаете. Поверьте мне.

— Действительно, поверьте ему, Кац, — тихо произнес незаметно приблизившийся к пианисту Бирим. — Получается, что я знаю вас обоих и...

Он запнулся — настолько поразительной была реакция Бэзила на его появление. До этого момента тот, видно, не узнавал своего соперника, а теперь обмер, выкатив глаза, словно узрел голову Медузы Горгоны. Дыра, пробитая пулей в плече юного андроида, и запекшаяся вокруг нее кровь только усиливали иллюзию встречи с выходцем с того света.

— И мне тоже, поверьте, — устало посоветовал Бэзилу Ким. — Этот джентльмен знает, что говорит...

Бэзил опасливо покосился на все еще зажатый в руке Агента пистолет, бросил ком растерзанной одежды в траву и с тяжелым вздохом принялся искать в карманах своего напрочь загубленного в этой ночной прогулке костюма ключи от наручников. Нашел, вздохнул с облегчением и протянул Скрипачу футляр, отстегнутый наконец от растертого в кровь запястья.

Футляр этот, словно сам собою раскрылся в руках старика.

Нолан бережным движением извлек инструмент и смычок из их бархатного гнезда, не глядя отдал футляр Киму и неуловимо быстрым движением утвердил скрипку под своим острым подбородком. Смычок вспорхнул к струнам так, словно это он увлек за собой сухую кисть Скрипача, а вовсе не наоборот.

И над Каньоном поплыли звуки скрипки.

Странно, они — эти звуки — и не пытались даже спорить с другими звуками, царившими в этом мирке, отсеченном от остальной Вселенной крутыми скальными стенами. Ни с плеском Трех Водопадов, ни с шелестом листвы здешних деревьев, ни с тоскливым завыванием Зверя эта музыка просто не имела ничего общего. Не соприкасалась с ними.

И уже через мгновение Ким неожиданно понял, что не слышит ничего больше — только ту причудливую и грустную мелодию, что выводил на струнах скрипки старый Нолан. Он словно остался с нею наедине. Это было странно — стоять среди людей и андроидов, видеть и слышать все вокруг, даже ощущать порывы холодного ветра и запахи ночи и... И быть в то же время где-то далеко отсюда.

Это же, видно, происходило и со всеми, кто слышал звук Инструмента Нолана. Все на поляне замерли и как-то притихли. Бэзил медленно опустился на колени, Бирим потупился... А на самого Кима нахлынула тоска и странное чувство, что стоит сделать над собой только малое усилие — и ты вспомнишь себя. Себя настоящего, а не то слабое существо, полное воспоминаний обо всех сделанных на жизненном пути ошибках и неудачах настоящего себя...

Но самое странное творилось со Зверем. Он замер, прислушался к льющимся на него звукам и вдруг скорчился, сжался в комок. И комок этот начал странно изменяться, словно он плавился и перетекал в какую-то другую — совсем другую-форму и одновременно силился остаться самим собой, сопротивлялся тому превращению, переходу, в который уводила, втягивала его мелодия скрипки Нолана. А когда это превращение завершилось, оборвалась и мелодия. Наступила оглушительная тишина. Тишина, полная шороха стылого ветра в листве, еле слышного грохота водопадов и совсем уж тихого, всхлипывающего звука плача. Плакал тот, кто только что был Зверем...

Нолан тихо опустил инструмент в траву и первым подошел к скорчившейся и вздрагивающей от рыданий фигурке. За ним подошли и все, кто был на поляне, постепенно приходя в себя после обрушившейся на их души музыки.

Бирим присел на корточки и осторожно тронул за плечо дрожащее и захлебывающееся плачем существо. Оно подняло голову:

— Это...

Голос Бирима дрогнул:

— Это ты, Элен?.. Ты?..

— У тебя кровь... — хрипло и удивленно произнесла Кама-нера. Каманера, перестающая быть Ночным Зверем. — Ты... Ты ранен? Тебе больно?

Бирим молча и ошалело глядел на нее.

— В-вот... — запинаясь, выговорил Бэзил. — Вот твоя одежда, Элен... Она, правда... Ты ее сильно порвала...

Каманера молча сверкнула на сгрудившихся вокруг людей все еще бешеным, нечеловеческим взглядом своих зеленых глаз и уткнулась лицом в колени.