Кормили его также исправно. Помимо фруктов, запасы которых пополнялись по мере убывания, ему подавали полноценные завтрак, обед и ужин. Трапеза обычно проходила на какой-нибудь полянке или лужайке поблизости от дороги.

Так или иначе, целых два дня он отдыхал от невыносимой тюремной жизни. Угнетала лишь необщительность попутчиков. За все это время, парни не проронили ни одного слова, выходящего за рамки их должностных инструкций.

Фаррук был в полном недоумении. Обычно ему хватало пары-тройки слов, чтобы разговорить самого нелюдимого буку. А тут, вроде бы, и ребята жизнерадостные, практически ровесники, и общих тем у них должно быть неисчерпаемое количество. Ан нет, подадут тарелку с едой и смотрят молча, как он поглощает пищу и на его реплики и вопросы отвечают односложно, без особого желания, словно он и есть вышеупомянутый комар и норовит впиться в то самое нежное место, обычно защищенное одеждой.

"Вот же големы бездушные, — думал с обидой Фаррук. — Ладно, молчуны, не хотите снисходить до общения, как-нибудь перетопчемся".

Когда повозка остановилась в очередной раз, Фаррук подумал, что это какая-нибудь незапланированная остановка, из-за поломки колеса или по какой-то иной причине. Оказалось, что приехали. Выйдя из возка, юноша оказался внутри обширного периметра, обнесенного высоким кирпичным забором, поверх которого была натянута колючая проволока. На дальнем конце ограниченного пространства виднелись несколько длинных одноэтажных зданий, напоминающих казармы, чуть поодаль стоял солидный трехэтажный особняк, а немного дальше располагались конюшни, склады и еще какие-то постройки явно нежилого предназначения. На самом поле суетилось не менее сотни человек. Некоторые махали мечами, другие бегали по кругу, третьи соревновались в метании различных предметов, и все это происходило под присмотром горластых инструкторов.

— Хлум, Турск — окликнул конвоиров какой-то смуглокожий бородатый брюнет, облаченный в легкий кожаный доспех, усиленный костяными пластинами, — что это за птицу вы привезли? Вроде бы по виду хлипковат, даже на прегенария не тянет.

— Боевой маг, — коротко ответил Хлум.

— Маг?! — у любопытного воина отвисла нижняя челюсть. — Для чего нам маг, да еще боевой? Кабы бы лекарь… а боевой-то зачем?

— Это ты у хозяина спроси, Галахэр, — весело оскалился Хлум, — может быть, тебе повезет, и он представит подробный отчет о своих планах касательно этого парня.

— Ага, спросишь его, — тут же сник бородач, — кулачищем в зубы, мол, не твово ума дело.

— Тогда наберись терпения, — посоветовал ему Турск, — Со временем все тайное станет явным.

— Деваться некуда, — развел руками Галахэр и громко заразительно рассмеялся.

Вслед за ним заулыбались и Хлум с Турском. Не такими уж они оказались нелюдимыми.

С Фаррука сняли ручные кандалы. Его не поместили в казарму вместе с другими гладиаторами, ему выделили отдельные апартаменты со всеми необходимыми удобствами в том самом трехэтажном особнячке. У них был лишь единственный недостаток — наличие прочной двери, запираемой с наружной стороны и крепких решеток на окнах.

Означенное обстоятельство, по большому счету, Фаррука не тронуло. Все время с момента знакомства с ланистой Патиасом он размышлял над довольно заманчивым предложением. Конечно, выходить на потребу толпе на арену, чтобы сражаться за свою жизнь было противно его натуре. Как боевой маг, он был готов биться в бою, НАСТОЯЩЕМ бою с НАСТОЯЩИМ противником, совершенно другое устраивать из своего ремесла мерзкую забаву.

С другой стороны мэтр Патиас пообещал ему хотя бы один бой, хочет он того или не хочет. Разумеется, просто так стоять в ожидании смерти он не станет. Значит, деваться некуда, придется, выражаясь фигурально, плыть по течению до тех пор, пока не появится возможность плыть против, или хотя бы выбраться на берег. К тому же, после нескольких удачных выступлений хозяин обещал ему свободу…

"Боже праведный, я уже называю кого-то хозяином, — горько подумал Фаррук. — А куда деваться? С некоторых пор я — вещь, которую можно купить, продать или просто сломать и выбросить, и никто не осудит её владельца и не упрекнет в жестокосердии, поскольку таковы нравы и не только здесь".

