Когда я вернулся в домик Ведьмака, мною овладело беспокойство. Но чем дольше я думал, тем более правильным казался мне мой поступок. Я знал, что бы сказал Ведьмак. Он бы выбросил эти лепешки и прочитал мне длинную лекцию о ведьмах и девчонках в остроносых туфлях.

Но его здесь не было, а значит, решать придется самому. Две причины заставили меня пойти ночью в восточный сад. И первая – это обещание, данное Алисе.

«Никогда не давай обещания, которого не готов сдержать», – говорил мой отец. Так что выбора у меня не было. Отец разъяснил мне, где зло и где добро, а то, что теперь я стал учеником Ведьмака, ничего не меняло.

Во-вторых, я и сам не мог смириться с тем, что старую женщину держат в яме, в заточении. Одно дело – мертвая ведьма, но ведь эта – живая. Помню, мне еще пришло в голову: какое же ужасное преступление нужно совершить, чтобы заслужить такую жестокую участь?

Что плохого в том, если я принесу ей три лепешки? Немного утешения, поддержка семьи в холод и дождь, вот и все. Ведьмак велел мне доверять своим побуждениям. Поэтому, тщательно все взвесив, я решил, что поступаю правильно.

Меня пугало одно: придется нести лепешки одному, поздно ночью. К полуночи в восточном саду становится очень темно, особенно если на небе нет луны.

Когда я с корзиной пришел в сад, оказалось, что тьма там стояла вовсе не непроглядная. Вероятно, потому, что в темноте у меня обострялось зрение. Мама тоже хорошо видела в темноте, и я, наверное, унаследовал это от нее. К тому же небо было чистое, и луна помогала отыскать дорогу.

Стоило мне ступить под кроны деревьев, как вокруг стало холоднее, и меня пробила дрожь. К тому времени, как показалась первая могила с каменной оградой и тринадцатью железными прутьями, похолодало еще сильнее. Вот здесь похоронена первая ведьма – слабая, как сказал Ведьмак. Нечего тут бояться, убеждал себя я, всеми силами стараясь в это поверить.

Поначалу я хотел отнести лепешки Мамаше Малкин днем, пока солнце светит, и сейчас, в полуночном саду, я уже жалел, что передумал. Ведьмак твердил, что после наступления темноты здесь очень опасно. Он несколько раз меня предупреждал. Это было важным правилом, а теперь я его нарушал.

Повсюду слышались какие-то странные, еле слышные звуки. Шорохи, порхания, поскрипывание веток. Скорее всего, бояться их не стоило – просто маленькие зверушки шебуршали, потревоженные моими шагами. Но все равно каждая из них напоминала, что мне здесь не место.

По словам Ведьмака, ведьмы были закопаны в двадцати шагах друг от друга. Я внимательно сосчитал шаги и оказался возле второй могилы, точь-в-точь похожей на первую. Для верности я подошел ближе. Там тоже были прутья, а под ними – земля, хорошо утоптанная, без единой травинки. Тут лежала мертвая, но все еще опасная ведьма. Это ее похоронили вниз головой. Значит, где-то под почвой были ее пятки.

Я присмотрелся к могиле, и мне почудилось какое-то движение. Что-то дернулось. Может, просто воображение разыгралось, может, какой-нибудь зверек – мышь или землеройка. Я быстро отпрянул. А вдруг палец?

Еще три шага – и вот оно, то место, которое я искал. Здесь тоже была ограда из тринадцати прутьев. Но я заметил три отличия. Во-первых, место было скорее квадратное, чем овальное. Во-вторых, оно было больше: четыре на четыре шага. А в-третьих, под прутьями зияла черная яма, не засыпанная.

Я остановился и прислушался. Было очень тихо, только шуршали зверьки и дул легкий ветерок. Такой слабый, что я едва его ощущал. Зато заметил, как он прекратился. Вдруг все успокоилось, в лесу стало неестественно тихо.

Я все время прислушивался, рядом ли ведьма. А теперь почувствовал, что она сама прислушивается ко мне.

Тишина длилась целую вечность, пока я не понял, что слышу слабое дыхание из ямы. Мне наконец удалось сдвинуться с места, и, сделав пару шагов, я оказался на самом краю ямы, одним сапогом уже касаясь каменного ограждения.

