Пока Белку тащили через всю деревню на плече, высмотреть что-нибудь важное ей не удалось. Она висела лицом вниз, на голову ей постоянно падал то капюшон ее собственной куртки, то рукав дрянного старого халата. Она пыталась вывернуться и поглядеть, но плохо получалось. Выяснить удалось лишь малое: инспектор просто зверски зол. И он переоделся из тулупа Хрода в свой собственный, починенный деревенскими бабами. На нем сейчас другие сапоги и другая шапка. А рядом идут все лучшие, кто в лес под деревья войти не побоится. Обрывки разговоров с их стороны долетали тревожные: «Да, вишь, она…», «да вот сейчас и двинемся…» или «Кровь на снегу…» Кое-о чем догадаться можно, но для полных выводов насчет происходящего — маловато.
Со Свитти их разлучили на перекрестке, его понесли в другое место. Наверное, домой, потому что издали вдруг донеслись причитания и взвизгивающие бабские вопли. Белка подумала — мать выбежала навстречу, а сыночка и не шевелится почти — мало у Белки ночью еще набралось сил, чтобы махом, как Кириака, такого лося на ноги поставить.
Белку приволокли в здание школы и уложили в библиотечном чулане прямо на слой безжалостно вывернутых с полок книг. Видимо, еще раз искали «Лучшие песни из тени», да так и не нашли потому что со злости побросали все в беспорядке и по полкам расставлять назад не стали. Даже в стопки не составили. Не деревенское отношение к книгам, где над каждой страничкой трясутся. Руководил этим погромом то ли великий страх, то ли смертельная злоба. То есть, устроил это все инспектор, а деревенские поперек и пикнуть боялись.
Развязывать Белку не стали, распеленывать из воняющих мышами тряпок тоже. Просто аккуратно сгрузили на книги. Спасибо, что не сбросили.
— Потерпишь, — сказал инспектор. — Недолго осталось. Даже не думай, маленькая дрянь, что тебе все это так просто обойдется. Будто сошло с рук, и получилось меня запутать. Я дважды прошел по следам, я расспросил много людей, я все понял. Мне плевать, что у вас тут делается в деревне между общинниками. В этом пускай разбирается законник, которого к вам обязательно пришлют, как только кости улягутся назад в берлогу, из которой вышли. Между собой вы хоть все перегрызитесь, мне нет дела. Но за смерть моего помощника ты ответишь сполна и ответишь лично мне. Что ты обещала ему, ведьма, когда он пошел за тобой ночью к дубу? Прикинулась беспомощной, и этот блаженный тебя спасать помчался?.. Ты ловка, изворачиваешься и врешь умело. Добренькой прикидываешься. Хорошо отвела некоторым глаза! Даже я поверил поначалу. Добрая лекарка, живет на отшибе, учится у профессора на пенсии и местной травницы. Людям помогает, от болезней лечит, со смертью на короткой ноге. А к ней относятся предвзято, не по заслугам из-за плохого родства. Но она не сердится. Она людям все, а люди ей только плевки и презрение. Она им прощает, все терпит и принимает с пониманием — люди есть люди, никакой от них благодарности. Золото, а не девочка. Рядом со смертью стоит и не боится. Да. Так и верил бы, не рассказали бы мне с разных сторон про твои прежние делишки. Печально, что все оказалось не так, как выглядит. Даже Хрода тебе обмануть удалось, он с тобой не считался, не рассмотрел, кого в своей деревне растит. Но я не Хрод! Пускай не сразу, но я — увидел! И я это дело прекращу! Так и знай, прекращу!..
Белка замотала отчаянно головой: она никого никуда не высылала! Она никого не обманывала! Она вообще не знает, что случилось с Кириаком, она его так и не встретила! Что напридумывал инспектор или что ему в деревне наговорили собиратели сплетен? Белка понятия не имеет! Она живет сама по себе! Она не плохая, она правда хорошая!
Но получилось только визгливое мычание сквозь тряпку, мотание башкой и катание по полу. Так что инспектор слушать все это и смотреть, как Белка извивается, не стал. Сплюнул презрительно прямо в книги, пнул носком сапога какие-то сползшие в сторону дешевенькие переплеты, развернулся и вышел.
Захлопнулась дверь, с легким скрипом лег в паз деревянный засов. Белку даже связанную решили запереть от греха. Словно она опасна, словно она дикий зверь. Раздались звуки удаляющихся шагов и дальнего разговора, в котором на расстоянии и сквозь стены не понять ни слова. До Белки так толком и не дошло, что происходит. Кириак пропал? Кровь на снегу? Допрос деревенских с их корявым пониманием что к чему?..
