Тут Белка подумала, что день сегодняшний излишне богат на события. Ловить призывателей стаи, со второго этажа избушки в сугроб прыгать, огонь тушить и крушить рабочим словом некротические конструкты — так по-правильному называются живодушные волки — все это ух как захватывающе. Вот только с самого пробуждения у Белки маковой росинки во рту не было. Не дали ей времени ни поесть, ни попить, слишком круто все завертелось и взяло Белку в оборот. Ну и утомилась она с беготней этой. Мозги вразбег, ноги спотыкаются, щеки горят, уши стынут, а невытряхнутый вовремя снег за шиворотом тает и мокрым пятном холодит затылок. Или это от чумовой беготни волосы взмокли.

Но, раз деревня цела, с места не сдвинулась, банной шайкой не накрылась, занята своими делами и за Белку не беспокоится, то с какой стати Белка должна беспокоиться о деревне? Так беспокоиться, чтоб прям впереди всех бежать и первой помощь предлагать? Она о себе должна позаботиться, себе помочь. Потому что если Белка пропадет или заболеет, деревне же хуже. Деревня уже осталась без учителя, останется еще и без лекарки. И еще у нее есть одна забота — подпол закрылся, колдун пропал. Хотелось бы думать, что все это случилось из-за посещения чужих. Но вдруг не так? За жабой в спирте эти чужие как-то пробрались же. А если они не только жабу сперли, но и учителю вред нанесли? Было бы очень скверно. И, прежде, чем разбираться в инспекторских и деревенских делах, Белке хорошо бы было разобраться сначала в своих.

И Белка решительно направилась обратно к своей избе. Там с ночи хранит тепло добрая печь, там ждет в кувшине ягодный компот и припасена половина горшка похлебки. Поверила в себя сегодня Белка сильно. Она и раньше не стеснялась о собственных способностях мнить, но сегодня ей все удалось особенно. Пять из шести разрушенных конструктов были на ее счету, только одного, самого мелкого, прикончил инспектор. Он, конечно, тоже молодец, на нем держалась их общая защита. Но все же Клара Водяничка — сила! Если будет еще одно нападение на деревню остатков стаи — вот тогда пусть Белку и зовут. Тут она поможет, бить-крушить она умеет! Инспектор правильно сказал: ломать -- не строить! Сначала Белка поест, а потом — да хоть опять декапитация! Но сначала все-таки поест.

* * *

Бах! Трах! Тарарах! Отлетела, ударившись о стену, старая дверь, вместе с гвоздем вырвав старательно намотанную веревочную петельку, которую Белка только вчера исправила и укрепила с учетом недавних незваных вторжений.

И что-то тяжелое грузно свалилось через порог.

Белка вскинулась, дернулась подняться из-за стола, чуть не опрокинула лавку и чуть не упала сама. Темень за окнами, темень на полу и за дверью. Ночь уже что ли? Поздний вечер? Уже утро? Как так?.. Она устала, она поела, и что потом? Ее сморило — Белка ткнулась лбом в сложенные руки, чтобы минутку отдохнуть. Думала, сейчас полежу чуток и побегу назад к школе. Да и заснула за столом, не раздевшись, головой на руках, сверху накрывшись капюшоном. Сейчас оглянулась, завертелась — схватить огниво, зажечь плошку! Опоздала, проспала!

Тело, мешком рухнувшее на пол, издало едва слышный стон. И Белка поняла, что виновата. Не дошла назад к инспектору. Хоть бы и со сведениями, что не нашла Кириака. А теперь -- вот как. Богатый на события день перетекает в не менее насыщенную, но менее понятную ночь.

Тело застонало опять, не давая времени на размышления. Человек пришел к лекарю, человеку требуется помощь.

Кто к ней ввалился, некогда было разбирать. Белка перескочила через лавку, схватила с печи масляную плошку, нашарила в темноте огниво, сделала чуточку светлее. Подбежала к порогу, ухватила лежащего за шиворот тулупа — вроде, он полегче инспектора будет, и без бороды. Но и потяжелее Бури или Кириака. Поднапряглась и волоком потащила к центру избы, обратив внимание как не по-живому стукнулись упавшие с порога ноги. Но, вроде, еще дышит, хотя жизненных сил на самом донышке. Волосы слиплись и смерзлись, вся голова покрыта сплошной коркой из оледеневшей и засохшей крови, его даже при свете не опознать. И кто это? Вот зараза! Что делать?

На лавку Белке его не взгромоздить, сил не хватит. Надо сваливать с печи матрас и одеяла на пол и закатить туда. Надо воды, желательно, горячей, надо дров и растопить печь. И в доме вообще ничего не готово к подобному экстренному случаю, даже горшки с зельями и те наполовину пусты. Да что за жизнь такая у деревенских лекарей! Да будь проклят этот Свит, решивший ради баловства и пробы силы вызвать живоволков! Кого они на этот раз сожрали-то?..

Белка заметалась, сгребла свои банки с лекарствами, нашла пару чистых полотенец и сменную рубаху, потому что перевязки все истратила на Кириака, а новых никаким волшебством у нее на полках пока не образовалось. Стала тащить прочь одежду с пострадавшего. Ну, холодно на полу, но что делать — кровь сначала надо останавливать.

Сильно покусаны были руки — видимо, защищался от упырей. И очень пострадало лицо, правая щека болтается лоскутом так, что в дырку видно зубы, отметины клыков на лбу и на висках, бровь рассечена и нависает, глаз заплыл... Волки пытались добраться до шеи, но предусмотрительно завернутый ворот овчиного тулупа, замотанный еще и шарфом, защитил шею от критических повреждений. За ворот кусали, прокусить не смогли. Раны есть на плечах и предплечьях, покусы глубокие, но кровь течет, в основном, с головы. Там вообще льется всегда, если поранить. Голова самая неудобная часть тела — и кровит сильно, и бинтовать неудобно. Тут обезболивать надо, шить, одними словами, даже истинными рабочими, все и сразу не поправишь, да и потратила Белка рабочие, много силы днем ушло... Ай, беда, и на помощь кого-то звать — только время терять зря. Если Хродиха впрямь рожает, Кракла скоро не вернется. Надо все делать самой, а для начала выстраивать очередность действий.

Белка взяла себя в руки, собралась. Главное, что вредит в сложных ситуациях — суета. Расписала в уме последовательность, принудила себя к хладнокровию и принялась за работу. К счастью, раненый потерял сознание и не дрыгался, не вырывался, как случается. От боли, от кровопотери или от облегчения, что добрался, наконец, до жилья и помощи, неизвестно. Воды немного есть, лекарств немного есть, слов чуть-чуть осталось. Держись, парень, мы еще побарахтаемся!

Точечными заговорами остановила кровотечение на голове, порвала все доступные тряпки на ленты, перебинтовала раны на руках, приберегая слова для самой серьезной работы по восполнению крови и для штопки на лице. Когда провела губкой вокруг раны на щеке и приспособилась чинить, вдруг поняла, что парня-то этого неплохо знает. И даже более, чем неплохо. Перед ней на полу лежал покусанный живоволками Свит. Именно Свит, именно живоволками. Это они хватают за голову и целятся в жилы на руках. Он приоткрыл глаза, и его начало трясти, застучали зубы. Челюсть прыгала настолько сильно, что сказать хоть слово у него не получалось. Белка чуть не уронила свой хирургический набор. Огромным усилием переборола желание шлепнуть его по здоровой щеке и спросить — ты что натворил, урод? Как теперь все это расхлебывать будешь? А то и вовсе хотелось встать и пнуть егерским ботинком под ребра.

Вот же, свалилось ей... О чем с ним теперь говорить, он убийца. По баловству натравил живоволков на Хрода или по умыслу, не имеет значения.

Белка сглотнула ругательство. Положила ладонь Свиту на покрытый ледяной испариной лоб, проговорила — не рабочие слова, а старушечий заговор на сонное успокоение, выученный от Краклы. Поделив напополам — сон ему, успокоение себе. Так ей говорил учитель: ты не имеешь права отказать в помощи, если у тебя ее просят и есть возможность оказать. Если ты лекарь, лечи любого — друга и врага, святого и преступника. Потому что жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть. Ты не на стороне закона или человеческих предпочтений, ты не на стороне любви или материальной ценности. Ты на стороне жизни. Жизнь высшая ценность, всегда выбирай только ее пути.