Казалось бы, от рабовладения на Хаттане открещиваются все, однако низвести до положения раба военнопленного или безнадежного должника — общепринятая практика. К тому же, в свое время сами маги сделали все, чтобы человек в ошейнике раба превратился в рабочую скотину. Благо Создателю и всем прочим богам, что не смогли самих себя превращать в слепых исполнителей чужой воли, лишь научились перекрывать доступ к Силе.

Теперь Фаррук со стыдом вспоминал, что сам не так уж и давно относился к людям со смирительным ошейником крайне пренебрежительно, мол, сами виноваты: не стоило загонять себя в долговую яму или, собираясь на войну, следовало позаботиться о выкупе. О своей судьбе он не волновался, поскольку категорически отрицал хотя бы малейшую вероятность оказаться в лапах врага. Во всяком случае был уверен, что государство не оставит его в беде. Как оказалось, государство по каким-то непонятным причинам отказалось от своего верного сына, и теперь сам он ощутил в полной мере, то, что чувствуют те, кого он еще совсем недавно презирал.

После пережитого позора сама существующая система обмена военнопленными за выкуп казалась ему дикой. Свои взгляды по поводу судьбы злостных должников он также начал пересматривать. Если человек не имеет возможности выплатить долг, бесчеловечно низводить его до состояния раба, о нем должно позаботиться общество в лице государственных структур.

Фаррук поймал себя на мысли, что последние события заставляют его думать значительно масштабнее, нежели раньше. Став жертвой откровенной несправедливости, он вольно или невольно начал анализировать существующее положение вещей в Дарклане и других государствах, где ему довелось побывать. И как это ни странно, до его сознания начало доходить, что практически везде власть имущие нисколько не заботятся о процветании граждан. Всяк чиновник расценивает свое положение как некую синекуру, ниспосланную ему едва ли не свыше, для того, чтобы он мог обеспечить свое безбедное существование. А народ — быдло, на которое можно преспокойно поплевывать.

Сам Фаррук к мздоимству относился крайне отрицательно и взяток не брал, несмотря на то, что дать "на лапу" ему пытались неоднократно. И ладно бы за какую-то определенную услугу. Просто так на всякий случай совали: за то, что он рядом с Магистром, чтоб чего плохого про дарителя не вякнул. Целенаправленные услуги, насколько ему было известно, оплачивались отдельно и весьма щедро. Да, он не брал, но замечал неоднократно, как берут другие и не просто берут, а гребут едва ли не лопатой.

Видел и молчал из чувства ложной корпоративной солидарности. Ну берет мзду товарищ по работе, ну грешен, так во всем остальном он отличный парень: и балагур отменный, и собутыльник знатный, и в долг при случае даст и процентов не возьмет. Как на такого идти с доносом? А главное — куда?

Кому нести печаль свою, если все вокруг берут? Магистру? Нужно ему заниматься такими вещами. А может быть, ему даже выгодно, что у всех вокруг рыльце в пушку — любую инициативу поддержат, всякое начинание одобрят и не взъерепенятся, когда не нужно. Короче говоря, послушное стадо баранов, посредством которого можно управлять другими баранами. Идеальный вариант для того, кто находится у руля власти.

Раньше подобные мысли как-то не приходили в голову, в общем-то, неглупого юноши. Теперь перенесенная обида способствовала кардинальному пересмотру его взглядов. Иногда он представлял себя на месте Верховного Властителя Дарклана и в голову лезли всякие интересные проекты по переустройству общества. Как ему казалось, он явственно видел недостатки государственной политической системы, более того, он знал, как все исправить. Откуда что берется?

Впрочем, скоро ему стало не до подобных экзерсисов умственного свойства. На следующий день по приезде в школу гладиаторов его вызвал к себе мастер Патиас.