К наступлению ночи отряд пересек ледник и спустился по дальнему склону горы, так и не нагнав ни Эйлифира, ни Финнварда, ни Ивара. Путники были так измотаны, что и шагу не в силах были ступить, и пуще всех обессилел Гизур. После почти двух часов магической концентрации он так и не сумел накопить достаточно Силы, чтобы высвободить сокровенную магию фюльгии Флоси и Эгиля. Скапти в конце концов — и с немалым трудом — сумел принудить свою альвийскую суть сменить привычный облик и принять свою фюльгью. Он не знал, гордиться ему или смеяться, потому что его фюльгья оказалась крупным белым зайцем.

Гизур меж тем сражался с Флоси и Эгилем, перепробовав все, от гипнотических заклинаний до транса, но так ничего и не добился. Эгиль объявил, что у него гудит голова, а затем гудение сменилось жесточайшей головной болью — предостережение о том, что его магические свойства, сколькими бы из них он там ни обладал, достигли своего предела. Гизур тоже был измучен сверх меры, и Скапти с тревогой следил, как он надрывается, исходя потом, над заклятиями.

— Ничем не могу им помочь, — пожаловался наконец Гизур и, трясясь всем телом, осел на землю. — Чтобы вдохновить их Силу на пробуждение, нужен, по меньшей мере, конец света. А мне это не по плечу.

— Но нельзя же так все и оставить, — обеспокоенно заметил Скапти. — Надо что-то сделать, Гизур. Заколдуй их или что-нибудь в этом роде.

Маг вздохнул, растирая виски:

— Закон Гильдии Магов запрещает применять Силу против друга, чтобы обратить его в низшую форму жизни или подставить его под угрозу. Но еще немного — и у меня не хватит сил переставлять ноги.

Собрав всю свою Силу, он начал произносить заклинание над Флоси и Эгилем, которые невольно съежились и сморщились. Чары победили, однако, их слабое сопротивление, и наконец Гизуру удалось превратить их в больших черных крыс. Эта попытка дорого стоила магу, и он едва сумел принять собственную фюльгью, обернувшись белой совой. Он перелетал с камня на камень, ожидая, пока они не нагонят его. Скапти мчался вперед жизнерадостными прыжками, полный сил, а за ним следовали две крысы упорной и спорой рысцой, присущей всему крысиному племени.

На середине спуска вся компания повстречалась с Финнвардом — он брел навстречу, с отвращением отмаргиваясь от снежинок, которыми засыпал его ветер. К тому времени белая сова все чаще присаживалась отдыхать на камнях, разинув клюв и утомленно свесив крылья. Когда отряд благополучно оставил позади и ледник, и гору, Гизур с нескрываемой радостью освободил от чар Флоси и Эгиля и помог Скапти и Финнварду вернуть обличье альвов. Эйлифир в облике хорька все еще мчался во всю прыть за Иваром, уверенный, что вот-вот нагонит его и приведет в лагерь. Гизур, совершенно измотанный, свалился на груду мешков, — их снаряжение сопровождало отряд и в обличьях фюльгий. Вся поклажа была искусно превращена в клещей или репьи, прицепившиеся к шерсти, — так она не обременяла животных.

Альвы взволнованно обменивались впечатлениями о путешествии в зверином облике, восхищаясь возможностью увидеть и учуять то, что обычному человеку вовсе не доступно, и дивясь тому, какая безграничная сила и живость заключена в гибких тельцах мелких тварей, чья жизнь зависит от их сообразительности и инстинктов. Они удивлялись, что так долго и бездумно скитались по свету, не имея понятия обо всех тайнах, которые открыты тончайшим чувствам животных.

Финнвард занялся костром и чайником, к большому удовольствию приятелей отвечая на вопросы рассеянным: «Мр-р-р»? Даже Гизур наконец улыбнулся, с благодарностью приняв кружку дымящегося чая.

Скапти наблюдал за Гизуром и наконец поймал себя на том, что встревоженно жует кончик бороды и дергает себя за ухо.

— Я, конечно, отроду был перестраховщиком, — наконец шепнул он Гизуру, — но, поверь, никогда прежде я не видел тебя таким слабым и опустошенным… лишенным Силы. Кошачья голова на твоем посохе даже не светится, Гизур. Боюсь, ты истратил больше Силы, чем дозволено тебе природой.

