— Ладно. Рассказывать почти что и нечего. Соорудил волокушу и потащил через перевал, больше месяца выбирались. Царевич, к счастью, выжил. Чем я его кормил, лучше не вспоминать. Бумын-хан объявил меня приемным сыном.

— Так вы стали тоже царевичем? — Николай с любопытством смотрел на Хана.

Хан улыбнулся:

— Нет, конечно. В наследовании не принимали участие даже незаконнорожденные сыновья тюркской аристократии. Но формально я опять принадлежал к роду Волка — Шоночино. Китайцы называли нас ордой Ашина.

Николай поднялся, чтобы идти на станцию, но на мгновение задержался.

— Фархат, вас спросить можно?

Хан кивнул:

— Спрашивай.

— А эта орда, кто они?

Хан хмыкнул. Посмотрел на Джордано.

— Слушай, а он разницу между турком и тюрком понимает?

Джордано ухмыльнулся в ответ:

— Если ты не сказал, то нет. Товарищ Энгельс об этом не писал, — он посмотрел на ученика, но тот, похоже, был слишком заинтересован, чтобы прореагировать на шпильку учителя.

Зато прореагировал Хан:

— Не расстраивайся. Лет шестьдесят назад твой профессор тоже этого не знал, пока в Среднюю Азию, а потом в Тибет не попал. А тюрки — просто один из многих кочевых народов. Их родиной был Алтай. В VI веке они организовали огромный каганат — империю кочевников, охватившую весь центр Евразии, считай, от Тихого океана до низовий Волги и Кавказа.

— Я об этом даже не слышал!

— Ты много о чем не слышал! — Хан с легкой усмешкой смотрел на молодого бессмертного.

— Коль! Иди скорее, опять опоздаем с передачей.

Ученик развернулся уходить, но его задержал Хан:

— Погоди! — и, обращаясь к Джордано, спросил: — Где будем есть: здесь или на станции?

Джордано посмотрел на костер, лизавший пару внушительных коряг, на безоблачное небо, с загоревшимися первыми звездами, и улыбнулся Хану. Несмотря на то, что к ночи опять подморозило, тому сегодня явно не хотелось сидеть в помещении.

— Коль! Будешь возвращаться, захвати тарелки, хлеб, ну и еще, что найдешь.

Ученик кивнул и ушел. Джордано проводил его взглядом, потом некоторое время следил за Ханом. Тот, казалось, был полностью поглощен процессом жарки шашлыка.

— Ты соизволил с ним говорить?

Хан, не отрываясь от своего занятия, пожал плечами:

— А почему я должен этого не делать?

— Ты так активно настраивал мальчишку против себя?

— Он должен был сделать выбор.

— Должен был, но усложнять все было зачем?

— От общения с тобой, я думаю, у него сложились несколько односторонние представления о бессмертных.

— А ты решил это исправить?

Хан с улыбкой обернулся:

— Разве я не похож на типичного представителя?

Джордано вздохнул и промолчал. Хан отвернулся к мангалу, сбрызнул мясо и угли водой, сбивая вспыхнувшие от жира язычки пламени. Неожиданно спросил:

— Мне показалось, или ты на самом деле видишь подобное со стороны впервые?

— С чего ты взял? — пробурчал Джордано, отводя глаза.

Хан хмыкнул.

— Наблюдать за твоими реакциями даже интереснее, чем за мальчишкой. У него все на редкость предсказуемо.

Через несколько мгновений неожиданно повисшего молчания Хан удивленно спросил:

— Ты чего скис?

— Прости! Я мог тебя подставить, уговорил сыграть в рулетку.

Хан оторвался от мангала и обернулся к Джордано:

— Слушай, что ты себе возомнил! Какая рулетка! Я действительно как-то иногда забываю, что ты, в сущности, еще тоже щенок. Но я-то не вчера родился, чтобы не просчитывать трехходовые комбинации! — он увидел, что задел Джордано, но все же добавил: — Тем более, что у меня есть виды на твоего мальчишку.

— Что ты хочешь этим сказать? — Джордано поднялся и подошел к Хану, — Слухи о Фархате — правда?

— Слухи?

— О том, что бессмертные оказываются в зависимости.

Хан хмыкнул:

— Ты, например?

— Это не смешно!

