Для того, чтобы, исходя от этого определения чистого знания, начало оставалось имманентным своей науке, не представляется иного пути, как рассмотреть, или, правильнее, оставив в стороне всякие рассуждения и мнения, какие только могут быть, принять то, что есть налицо (was vorhanden ist).
Чистое знание, как сосредоточившееся в таком единстве, отрешилось от всякого отношения к чему либо другому и к опосредованию; оно есть безразличное; тем самым это безразличное само перестает быть знанием; остается лишь простая непосредственность.
Простая непосредственность сама есть рефлективное выражение и указывает на различие от опосредованного. Поэтому в ее истинном выражении эта простая непосредственность есть чистое бытие. Как чистое знание есть лишь знание, как таковое, совершенно отвлеченно, так чистое бытие есть лишь бытие вообще; бытие и ничего более, без всякого дальнейшего определения и наполнения, с предположением чистого знания, как результата конечного знания, сознания. Но если не следует делать никакого предположения, а начало должно быть само взято непосредственно, то оно определяется лишь тем, что оно должно быть началом логики, мышления в себе. Дано лишь решение, которое можно, пожалуй, считать и произволом, исследовать мышление, как таковое. Таким образом, начало становится началом абсолютным или, что здесь то же самое, отвлеченным; оно ничего не предполагает, ничем не опосредовано, не имеет никакого основания; напротив, оно само должно служить основанием всей науки. Оно должно, поэтому, быть просто чем-то непосредственным или, правильнее, только самим непосредственным. Как оно не имеет определения в отношении к другому, так оно не имеет его и в себе, не заключает в себе никакого содержания, ибо последнее было бы различением и отношением различного, следовательно, опосредованием. Таким образом, начало есть чистое бытие.
После такого простого изложения того, что свойственно ближайшим образом этому самопростейшему, логическому началу, можно прибавить еще следующие дальнейшие соображения; но они должны служить не столько к разъяснению и подтверждению этого изложения, которое само по себе достаточно, сколько считаться вызванными теми представлениями и размышлениями, которые могут предварительно встретиться нам на пути; хотя, конечно, как все прочие предварительные предрассудки, они находят разрешение в самой науке, и потому здесь собственно, самое большее, лишь терпимы.
То мнение, что абсолютно истинное должно быть результатом, и, наоборот, что результат предполагает некоторую первую истину, но что она, поскольку первая, с объективной точки зрения не необходима, а со стороны субъективной не есть познание, – в новое время привело к мысли, что философия может начинаться лишь с гипотетически и проблематически истинного, и что поэтому философствование может быть лишь исканием; мнение, которое неоднократно проводил Рейнгольд в последний период своего философствования, и которому нельзя отказать в той мере справедливости, что в основе его лежит истинный интерес, касающийся умозрительной природы философского начала. Разбор этого взгляда является, вместе с тем, поводом предварительно рассмотреть смысл логического развития вообще, так как этот взгляд включает в себя соображение о таком развитии. И именно он представляет себе это развитие так, что движение философствования есть скорее возвращение назад и обоснование, чрез которое обнаруживается, что то, с чего мы начинаем, не есть нечто взятое произвольно, но в действительности отчасти истинное, отчасти первое истинное.
Следует признать весьма существенным то соображение – которое ближе выяснится в самой логике, – что движение (философствования) вперед есть возвращение к основанию, к тому первоначальному и истинному, от которого зависит и которым на самом деле производится то, с чего мы начинаем. Так, например, сознание в своем движении от непосредственности, с которой оно начинает, приводится к абсолютному знанию, как своей внутреннейшей истине. Это последнее основание есть, стало быть, также то, из чего происходит первое, являющееся первоначально, как непосредственное; так, в еще большей мере, абсолютный дух, оказывающийся конкретною и последнею высшею истиною всякого бытия, познается, как свободно противополагающийся себе в конце развития в образе непосредственного бытия, – определяющий себя к созданию мира, содержащий в себе все то, что было дано в развитии, предшествовавшем этому результату; и чрез это превращенное положение он превращается вместе со своим началом в нечто зависящее от результата, как от принципа. Существенное для науки состоит не столько в том, чтобы началом служило нечто чисто непосредственное, сколько в том, чтобы целое образовало в себе круг, в котором первое есть также и последнее, а последнее есть также и первое.
Поэтому, с другой стороны, оказывается столь же необходимым считать результатом то, к чему возвращается развитие, как к своему основанию. С этой точки зрения первое есть столько же основание, а последнее – вывод из него; ибо поскольку мы исходим от первого и через правильные заключения приходим к последнему, как к основанию, это последнее есть результат. Далее, движение от того, что составляет собою начало, должно считаться лишь дальнейшим его определением, так что начало остается лежать в основании всего последующего, и ничто в нем не исчезает. Развитие состоит не в том, что вводится нечто совсем другое, или что совершается переход в нечто действительно другое; но поскольку такой переход имеет место, он в той же мере снова снимается. Таким образом, начало философии, основа, присущая и сохраняющаяся во всем последующем развитии, есть нечто остающееся вполне имманентным своим дальнейшим определениям.
Чрез это движение начало утрачивает ту односторонность, которая свойственна ему по его определению – быть непосредственным и отвлеченным; оно становится опосредованным, и линия научного движения становится вследствие того кругом. При этом оказывается также, что то, чтó составляет начало, поскольку оно, как таковое, есть еще неразвитое, бессодержательное, первоначально еще не познается, как должно, и что лишь наука, и именно в ее полном развитии, есть его законченное, содержательное и вполне обоснованное познание.
Но именно потому, что лишь результат выясняется, как абсолютное основание, развитие этого познания не есть нечто предварительное, тем менее проблематическое и условное, но должно определяться природою вещей и самым содержанием. Это начало не есть нечто произвольное и взятое откуда попало, или нечто произвольно являющееся или предположенное лишь в виде уступки, о чем лишь впоследствии оказывается, что мы вправе принять его за начало; тут имеется налицо не такой случай, как при построениях, пускаемых в ход при доказательстве какой-либо геометрической теоремы, относительно которых лишь в течении самого доказательства оказывается, что мы поступили хорошо, проведя именно эту линию и начав доказательство со сравнения таких-то именно линий или углов, а само по себе проведение линий или сравнение углов не имеет никакого значения. Основание, по которому чистая наука начинает с чистого бытия, заранее и непосредственно дано в ней самой. Это чистое бытие есть единство, в которое возвращается чистое знание, или, так как последнее само должно быть отличаемо, как форма, от своего единства, оно есть также содержание этого знания. По этой своей стороне чистое бытие, это безусловно непосредственное, есть также безусловно опосредованное. Но оно должно быть по существу взято лишь в той односторонности, по коей оно есть чисто непосредственное, именно потому, что оно берется здесь, как начало. Поскольку оно не было бы этою чистою неопределенностью, поскольку оно было бы определенным, оно было бы взято, как опосредованное, уже развитое далее; определенное имеет своим первым нечто другое. Поэтому, в природе самого начала дано быть только бытием, и ничем более. Вследствие того оно не требует никаких дальнейших приготовлений, чтобы проникнуть в философию, никаких размышлений или точек связи.
