Марцелл тоже через раз косился в мою сторону. Но на него я старалась не смотреть: совесть и без того проскребла в душе изрядную дырку.

Аспирантка же ле Бреттэн развила тем временем нешуточную деятельность. Воспользовавшись отсутствием Эльвиры (алхимичка, по-прежнему мрачная, пошушукалась с директором, а после, ничего не объясняя, тихо исчезла), она организовала ведущих так, что текст отлетал у них практически от зубов.

Проследив за процессом, я невольно удивилась тому, сколь нелогично человек выбирает себе профессию. В качестве преподавателя боевой магии Матильда ле Бреттэн котировалась на уровень ниже не то что Эгмонта, а даже и бестиолога. В качестве же массовика-затейника она, как оказалось, не знала себе равных.

— Читайте громче! — командовала она, грозно глядя на съежившуюся от такого напора девицу. — Вас из зала должно быть слышно даже на дальних рядах!

— Коллега ле Бреттэн, — счел нужным вмешаться директор, — может, мы лучше подключим адептке резонанс-талисман?

— Вы думаете? — подозрительно уточнила аспирантка. — А вдруг оно не сработает? Как вчера, помните?

— Сработает, сработает! — высунулась из будки эльфийка.

— Н-ну попробуем… — уже не так уверенно протянула магичка. Я заподозрила, что она забыла про усиливающие талисманы.

Нервная Полин по тысячному разу перечитывала текст, запечатленный на ее бумажке. От усердия она даже шевелила губами; мне повезло немножко больше, свой текст я запомнила с первого раза. И одни боги теперь знают, куда я задевала ту бумажку…

От нечего делать я листала учебник по некромантии, случайно оказавшийся у меня в сумке. Как выяснилось, именно его острый край и бил меня по бедру.

«Тема шестая. Бронзовые зеркала. История применения бронзовых зеркал в некромантических целях началась предположительно в VI тысячелетии от НТ. С тех пор техника работы значительно изменилась; в современной магии используются зеркала только гномьей работы, желательно — полированные с двух сторон. Некоторые ученые предлагают внедрить вместо бронзовых зеркал медные, однако это может сильно изменить магическое поле, которое…»

— Яльга!

— Что? — вскинулась я, захлопывая книгу.

— Пошли на сцену! — Полин, уже засунувшая бумажку в крошечный карманчик, нетерпеливо пристукивала каблуком.

— Так сразу бы и сказали, — проворчала я, запихивая учебник обратно в сумку. Запихивалось с трудом: немаленькая книга, к тому же развернутая по диагонали, категорически отказывалась проходить в соответствующую дырку. Поняв это, я ругнулась и повернула книгу как надо, по вертикали.

Вежливый Вигго встал слева от лесенки и подал руку — сначала Полин, потом Викки, потом мне. Полин с готовностью оперлась на поданное, Викки смерила алхимика презрительным взглядом, так что мне помощь предложили уже с некоторой опаской. Я решила не обижать воспитанного адепта.

— Отличная идея! — немедленно воспылала энтузиазмом аспирантка. — Вот точно так же и на выступлении сделайте! Пускай гости видят, какие у нас адепты вежливые!

Феминистка-некромантка фыркнула со сцены. Ее представления о вежливости определенно расходились с Матильдиными.

Зал потихоньку наполнялся людьми. Народу прибывало; мы слезли со сцены, решив не пугать впечатлительных адептов собственными риторическими изысканиями. К тому же среди прибывших явно были и гости, все как один одетые в форму (свою форму, понятно, не нашу — у всех она была разная, но выглядело все равно здорово). Полин, зорко оглядывавшая зал, ткнула меня острым локотком под ребро.

— Вон там, видишь? — жарко зашептала алхимичка мне на ухо. — Вон те — это из К-Детского корпуса! Мундиры прям как военные, правда?

Я неуверенно пожала плечами. Военных мундиров я не видела еще ни разу.