— Не смешно, — взгляд Хана стал холодным и отстраненным. — Ты ведь знаешь, чем я занимался по роду деятельности своих реализаций. И тебя это мало смущало. Что сейчас? То, что я упомянул твоего мальчишку? Но ведь он и не твоя собственность?

— Причем тут моя собственность? — не понял Джордано.

— А ты, благодетель, просто преподал ему пару приемов фехтования!

— Но…

— Но ты не будешь возражать, если я скажу, что хотелось бы, чтобы люди, подобные нам, были способны не только бессмысленно уничтожать друг друга?

Джордано усмехнулся:

— Хотелось бы, да…

Хан отвел взгляд:

— Вот и успокойся. Никто твоего Кольку силком никуда тащить не будет. Когда время придет — сам выберет, — он опять поднял глаза на Джордано. Помолчал и добавил: — Если выживет.

Некоторое время они напряженно смотрели в глаза друг друга.

Вновь вспыхнувшее на углях пламя начало лизать мясо. Хан чертыхнулся. Сбрызнул угли водой, еще раз перевернул шампуры.

— Вам до какого состояния жарить?

— До съедобного! Мы с Колькой — не волки! — в тоне Джордано звучало плохо скрытое раздражение.

Хан перевел взгляд на приятеля и многозначительно хмыкнул:

— Сам тогда посмотри. Тоже мне, травоядное! На мой вкус — почти готово!

Джордано надрезал кусочек мяса.

— Еще минут пять.

— Пять, так пять.

Когда Николай вернулся с тарелками и закуской, Джордано с Ханом в молчании сидели у передвинутого к костру в качестве импровизированного стола пня. Кастрюля с маринованным луком и шашлыком прогревалась на углях.

— Долго возишься. Фархат сейчас кого-нибудь из нас вместо шашлыка съест.

Ученик в недоумении взглянул на учителя, потом перевел взгляд на Хана.

— Не нервничай, не съем, — Хан поднялся, забрал у Николая тарелки и начал раскладывать мясо.

Некоторое время ели молча. Прервались только, когда закипел подвешенный над костром чайник, высыпать пачку заварки, пучок зверобоя и еще какой-то травы из заначки Джордано. Через пятнадцать минут от трех с лишним килограммов мяса остались жалкие ошметки. Хан выгреб из кастрюли остатки лука себе в тарелку.

— Тут еще два куска. Кто будет?

Глаза Николая были совсем осоловевшие, и он лишь слабо мотнул головой.

— Доедай! — на физиономии Джордано мелькнула усмешка.

Хан взглянул на мясо, потом на Джордано:

— Ты знаешь, — он отвел глаза, — я совсем забыл, что после регенерации так хочется есть.

— Доедай. Завтра просто позанимаемся с Колькой и отработаем сегодняшние хвосты. Согласен?

— Вроде есть из чего выбирать! Уже обожрались! — он вздохнул и извлек из кастрюли последние куски. — Да, когда я в последний раз вляпался, такого курорта не было.

— В гражданскую?

Хан кивнул.

— А мне, считай, всю гражданскую везло. Ни одного серьезного эксцесса, — задумчиво произнес Джордано.

— Ты мне лучше скажи, что в шестнадцатом произошло? Как ты на передовой оказался?

— Это просто стечение обстоятельств. Мы же для армии нашу установку делали. Повезли на испытания. Все прошло как по маслу: прием, передача. Военные в восторге. Вечером возвращались на базу я с ассистентом и два офицера, до передовой километров тридцать. И тут аэроплан. Бомба в метре от лимузина разорвалась. Ехавших со мной людей в клочья разорвало. А мне крупно повезло: придавило, оглушило, но труп целым остался. В себя пришел, когда тело на телегу к остальным бросили. Слышал, как мужики-возницы обсуждали результаты налета, — Джордано передернул плечами. — Мерзость.

Помолчали.

— Передатчик жалко, тоже в машине был. Так что все пропало.

Хан смотрел на помрачневшего приятеля. Хотел съязвить, но сдержался. Только спросил:

— С чего ты взял?

— Так взгляни, на чем Колька работает. Ничего от наших разработок. А двадцать лет прошло!

Джордано опять замолчал.

Хан вздохнул. Взглянул на притихшего Николая:

— Коль! Давай чифирь наливай! — и все же усмехнулся: — Документацию, значит, не оставил нормальную.

— Все я оставил, как полагается. Только тему из-за отсутствия средств и основных исполнителей закрыли, а потом эта революция…