Гизур помотал головой:

— Все в порядке. Мне только нужно отдохнуть. Может, я и вправду слегка переработался… но, в конце концов, помог вам добраться сюда, верно?

— А какой в этом прок, если вдруг Лоример обнаружит нас и ты не сможешь обеспечить нам защиту?

Маг закрыл глаза и досадливо отмахнулся:

— Оставь меня в покое, дай отдохнуть. Ты ведь тоже не так уж беспомощен, забыл? Не тревожься, — когда придет время схватки с Лоримером, я буду к ней готов.

Заря была уже близка, когда Ивар выбрался наконец из ущелья. Поскольку оно тянулось в том же направлении, которого он хотел придерживаться, юноша без колебаний бежал в темноте по ущелью, стараясь только не запнуться и не упасть. Он часто останавливался, вслушиваясь в тишину и страшась различить в ней шум погони Лоримера или черных гномов, — но так и не услышал ничего.

Когда он покинул ущелье, первое, что бросилось ему в глаза, — стоячий камень, в котором была пробита дыра. Сердце у Ивара так и подпрыгнуло от радости, и он заторопился к камню, чтобы лучше разглядеть его вблизи. На гладком камне был вырезан меч, указывавший на юг, а рядом нацарапано несколько рун, которые ничего не говорили Ивару, но он решил, что они могут означать Йотунсгард или даже Лабиринт. Заглянув в дыру, он разглядел зарубку на склоне огромной, увенчанной ледником горы. Ивар постоянно изучал карты из-за плеча Гизура и теперь признал, что эта гора — Вапнайокулл. Не отрывая глаз от зарубки, он начал подъем и несказанно был рад тому, что покидает низины и поднимается на спасительную высоту. Ивар карабкался все выше и выше, перебираясь через заваленные льдом расселины и боязливо прислушиваясь к угрожающему ворчанию ледника над головой. Он пересек несколько рукавов ледника, уходивших в глубину ущелий, стараясь ни на минуту не упускать из виду путеводной зарубки.

Судя по всему, Лоример за ним еще не гнался. Куда сложнее оказалось найти пропитание. Ивар осторожно попробовал несколько ярко-красных ягод, но их сок так обжигал язык, что от этой снеди пришлось отказаться. Ивар смутно гадал, не выведет ли его зарубка прямо к странноприимному дому, где можно будет дождаться Гизура и альвов, и содержат ли вообще огненные йотуны такие дома — в чем он, честно говоря, сомневался. Скорее всего, зарубка и стоячий камень не имели ничего общего с огненными йотунами. Юноша тем не менее упрямо шел вперед, неуклонно следуя Путевой Линии.

К полудню голод совсем истерзал его. Он почасту пил из встречных ручейков и лужиц, а однажды с жадностью стал глотать пригоршни снега из заполненной снежными комьями впадины, которую прикрывал нависший уступ. Голод это не утишило, а только разожгло жажду.

Весь день ледник издавал угрожающее ворчание, а один раз Ивар увидал, как срываются в расселину глыбы льда, — мощь этого зрелища поразила бы его, если б он не был так измотан. Он упрямо полз вверх, пока не добрался до зарубки, — там оказалась стылая, продуваемая ветром площадка недалеко от края самого ледника. Ивар очень скоро убедился, что спуск по другому склону немногим легче подъема, который он только что одолел, и что там нет никаких признаков странноприимного дома, ни иных отметин, оставленных человеческой рукой. На пути вниз он едва замечал грохочущий в ущельях лед. Один-единственный ершистый скальный гребень привел его снова в относительное тепло низин. Уже темнело, когда Ивар отыскал в скальном оползне углубление, где можно было отдохнуть, хотя это и не было самое уютное местечко. Ивар надеялся, что шорох падающих камней предостережет его о приближении врага. Едва не плача от жалости к себе, он уткнулся лицом в локоть и попытался заснуть. Наконец сон овладел им, но тем ужаснее были постоянные и беспричинные пробуждения. Ивар погрузился в глубокую дремоту, когда что-то холодное и влажное осторожно тронуло его ухо. Ивар подскочил и не смог удержать вскрика, увидав, что рядом с ним сидит на камне смутный силуэт, закутанный в плащ.

— Тсс! — произнес до слез знакомый голос Эйлифира. — Ты еще хуже Флоси. Ивар, враз обмякнув, осел: