— Постарайтесь не отнять у Дерини слишком много времени, — доброжелательно бросил он.

Помолчал, побарабанил пальцами по столу и добавил:

— И постарайтесь не узнать ничего лишнего. Это бывает опасно. Поверьте мне.

* * *

Вторая городская тюрьма Нью-Чепеля — столицы Конфедерации Свободных Земель (более известной в Мирах как Большая Колония, что на Планете Чуева) — когда-то располагалась на глухой окраине. Но города, тем более столицы, имеют неприятное обыкновение расти. И расти самым причудливым образом. В результате древний как мастодонт, замшелый многоэтажный корпус исправительно-трудового заведения возвышался прямо на новенькой, франтоватой Мардук-плаза аккурат напротив сверкающего золоченым стеклом елочного украшения — нового здания Фондовой биржи, служа деловому люду мрачным напоминанием народной мудрости о суме и тюрьме.

Приняли Кима в этом невеселом месте куда как менее гостеприимно, чем в сумасшедшем доме. Помариновали на пропускной, заставили минут сорок дожидаться, пока сыщется означенный в рекомендательном письме заместитель директора заведения, а сам господин заместитель соизволил отдать распоряжение проводить господина Яснова к нему в кабинет только час спустя.

Господин Дерини — типичный тюремный чиновник — обликом своим гармонировал с духом вверенного его заботам заведения. Он был хмур, костюм его напоминал одеяние сельского пастора, и доброжелательности он не проявил. Письмо из мэрии он покрутил перед носом без особого к этой бумажке доверия, потом нехотя поднял трубку селектора и поинтересовался у кого-то где, собственно говоря, сейчас находится и чем занят «этот ваш Тенги»?

Из чего Агент заключил, что Тенгиз Довлатов — лицо, тюремной администрации так хорошо известное, что его не только не вызывают по номеру, но даже поминают уменьшительным именем. Тюремный чиновник, морщась, выслушал какие-то объяснения, почесал за ухом, буркнул что-то на одним только вертухаям понятном жаргоне, положил трубку на место и обратил на Кима мутный, недовольный взгляд.

— Вам придется подождать, мастер. Заключенный Довлатов сейчас занят на общественных работах.

Он надавил кнопку на панели сбоку от стола и уставился на дверь кабинета, словно намереваясь открыть ее взглядом. За дверью послышалось нарастающее шебуршение, ее ручка дернулась туда-сюда, и наконец на пороге возник рослый охранник, так и не успевший проглотить до конца что-то, что пережевывал в тот момент, когда шефу приспичило вызвать его. Завершив акт глотания, служитель закона известил господина заместителя о том, что сержант Левски по вызову явился.

Тюремный чиновник кивнул на Кима:

— Проводишь мастера в вычислительный центр. Пусть подождет там — в комнате отдыха. И скажи этому... кто там у них... Мануильскому, чтобы он на кофе-брейк отпустил Тенги поговорить с мастером... А вы, мастер, — он повернулся к Киму, — как говорится, не злоупотребляйте... Тенги у нас тут на вес золота. После разговора отметьте ваш пропуск у моего секретаря...

Ким так и не сподобился пережить то, к чему мысленно готовился, — долгий проход через вереницу решетчатых дверей, мимо забранных стальными прутьями окон и бронированных дверей камер по унылым тюремным коридорам. Ему не пришлось покидать той вполне цивильной части древнего архитектурного монстра, где располагалась администрация тюрьмы.

— Тенгиз у нас на положении расконвоированного, — пояснил Киму добродушно настроенный сержант Левски, топая перед ним по направлению к лифту. — Его только разве в город не выпускают. Не потому, чтобы не сбежал. Сопрут его у нас... Без него мы бы разорились. На услуги от провайдеров... Чуть глюк какой или вирус... Или просто завис... Так сразу за Тенги посылают. Но это — даже не полдела. Он всему начальству новейший софт отлаживает и — главное — игры наикрутейшие ставит... Через то — на особом режиме. Ти-Ви в камере, бассейн — в любой день, солярий — когда угодно. Жрачку, коль приспичит, — из ресторана приносят. Временами он тут с друзьями такие пиры закатывает... Ей-богу, я с ним поменялся бы... Да вот не дал бог такой башки.