И в этот самый момент мне вспомнились слова Ведьмака о Мамаше Малкин: «Почти вся ее сила утекла в землю. Но она бы не прочь поживиться мальчонкой вроде тебя».

Я отпрянул, но не очень далеко. Слова Ведьмака заставили меня призадуматься. А что, если вдруг из ямы покажется рука и схватит меня за лодыжку?

Надо было поскорее заканчивать с этим. Я тихо позвал в пустоту:

– Матушка Малкин! Я вам кое-что принес. Это подарок от вашей семьи. Вы здесь? Вы меня слышите?

Ответа не последовало, но дыхание участилось. Поэтому, не теряя ни минуты и отчаянно мечтая о возвращении в теплый дом Ведьмака, я засунул руку в корзину. Мои пальцы наткнулись на лепешку. Она была какой-то липкой и очень мягкой. Я достал ее и вытянул руку.

– Это лепешка, – тихо сказал я. – Надеюсь, угощение вас утешит. Завтра принесу еще одну.

С этими словами я бросил лепешку, и та упала куда-то в темноту.

Мне надо было немедленно бежать назад в дом, но я задержался на несколько секунд. Уж не знаю, зачем я это сделал, но очень скоро пожалел, что не ушел сразу.

В яме что-то зашевелилось, будто поползло по земле. А потом я услышал, как ведьма ест лепешку.

Раньше я думал, что мои братья во время еды слишком громко чавкают. Но ведьма чавкала в сто раз противнее и гаже, чем свиньи, когда они своими рылами роются в помоях. Она сопела, фыркала, жевала и пыхтела одновременно. Не знаю, понравилось ли ей угощение, но шумела она здорово.

В ту ночь мне совсем не спалось. Я все время думал о темной яме и о том, что завтра придется пойти к ней снова.

К завтраку я спустился вовремя, но почему-то бекон оказался подгорелым, а хлеб зачерствел. Отчего так – не понимаю, ведь я только вчера был у пекаря. Да и молоко прокисло. А может, домовой на меня рассердился? Неужели он знал, что я сделал, и испортил завтрак, чтобы о чем-то предупредить?

Я привык к тяжелому труду на ферме, а Ведьмак не оставил для меня никаких поручений, и мне нечем было заняться. Я подумал, что он не был бы против, если я почитаю что-нибудь полезное, и поднялся в библиотеку. Но, к сожалению, дверь оказалась заперта.

Что мне еще оставалось? Я отправился на прогулку, решив осмотреть холмы и в первую очередь взобраться на Клин Парлик. Добравшись до вершины, я сел на пирамиду из камней, чтобы полюбоваться красивым видом.

Стоял ясный светлый день, и отсюда сверху мне было видно всё Графство, раскинувшееся у меня под ногами. Далеко-далеко на северо-западе манящая, мерцающая голубизна моря сливалась с небом. Холмы тянулись бесконечно, большие и маленькие, с диковинными именами. Чтобы все их изучить, нужна, пожалуй, целая жизнь.

Недалеко от меня располагался Холм Волка, и я поймал себя на мысли, что там и вправду могут быть волки. Они и так опасны, а зимой, говорят, когда стоит сильный мороз, иногда охотятся целыми стаями. Ну, сейчас была весна, и ничто пока не говорило об их присутствии, но это еще не значит, что волки здесь действительно не водятся. Я пришел к выводу, что на холмах после захода солнца все-таки страшновато.

Но не так страшно, как необходимость снова накормить Мамашу Малкин. Вскоре солнце начало клониться на запад, и пришлось опять спуститься в Чипенден.

И вот я снова нес корзину через мрачный сад. На этот раз я решил управиться побыстрее. Не медля ни минуты, я бросил вторую липкую лепешку через прутья прямо в черную яму.

И только потом, когда уже было поздно, я заметил то, от чего даже сердце оледенело.

Прутья над ямой были погнуты. Еще прошлой ночью они все лежали идеально прямо – тринадцать параллельных железных прутьев. А теперь в центре было отверстие, достаточно широкое, чтобы просунуть голову.

Их мог погнуть кто-то снаружи, но я что-то сомневался в этом. Ведьмак говорил мне: дом и сады охраняют и сюда никто чужой не может пробраться. Он, правда, не уточнил, кто именно их охраняет, но я полагал, что это какой-нибудь домовой. Может, даже тот же, какой готовит еду.