— Не могу поверить, что это ты, Эйлифир. Может, я еще сплю? Ты не представляешь, что мне довелось пережить. Я целых три дня толком ничего не ел и почти не спал. Где Гизур? И как ты подобрался ко мне без единого звука?

— Вопросы, вопросы! — пробормотал Эйлифир. — Вы, скиплинги, считаете, что можете расспрашивать всех и вся. Иди-ка со мной, побыстрее да потише, и самое большее за час я верну тебя Гизуру. Кстати, что ты сделал с Лоримером? Он гонится за тобой?

Ивар, осторожно пробиравшийся по оползню, остановился:

— Не думаю. У старой башни я ослепил его кинжалом Бирны. За весь день мне не попалось на глаза ни единого признака его присутствия.

Эйлифир некоторое время шел молча, затем заговорил:

— Какая напасть толкнула тебя на Лоримера? Должно быть, ты застал его врасплох, не то бы он тебя наверняка прикончил, и с тобой сгинули бы все наши надежды на мирное будущее. Ивар, ты больше не принадлежишь только самому себе. Если ты погибнешь, если вира не будет уплачена — подумай, что станется со Скапти и со всеми нами? Нас загонят и прикончат, как зверей. Затем разразится великая война между льесальвами и силами тьмы, и лед опустошит Скарпсей от края до края. Тысячи погибнут, и падет Сноуфелл, и тьма одержит победу. Я знаю, что ты думаешь: мол, нечестно, что судьба и будущее целого мира взвалены на плечи юного скиплинга, — но тебе, Ивар, пора бы научиться ответственности. Скажу тебе откровенно, ты слишком опрометчив и неосторожен.

Ивар нахмурился. После всего пережитого последнее, чего он ожидал, — это нравоучения. Несколько раз он открывал рот, чтобы оправдаться, но всякий раз вспоминал о своей промашке — и молчал.

— Ты прав, Эйлифир, — наконец сказал он. — Не гожусь я для этого дела, не обучен. Я всего лишь сын бедного рыбака — бедного, ленивого и легкомысленного, — оттого и сам я не храбр и не умен. Бирна, единственный человек, которого я любил, Бирна, которая учила меня всему, убита подлецом Лоримером, и с тех пор, как ее не стало, я словно перестал быть хозяином своей судьбы; да и не смог бы изменить ничего, даже если б и захотел. Знаю только одно. Я отомщу Лоримеру за гибель Бирны — если не сейчас, то потом. — Говоря это, Ивар по пути топтал цепкий репейник и отшвыривал носком сапога мелкие камушки. К концу своей речи он начал задыхаться и едва не сломал большой палец на ноге о булыжник, который не пожелал убраться с его дороги.

— Чувство бессилия знакомо каждому, кто собирается чего-нибудь достигнуть, — заметил Эйлифир. — Не надо только идти на ужасный и бессмысленный риск, чтобы от него избавиться. Твоя жизнь невероятно важна для меня, для всех льесальвов. Больше всего я опасаюсь, что Лоример, разъяренный и оскорбленный твоим нападением и тем, что ты ослепил его, забудет свою жажду власти, только бы отомстить тебе. Сейчас он, должно быть, сильно разгневан.

— Еще бы, — вздохнул Ивар. — Похоже, я совершил еще одну ошибку. Не привык я к обычаям мира альвов. Мы, скиплинги, часто деремся врукопашную и даже получаем от этого удовольствие. Спасибо за совет, Эйлифир. Я постараюсь запомнить, что обязан уцелеть, хотя бы пока не будет уплачена вира.

Эйлифир сумрачно кивнул и зашагал быстрее прежнего. Ивар, как мог, поспевал за ним, хотя ноги его после трех дней пешего пути были в плачевном состоянии. Он все время спотыкался и к рассвету, когда они наконец дошли до лагеря альвов, едва держался на ногах. Альвы, пробудившись, шумно приветствовали его, и Финнвард сразу поставил чайник на огонь, а все прочие засыпали Ивара вопросами. Наконец Гизур рявкнул:

— Тихо все! А теперь спрашивайте по порядку, как полагается. — Он обернулся к Ивару, который, пропуская все мимо ушей, блаженно набивал рот лучшей в мире пищей — черствыми сухарями, твердым сыром и вяленой треской. — Ивар, самый важный сейчас вопрос — о Лоримере. Мы думали, что он схватил тебя; но как ты ухитрился бежать, когда и где?