Белку тоже помутило вдруг вспыхнувшей ненавистью — но не лично к тупому инспектору, поверившему в россказни деревенских баб, будто Белка из беспутной семьи, а от осинки не родятся апельсинки. И не к людям вообще. А так, на жизнь и ситуацию в целом. На собственную беспомощность противостоять всеобщему злому балабольству и чьим-то смертельно опасным проделкам, в которых виноват оказался даже не красавчик Свитти.
Белка зарычала, попробовала жевать мерзкую, пропитанную слюнями тряпку, которой ей перехлестнули рот, чтобы не могла говорить рабочие слова. Забилась на полу, захлебываясь ненавистью к всеобщему человеческому идиотству.
Достигла только того, что кучка книг под ней разъехалась, и она с относительно теплого центра комнаты скатилась к промерзшей стене. Школу вчера, похоже, все-таки топили, чтобы инспектору нормально здесь ночевалось. Но то было вчера, и прогрелась она не везде. Белка покорячилась в путах еще немного, дотумкала, что ничего не может сделать ни руками, ни ногами, ни зубами. Разве что гусеницей немного отползти от стены и закатиться обратно на книги.
Все, что ей доступно — успокоиться и думать. Причем, не вариант даже, что, если наступит время разбора и суда над сотворившимся в деревне Школа злодейством, ей дадут оправдаться, развяжут рот. Очень уж лихо она показала себя на битве с живоволками. Инспектору не дала вставить ни рабочее слово, ни даже возглас удивления — сама раскидала всех и уничтожила. Такой, как она, опасно позволять открыть рот даже на мгновение. А наказание таким — Белка когда-то слышала от Хрода, хоть на собрания по вправлению разбредшихся деревенских умов не посещала — отрезание языка и обрубание пальцев рук, потому что, помимо разговорного, есть еще язык письменный, и некоторые умельцы исхитряются вкладывать словарую силу не в слово, сказанное вслух, а в слово написанное, в зачарованный свиток. Это сложно, но можно.
Тут Белке совсем стало худо. Даже слезы потекли и нос раскис. Но это было нельзя. Как нельзя позволять себе чувство беспомощности, когда ты стоишь над смертельно больным человеком. Нужно собирать себя в кучку и делать все, что можешь. До тех пор, пока тебя не остановит либо жизнь, либо смерть.
Вывернувшись последним, почти невозможным усилием, Белка исхитрилась сесть. День только начинался. В библиотечном чулане было светло — окна в школе стояли стеклянные. Мутноватые, немногим чище и яснее обычных пузырных, к тому же, не помытые с начала учебного года. Но все-таки городские, настоящие. За ними видно то, что за окном, на улице. И Белка, чтобы успокоиться и приобрести равновесие перед грозящей опасностью, стала смотреть сквозь стекло на выходящее на глухой серый забор и старую сливу, перевесившуюся с той стороны на участок школы. И вдруг, как нарочно под Белкин взгляд, через забор из-под сливы сиганула черная тень, нырнула к покрытой осевшим снегом земле, на миг выпав из зоны видимости, стремительно выскочила оттуда и со всего маху ударилась в стекло. Не разбила его, распласталась поломанными черными крыльями. И канула вниз. Тетерев!
Ведь он летает! Не может летать, не должен, потому что он — просто шкура на деревянном каркасе, набитая опилками. А сейчас еще и порванная так, что опилки высыпались. Но ведь летает же. Делает невозможное! А кто заставил его? Учитель, у которого нет ни языка, ни рук, потому что и учителя-то нет вообще. Белке, для того, чтобы отправить чучело в полет, нужны слова. Учитель делает это силой души, силой ума. Это высокий академический уровень, говорил профессор про свое умение. Слова остаются те же, но выражены не жестом, не звуком, не на письме. Одной силой мысли. Для этого нужно выработанное сосредоточение, когда мысль режет реальность как скальпель. Чтобы овладеть этим искусством, нужно много часов, много дней, много месяцев, а то и много лет внутренней работы. Даже если ты великий талант. Когда-нибудь, Клара Водяничка, и ты научишься. Но для этого нужно стараться, стараться и стараться. Не давать себе ни отдыха, ни слабины, стремиться и учиться. Ты пока еще школьница. Даже не студент. Но верь в себя — и у тебя со временем все будет.
