— Вам сообщение, — Николай протянул записку.
— Черт! Погоди.
Фархат чиркнул спичкой. Водная пыль, поднимающаяся над порогами, напитала воздух влагой и, едва вспыхнув, огонек погас.
— Черт! — повторил Фархат.
Он еще пару раз повторил попытку зажечь огонь. Следующая тирада была более откровенной. Он поднял глаза на Николая:
— Цифры помнишь?
Ученик задумался. Произнес первые четыре числа, еще помолчал:
— Нет, больше не помню. В конце, кажется, 4738 и 3275.
Фархат вздохнул.
— Идем на станцию! — на секунду приостановился, услышав презрительное хрюканье мальчишки.
— Ну уж, извини! Я не люблю, когда мне мешают.
Он обошел Николая и перепрыгнул на ближайший камень по направлению к берегу. Николай едва успевал за бессмертным, который, казалось, видел в темноте, как кошка.
Необходимо помнить и никогда не забывать, что капиталистическое окружение является основным фактом, определяющим международное положение Советского Союза.
Помнить и никогда не забывать, что пока есть капиталистическое окружение, будут и вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тылы Советского Союза разведывательными органами иностранных государств, помнить и вести борьбу с теми товарищами, которые недооценивают факта капиталистического окружения, которые недооценивают силы и значения вредительства.
Когда они вернулись на станцию, Джордано уже включал передатчик. Хан, не останавливаясь, прошел к телетайпу и оторвал ленту сообщения. Сел к столу. Минут через пять он скомкал ленту, бросил в жестянку, заменявшую пепельницу, и некоторое время сидел, сосредоточенно глядя на бумажный комочек. Потом поднял глаза на выжидающе застывшего у окна Николая.
— Давай сюда твою бумажку.
Листик с переписанными цифрами последовал за лентой, Фархат, не спеша, достал папиросы, закурил, поджег бумажки с сообщениями и еще некоторое время сидел молча, глядя на догорающую бумагу.
Загасил окурок о край банки.
— Коль! Сходи, выключи дизель. Сеанс — завтра утром.
Николай отделился от стены. Взглянул на кивнувшего ему Джордано и, не оглядываясь, вышел.
Джордано выключил передатчик, подошел к столу и опустился на стул.
— Ну, и?
Хан поднял на него глаза. Грустно усмехнулся:
— Похоже, мой герой свалял дурака.
Джордано молча продолжал смотреть на Хана.
— Провалил капитан операцию. Упустили банду.
— Что ты мог сделать?
— Нельзя их было выпускать в горы.
— Ты, что ли, руководил операцией?
Хан отрицательно мотнул головой.
— Нет. Местные принимали решения сами, но свалят на меня.
— С чего ты взял?
Хан молчал.
— Есть что-то еще?
— Две недели назад арестовали командующего N-ским округом и пару его командиров дивизий.
Джордано удивленно поднял брови.
— Один из этих генералов знает о моей сущности еще с 19-го. Дважды помогал мне с документами.
— Он может о тебе ляпнуть на допросах?
— Да нет, там не до меня будет. Дело в его девчонке и моей глупости. Не ожидал от себя такого. — Хан криво усмехнулся и закурил еще одну папиросу.
Хлопнула дверь, вернулся Николай.
Джордано посмотрел на ученика:
— Коль! Погуляй с полчаса.
Николай вспыхнул, обвел взглядом бессмертных и ушел, хлопнув дверью.
Хан обернулся, посмотрел на дверь и вздохнул.
— Что за девчонка?
— Тебе это тоже ни к чему. Ну, сменю реализацию! — Хан поднялся и подошел к окну. Открыл форточку и остался стоять, отвернувшись от Джордано.
— Ни к чему? — в голосе хозяина звучал откровенный сарказм. — А тебе не кажется, — он поднялся следом и почти вплотную подошел к Хану, — что в случае твоего провала, нам с Колькой тоже придется менять реализации. Только в отличие от тебя у меня нет сейчас и здесь никакого канала для получения новых документов. Если меня возьмут, то выйти на изготовителя Колькиных документов — это дело времени. Так, что придется бежать из страны, и мальчишке тоже. Что он будет делать в Турции с его коммунистическим бредом в голове, не зная языков и без гроша в кармане?