Мы зарегистрировались, спустившись для этого на первый этаж. Получили программки, написанные не иначе как специальным заклятием: уж больно красивые и ровные там были буковки. На программке среди прочего были указаны и кабинеты; нам, адептам первого курса, достался родной до боли общемагический, что Полин сочла добрым знаком. Судьями же должны были быть совершенно незнакомые мне личности: в частности, значились там некто С. Г. Баркинг, О. В. Отраснер и — в этом месте мне почудилось нечто знакомое — В. Д. Щербинец.

— Слушай, а что это за Щербинец? — шепотом уточнила я у Полин.

Соседка закатила подкрашенные глазки:

— О, да ты ее знаешь! Это Вирра Джорджовна, из ковенского отдела по контролю над образованием. То ли их директор, то ли еще кто… Ну маленькая такая, круглая… волосы еще светлые…

— А-а, так это она? — Я немедленно вспомнила соответствующую личность и пожалела, что учусь именно на первом курсе.

Ладно, боги с ними. Будем поглядеть.

Народ шел и шел. Турнир все никак не начинался; ведущие разбежались по разным кулисам, Полин вытягивала шею, пытаясь найти среди гостей хотя бы одного знакомого, я боролась с собственными нервами. Нет, я не боялась… это было что-то другое, не слишком-то мне понятное. Может быть, обыкновенный страх перед публикой.

Собственно, бояться мне было нечего. Я чувствовала, что публика эта будет у меня в руках; читая свою фразу со сцены в резонанс, я поймала себя на том, что неосознанно применяю… нет, не чары. Просто делаю так, чтобы мне меня слушали все: и директор, и Фенгиаруленгеддир, и Матильда, и Муинна. И даже адепт Блейк — его я считала самой большой своей удачей. У всех студентов, занимающихся звуком, со временем появлялась своеобразная защита: ничто из происходящего на сцене не могло отвлечь их от отлаживания сообразного звучания. Наверное, иначе здесь было не выжить — Марцелл же вкручивал нам что-то про адаптацию…

Это тоже была власть. И как любая власть, она была очень притягательна. Я с нетерпением ждала той минуты, когда получу нормальную аудиторию — ведь не назовешь же таковой шестерых человек, из которых пятеро — твои магистры! Нет… но что же будет, когда меня станет слушать целая комната — человек, наверное, с двадцать?..

Пожалуй, мне стоит быть поосторожнее. Ведь я же пока еще не дракон.

Хотя это как раз дело поправимое.

Наконец из резонанс-талисманов загремела торжественная музыка. Если я не ошибаюсь, это были как раз фанфары; интересно, кто же — Муинна или Блейк — признал-таки себя заблужденцем?

Зал затих — не сразу, постепенно. Подловив нужный момент, Матильда махнула рукой — из кулис, сообразно неспешным шагом, вышли оба ведущих с папочками в руках. Они встретились на середине сцены (музыка как раз достигла апогея) и дальше пошли уже вместе — хотя лично мне сперва показалось, что они вот так и разойдутся, снова каждый в свою кулису. Наверное, по половому признаку.

Адептка с папкой робко кашлянула. Заметив это, Блейк плавненько свел звуковое сопровождение на нет.

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города…

«Где-то я это уже слышала», — подумалось мне. Или не слышала. Или, скажем, читала.

Девушка тем временем замолчала. Ее напарник молчал с крайне значительным видом, глядя в зал. Поняв, что это может и затянуться, умная адептка незаметненько ткнула его локтем в бок. Видно, девица не пожалела сил: адепт встрепенулся, перехватил папку и бодро отбарабанил:

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине!

Это была уже Матильдина школа. Именно аспирантка упирала на то, что стихи, читаемые со сцены, должны произноситься звонко, энергично и… как бы это сказать? Маршево, что ли.

Полин, сидевшая в соседнем кресле, нервно кусала губки. Я несколько секунд наблюдала за алхимичкой, потом поняла, что вдумчиво обгрызаю собственный ноготь, одни боги знают когда успевший очутиться у меня во рту. Проглотив «мрыс дерр гаст!» вместе с отгрызенным кусочком, я вытащила палец изо рта и уставилась на сцену.