— И почему? — тотчас добавил Флоси. Ивар метнул на него ледяной взгляд:

— Хорошо бы в следующий раз ему попался ты, Флоси, вот тогда бы мы и поглядели, чего стоят твоя болтовня да бахвальство. Уж ты бы сбежал от него… это так же верно, как то, что свиньи летают. Эйлифир, расскажи им все. Я хочу есть. И спать. — Он никак не мог решить, чего ему хочется больше.

Гизур, погруженный в раздумья, сидел у костра, по уши закутавшись в одеяло. Ивар разглядел его, лишь когда немного утолил голод. Время от времени все тело мага сотрясала дрожь и в глазах его вспыхивал лихорадочный огонь.

— Гизур! — окликнул Ивар, вполуха слушая, как Финнвард восторгается собственной фюльгьей. — Что с тобой? Ты болен?

Гизур резко качнул головой:

— Пройдет. Это всего лишь перенапряжение. У Флоси и Эгиля так мало врожденной магии, что пробуждать в них Силу — все равно что возиться с куском застывшего дегтя. Никогда я еще не был так истощен.

Ивар тревожно глянул на него:

— А ты точно придешь в себя за день-другой, если не надо будет напрягаться? Маг едва слышно фыркнул:

— Напрягать-то нечего. Моя Сила почти сведена на нет. Много времени пройдет, прежде чем она восстановится окончательно. — Он тяжело вздохнул и снова затрясся в ознобе.

— Сколько же это продлится? — Ивар позабыл о собственной усталости. — Лоример далеко не ушел, а теперь, боюсь, он еще больше пылает жаждой мести, чем прежде. Жаль, что кинжал Бирны проткнул только его глаз. Лучше бы это было сердце. Хоть бы он истек кровью до смерти!

Ледяные пальцы Гизура вцепились в запястье Ивара, точно когти.

— Ты не понимаешь, что такое на самом деле Лоример. Неужели Бирна тебе этого не рассказала?

— Он — Драуг, упырь, — быстро сказал Ивар. — От него же самого я это и услышал в тот день, когда заблудился. Но я думал, что драуги избегают солнца, как чумы.

Гизур тронул навершье посоха, и оно слабо замерцало.

— Лоримеру уже немало веков. Тысячу лет покоился он в трясине, ожидая, пока какой-нибудь глупец не возродит его к жизни. Имя этого глупца было Регин, один из магов Свартара, увлекавшийся черной магией. Он обнаружил место, где Лоример был заключен за свои бесчисленные злодеяния, после того как большую часть своей жизни потратил на поиски тайн и премудростей Лоримера. Регин выкопал тело, которое неплохо сохранилось в наших знаменитых болотах, и свершил поистине чудесный труд, восстановив его кровоток, чувства и так далее. Так драуг Лоример обзавелся телом, которое помогало ему алчно стремиться к власти и могуществу. Такова уж особенность драуга, что, сколько бы его ни убивали, всякий раз он возвращается еще могущественнее прежнего. Разорвать эту цепь может только волшебное оружие исключительной силы — скажем, Глим, меч Элидагрима. — Гизур зевнул, устало протирая воспаленные глаза. — Полагаю, ты не видел при нем гномов?

— Нет, не видел. Может быть, они его бросили?

— Вряд ли. Они боятся его, боятся до смерти. Может быть… — Гизур задумался, бормоча что-то себе под нос, точно совершенно забыл об Иваре, которому было так уютно, что он постепенно задремал. Вдруг Гизур приподнялся и хорошенько встряхнул Ивара.

— Избавившись от Лоримера, мир избавится от лихой болезни. Что бы ты ни сделал, Ивар, что бы ни приключилось со всеми нами, — ты должен уничтожить Лоримера. — Он рухнул и захрапел, вполне удовлетворенный.

Ивар тоже заснул, оставив Эйлифира бодрствовать на страже, пока совсем не рассветет. Когда он проснулся, лучи солнца согревали ему лицо и ноздри щекотал запах завтрака, который Финнвард стряпал из их скудных припасов. Попутно он ворчал на эту скудость, гадая вслух, как им протянуть еще неделю. Флоси и Эгиль бурно спорили о каком-то пустяке, а Скапти пытался навести хоть какой-то порядок в сумбуре лагеря. Эйлифир сидел на камне с луком и стрелой на коленях и с напряженным вниманием озирал окрестные холмы.

Ивар еще понежился на теплом солнышке, затем отправился через весь лагерь к Эйлифиру, заметив попутно, что Гизур все еще крепко спит. Вид у него по-прежнему был изможденный и усталый, и в руке он крепко сжимал свой посох.