— Да ну, — отказался Кириак. — Я боюсь вот этого всего. Это не мужское дело. И бабы там сердитые, один раз меня уже прогнали. Тебе тоже не надо бы. Мало ли… Не, я не пойду. Даже не проси. Вот вообще не могу такое, честно, мне там плохо стало… Дорогу покажу, а так — нет.

Но Белка и так уже поняла, в какой бане и за каким огородом находятся ее долги — житейские и лекарские.

— Ладно, — сказала она. — Тогда ждите меня где-нибудь. Постараюсь недолго.

— Ты к нам иди, — повернулся к писарю Свит, — сестренки дома остались, как раз к обеду попадешь. Предупреди, чтоб всех нас ждали.

— А можно? Меня вообще-то отправляли деву в беде выручать. Но, да простит меня твой профессор, Клара, я не в каждой беде помогать способен…

— Дева тебя освобождает от обетов! — распорядилась Белка, по-королевски взмахнув рукой, и зашагала в нужную ей сторону.

В условиях опасности рабочей группе нельзя разделяться — мелькнула в голове здравая мысль, почерпнутая у злого инспектора Вернера, но Белка всю жизнь была сама за себя. Не привыкать! Да и что можно теперь ей поставить в вину? Ее обвиняли в смерти Кириака, а тот оказался живее многих прочих. Еще и подвал раскрыть сумел, так что учитель не исчез навсегда и будет на стороне своей ученицы. Замечательно же все складывается! Даже шкура тетерева летает. Где наша ни пропадала!.. Всю жизнь Белка выкарабкивалась из разных житейских ям, выкарабкается и теперь. А совесть обязательно нужно умаслить правильным поступком, чтобы жить не мешала. Да и Хродиха, если честно, не такая уж плохая тетка, просто жизнь ее перекорячила…

И только через несколько шагов Белка заметила, что Свит отстал от Кириака и по-деловому следует за ней.

— Погодь, а ты куда? — удивилась она. — Ты-то в бабских делах много ли смыслишь, что со мной идешь?

— Ты про Бури и его проделки забыла? — спросил Свит. — А если выскочит где сбоку?

— Не забыла. Но считаю, что внутри оберегов он не опасен. Вся его сила в волках, а волки по ту сторону защитного круга.

Подумала еще: его сила не только в волках, но и во враках. Но враки все же развеиваются легче, чем живокость.

— Я все равно с тобой пойду, — заявил Свит. — Ну, хоть снаружи постою, в баню не полезу. Бури тоже не один волков позвал. Кто-то ему помогает. А ты скажи, правда, что ли, на меня думала?

— Ну, было немного, — созналась Белка. — Только я подозрениями ни с кем не делилась. Если у меня сомнения, я слова произносить не тороплюсь. Бури первый твое имя инспектору назвал. В общем, думаю, мы квиты. Ты же тоже меня подозревал?..

— Было дело. Там, у дуба, от тебя силой очень в сторону толкало. Как будто ты сама себе защитный круг. Или, наоборот, круг призыва.

— И ты не удержался и пнул меня в сугроб, — недобро хихикнула Белка.

— Ты первая толкалась.

— Я этого за собой не помню, — скорчила Белка вредную рожу. — Довольно об этом. Не хватает сейчас обидки прежние трясти. У нас сегодня все серьезно.

— А прощения у тебя просить можно? За то, что слабой тебя считал и вообще… Ты не слабая, ты упорнее многих. И я теперь тебе за свою жизнь должен.

— Можно, только не сейчас. Потом долги отдавать будешь. Давай сначала с насущным ворохом дел разберемся, — поморщилась Белка.

Не очень-то интересно было, когда парни тебя ценят за упорство. Хотя со Свитом это был первый человеческий разговор за все их немалое знакомство размером в жизнь. Сказал бы Свит, что красивая, потому и приставал, может, сразу и простила бы. Но нет. Приставал, потому что чужое упорство интересно было колупать. Так что теперь — не простит. Сначала помучает.

Свитти понял, что с разговорами он не ко времени, и просто поплелся вслед за Белкой к дальней баньке, где деревенские женщины охраняли от дурного слова Хродиху.

* * *

Никого лишнего в дальней баньке не было. Хродиха лежала на топчане в парилке, дите ее вместо люльки уложено было в ворох мягкой ветоши в тазу. В углу предбанника на пеньке сидя дремала Кракла, опираясь на клюку. Рядом на лавке перебирали какие-то тряпки две старшие дочери Хродихи — замужняя и незамужняя, вдвоем ушедшие в один дом. Одна женой, вторая помогать с детьми, да так и осталась на всю жизнь в приживалках. Откладывали в сторону, что не жалко порвать на пеленки.

Стояла банька на меже огородов, на половине дороги к прудам. Туда от прудов качают воду для полива большим ручным насосом — ну, чтоб и в баньку попадало заодно. Принадлежала она семье самой старшей из Хродовых дочерей. Та давно уже не была Хродихой Младшей, а все равно собственного значимого имени в деревне не заработала, так и пропала навсегда в тени старшего семейства. И сестру, рожденную на полчаса позже в двойне, за собой уволокла.

Детей Младшая-старшая нарожала немногим меньше, чем сама Хродиха, и точно так же — девок, в основном. Пацан у нее получился только один, лет десяти сейчас, тряслась над ним Младшая-старшая как над единственным светом в окошке. Никого из детей так в деревне не оберегали и не баловали. Паренек был со способностями, но ленив и не хотел учиться, а судьба ему предназначалась стать не будущим учителем даже, а самим словарным инспектором — так, по крайней мере, Младшая рассказывала всем и каждому про единственного наследника, хотя он и в школу еще даже не ходил. И сейчас, насколько Белка понимала, планы эти были под серьезной угрозой.

Вот туда, в этот мутный и непонятный день, забежала Белка, оставив Свита на подступах к межевому огородному плетню, где тот потоптался, но близко подходить не стал. Сразу сунулась к Кракле — в понимании Белки здесь была вотчина старухи. Но Кракла осталась совсем без сил, пробормотала только:

— А? Что?.. Да так-то ничо… Малая только слабая. Малую подержи. Помочь надо… А я святым помолюся, может и вытянут. Иди, слова свои трать, лишними не будут. Я свои уже все потратила, сижу, покой берегу…

А вот Хродовы дочки не были доброжелательны.

— Явилась! — язвительно сказала Младшая-старшая. — Выбрала наконец-то и для нас время, когда уж почти и не нужна!

— Меня только отпустили, — откликнулась Белка, стараясь не реагировать на зло в ее голосе. — Чем надо помогать?

— Ничем уже не надо, — таким же злым голосом откликнулась Младшая-младшая. — Сами всё смогли. А дальше как святые управят, не на тебя надежда.

Звали сестер Мурашка да Марашка, а кто из них кто, Клара так до сих пор и не знала. Поначалу они были одинаковые, а потом смысла не было различать — ходили они везде вместе, Младшая-старшая и Младшая-младшая. Хродиха принадлежала к роду Земли, род передается по матери, так что обе сестры были Землянички. Но на спелые ягодки, в первый месяц лета красным бисером рассыпавшиеся по лесным полянам, не походили нисколько. Скорей уж походили на вывернутую плугом коричнево-рыжую супесь на местных не самых щедрых пашнях. Обе невысокие, широкие в кости, волосы цвета светловато-невнятного, нос картошкой, щеки блином, глаза под бесцветными бровями неожиданно темные, едкие, сверлят буравчиками. Неприятные тетки.

— А чего вы меня прогнать хотите? — удивилась Белка. — Не надо помощи — так сама уйду. Я же не по своей воле задержалась, меня инспектор не пускал. Дайте хоть проверить, что все в порядке, а то вдруг все же смогу помочь хоть чем-то…

Младшая-младшая хотела выказать протест, но Младшая-старшая остановила, взяла сестру за предплечье: пусть уж смотрит. И обе отвернулись с таким видом, будто Белка их обманула. Белка-то догадывалась, кто на самом деле помог — вон, Кракла дремлет сидя, но не уходит домой. Это она всерьез потратилась, не дочки-неумехи, но даже опытная бабка-травница не уверена, что помощь никому тут больше не понадобится. И кто бы знал, как Белке на самом деле не хотелось вмешиваться в дела Хродова семейства. Ведь правда — не ее же дело…

И протест Маладшей-младшей понимала. В делах, когда одинаково слабы и мать, и дитя, а сил и знаний у помощников недостаточно, спасают женщину. Да и кому в семье теперь, после смерти Хрода, нужен лишний рот, тем более, что со слов Краклы Белка поняла — опять родилась девочка. Хродихе подросших детей бы без отца поднять… Но идти против жизни сестры все же не осмелились. По крайней мере, в присутствии посторонних.