— В лучшем случае сидеть в тюрьме, — Хан отвернулся от окна и впервые за вечер улыбнулся. — А что тебе даст сохранность моей текущей сущности? — он выбросил окурок в окно и вернулся за стол.
— Мою реализацию и так пора менять. Документы Николая не выдерживают никакой критики. На них просто никто внимательно не смотрел. Я рассчитывал на тебя.
— Это я должен был сделать в знак благодарности за то, что ты меня вчера шлёпнул и завтра рассчитываешь сделать это еще раз?
— Извини, а ты что ничего не хотел с меня стребовать за свое такое быстрое согласие на эту игру?
Хан ухмыльнулся:
— Да, я предполагал немного пошантажировать тебя вашим с учеником бедственным положением, если б ты сам не начал разговор о документах.
— Так сделай это сейчас.
— Теперь это почти бессмысленно. Самому придется документы доставать. Тебе я ничего не успею подготовить.
— Почти… Что тебе нужно, чтобы спасти реализацию?
— То, что я уже не успею сделать. — Хан вздохнул. — Нужно найти основную группу, которую прикрывали люди Ляха.
Джордано ухмыльнулся:
— Так найди ее!
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу. Хан отвел глаза:
— Ты сошел с ума.
— Хан! Я думаю, современные тюрьмы немного комфортабельней средневековых, — глаза Джордано смеялись.
— Идиот! Ты соображаешь, что говоришь?
— Если это не займет много времени, и ты выведешь из-под удара мальчишку, то я могу попробовать.
Хан молчал.
— Я пойду, позову Николая. Обсудим детали. — Джордано поднялся.
— Да погоди ты! — Хан вскочил и заметался по комнате как загнанный зверь, — Это все может оказаться бессмысленным, будь ты трижды резидентом! — он вновь остановился у окна спиной к Джордано.
— Из-за генеральской девчонки?
Хан помолчал и тихо произнес:
— Да!
Джордано хмыкнул:
— А сейчас, ты бы повторил свою глупость?
Хан молчал.
— Значит тоже: «Да»?
Хан обернулся и со злостью сказал:
— Да! Ты это хотел услышать?
Вдруг он как-то сник. Вернулся к столу и сел, закрыв лицо руками.
— В начале двадцать пятого мы с Василием пересеклись в Туркестане. Он тогда был командиром полка. Познакомил меня с женой и дочерью. Его жена была изумительной красоты женщиной. Катюшке было лет шесть. Они приезжали из Ташкента в часть. А через два дня, возвращаясь в город, нарвались на засаду. Спасти удалось только девчонку.
Глаза Джордано изумленно расширились.
— Тогда все становится на свои места.
— Что становится, — не понял Хан.
— Почему красному удалось уйти. Мой зятек был вне себя!
Хан поморщился и ошарашено посмотрел на Джордано:
— Твой зятек? Начальником штаба у Ибрагим-бека был муж Елены?
Джордано кивнул и засмеялся:
— О боги, как тесен этот мир! Хорошо все же, что мы тогда не встретились! А командир отряда басмачей, захвативших женщину, ползал у Константина в ногах и уверял, что красный был шайтаном, что в него попали три раза, он упал, а потом поднялся, подхватил бабу и девчонку и ускакал. Сам он шайтаном не оказался.
Хан усмехнулся:
— Да уж! Встреться мы тогда… Я тогда убивал безо всякой оглядки на правила, — он помолчал, — А попали в меня два раза. Одна пуля досталась Софье. Я ее не довез. Она умерла в степи.
Некоторое время они сидели молча.
Джордано встал, сходил в кладовку и вернулся со стаканом спирта. Отлил половину во второй стакан.
— Тебе разбавить?
Хан отрицательно мотнул головой. Джордано протянул ему стакан. Они выпили, не чокаясь.
Джордано вернулся на место, сел и, усмехнувшись, произнес:
— Теперь Катерина выросла и стала похожа на мать, а ты забыл о том, что тебе не двадцать пять и даже не первая сотня.