Они вошли в лифт и стали тихонько проваливаться сквозь толщу залитых ярким светом пустынных, на первый взгляд, этажей административного блока Второй городской.

— Скажите, — поинтересовался Ким, — а кого у вас в заведении больше — служащих или заключенных?

— Ну, ты спросишь, мастер! — широко улыбнулся сержант.

Тут лифт прибыл по назначению, и столь многообещающе начавшийся разговор тут же и оборвался. Сержант Левски подтянулся, посуровел лицом и, преодолев на пару с Агентом десяток-другой метров по лабиринту сумеречных коридоров, вежливым жестом направил того в комнатушку, примыкающую к обширному кабинету, где дюжина — не меньше — клерков млела перед волшебно мерцающими окнами дисплеев. Туда, в этот мирок озабоченных «синих воротничков», сержант и канул, усадив Кима в кресло близ автомата, предназначенного торговать гамбургерами и кофе. Ким привычно извлек на свет божий свою записную книжку и карандаш. На чистой странице он изобразил сначала знак инь-янь, потом несколько разных смайликов, потом принялся рисовать цветы и травы. Протекли еще четверть часа безмолвного ожидания, когда сержант снова возник из светло мерцающего небытия.

— Минут через двадцать, мастер, Тенги будет к вашим услугам, — буркнул он. — Я, с вашего позволения, сторожить вас не буду. Закончите разговор — отметитесь в канцелярии и, как говорится, счастливого полета!

Обещанные двадцать минут Ким провел, созерцая довольно хмурого вида рыбок в аквариуме, составлявшем, видимо, табельную принадлежность комнаты отдыха вычислительного центра. Он уже начал было различать их по характерам, когда его внимание привлекло деликатное покашливание. Покашливание издавал тип, вошедший в комнату отдыха из зала и ничем тюремного заключенного не напоминавший, если не считать нашивки с номером над нагрудным карманом синей рубашки.

Тенгиз Довлатов ничем не отличался от обычного «синего воротничка». На вид ему было лет сорок с небольшим, и, точно так же как и сам Ким, он среди европейцев смотрелся бы европейцем, а среди азиатов — азиатом. Только веки его были немного тяжеловаты, а скулы чуть высоки для типичного англосаксонского протестанта.

— Вы хотели поговорить со мной, мастер? — спросил вошедший.

— Вы Тенгиз? — осведомился Ким, привстав и протягивая руку.

— У вас проблемы, мастер?

— Не без того, — пожал плечами Агент. — У меня к вам, собственно, только один вопрос.

— Ну, вот давайте кофейку себе налейте и задавайте этот свой вопрос, — совсем уж по-хозяйски распорядился Тенги.

Ким позаботился о том, чтобы кофеек достался не только ему, но и его собеседнику. Почесав затылок, потерев нос и откашлявшись, он наконец осмелился спросить:

— Меня интересует последнее Предсказание Хакеров. Его смысл и содержание.

Лицо собеседника застыло.

— Вы знаете, мастер, — Тенгиз отхлебнул из пластикового стаканчика, — меня оно тоже интересует. И думаете, почему? Я ведь здесь отсечен от Сети. В тюряге — сеть своя, изолированная И тут я вам не помощник...

— Я и не рассчитывал получить от вас точный текст Предсказааний, — осторожно выговорил Ким, крутя в руках стаканчик с кофе. — Давайте сделаем так: скажите мне, если бы вас завтра выпустили на свободу, то что бы вы сделали, чтобы узнать хоть что-нибудь о тех Предсказаниях, которые появились на свет божий, пока вы сидели здесь?

Тенгиз рассмеялся беззвучным смехом и поставил свой стаканчик на стол.

— Вы, мастер, — сказал он наконец — точно не свой здесь. Кто ж вам даст файндеровский адрес?

— Файндеровский? — переспросил Ким.

— Ну да, адрес файндера. Такого типа, который выслушивает наши бредни и распространяет их по белу свету! За такие вещи года два-полтора полагается... А я своим друзьям не враг!

— Хорошо, — пожал плечами Ким. — Давайте сделаем еще одно предположение. Давайте предположим, что от того, знаю я или нет о самом последнем Предсказании, зависит жизнь человека. Маленького ребенка. Тогда как?