Ноги вдруг отказались меня держать, и я кучкой осела на пол зала. В ушах шумела кровь; я чувствовала себя так, как, должно быть, чувствует апельсин, в который воткнули соломинку и теперь высасывают через нее сок.

Среди тишины раздался отчетливый хлопок, какой всегда сопровождает телепортацию. Посреди зала возник незнакомый мне человек; он был магом и магистром, судя по торжественному синему плащу. Лицо у него было синевато-белое, как снятое молоко.

Хлопок, хлопок, еще один… сюда, похоже, телепортировали все учителя. Среди них я заметила только одно знакомое лицо — Белая Дама, магистр некромантии Шэнди Дэнн. Остальные были мне неизвестны. Ни Эльвиры, ни Рихтера, ни Фенгиаруленгеддира.

Маги мгновенно окружили защитный круг, оттеснив студентов по углам. Все были напряжены, точно тетива перед выстрелом, — но никто не поднял рук даже в самой простой попытке поддержать и укрепить истощившийся контур. Они боялись, они очень боялись того же самого, что вечность назад пугало меня: нарушить равновесие, сместить одну чашу вниз — и выпустить тем самым на волю страшную Смерть. Ту Смерть, загнать которую обратно недостанет сил ни у одного из них.

Те, кто был внутри круга, уже мертвы. Выжить там невозможно; но если Тьма вырвется наружу, она затопит все, что попадется ей на пути. И от Академии — в лучшем случае от нее одной — останется мокрое место вкупе с относительно приятным воспоминанием.

Внезапно взгляд, терзавший меня, исчез. Я смогла наконец вдохнуть полной грудью; и миг спустя Тьма, затопившая контур изнутри, исчезла, будто стертая выплеснутым на нее растворителем.

Маги дернулись вперед, к контуру; я посмотрела туда же, и сердце ухнуло куда-то в пятки или в прилегающую к таковым анатомическую область.

Оба врага были живы. Это было невозможно, но это было так. Гений стоял, опираясь спиной о прозрачную стену круга; глаза его были закрыты, кровь с одежды исчезла — вся, до последней капли, будто впитанная неведомой губкой. Мастер стоял у противоположной стенки, отброшенный на нее пришедшей силой; он держал руки в защитном жесте класса «А», той самой защиты, которую, по ехидному выражению Рихтера, преподают на курсах «Самозащита для новичков» и которая может защитить разве что от стаи умеренно голодных комаров. Ни на что большее ему сейчас не хватило бы сил. Оба дышали так, словно только что пробежали километров десять в очень быстром темпе.

Пару секунд все оставалось неподвижным; потом Мастер опустил руки, огляделся и решительно шагнул вперед. Он был вычерпан до дна, у него не осталось даже крохи силы, но он все равно шел к своему врагу, и делал это на редкость целенаправленно. Прежде чем я поняла, что именно он собирается сделать, Мастер сжал левую руку в кулак, размахнулся и изо всех оставшихся сил приложил Гения по физиономии.

Сил — в смысле физических — осталось предостаточно. От такого удара Гения должно было окончательно впечатать в стенку; но контура уже не было, он осыпался сверху вниз бесцветной стеклянной крошкой, и потому их обоих — Мастер не удержал равновесия — вынесло наружу, прямо под ноги учителю. Тому самому магистру в синем плаще, телепортировавшемуся сюда самым первым.

Мастер с некоторым трудом поднялся на ноги. От его куртки остались только живописные клочья; пожалуй, теперь ее не спасла бы и самая искусная штопка. Он был ранен, но не слишком-то серьезно — гораздо больше сил забрала вызванная Гением Тьма. Широкая прядь волос чуть ниже виска была отсечена ножевым заклятием — Гений промахнулся буквально на сантиметр, — но Мастер все равно знакомым жестом встряхнул головой, чтобы посмотреть на своего магистра.

И в тот же миг по его волосам точно побежали белые змейки. Целые пряди выцветали на глазах, черный цвет будто съедался, заменяясь снежно-белым, — и я поняла, наконец-то поняла, кого мне так напоминал этот адепт.

И, похоже, не я одна.

— Мрыс эт веллер келленгарм! — потрясенно выдохнули у меня над ухом. Я подпрыгнула от неожиданности: в радиусе трех метров от меня не имелось никого, кроме Мастера, магистра и Гения, художественно — как выражаются гномы, «ковриком» — распростертого на полу. Да и никто из этих трех не мог произнести известной фразы с настолько правильным волкодлачьим акцентом. Для того чтобы язык умел сворачиваться в необходимую для правильного произношения трубочку, нужно было родиться на земле Конунгата и быть чистокровным оборотнем как минимум в двенадцатом поколении.

— Студент Рихтер, — после долгого, очень долгого молчания выговорил магистр, — немедленно отправляйтесь в медпункт.

— Диплом, — хрипло вытолкнул Эгмонт.

— Я что, тихо выражаюсь? — и в самом деле негромко уточнил магистр.

Еще несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом Рихтер отвернулся, неловко кивнув, и, чуть пошатываясь, направился к выходу. Адепты расступались, освобождая ему дорогу. Лица у всех были изрядно напуганные; судя по всему, народ ждал, что когда-нибудь эти двое все-таки попытаются прикончить друг друга, но вряд ли хоть кто-то предполагал, что это случится именно так. Похоже, и сам Эгмонт не думал, что сорвется за полчаса до выпускного вечера и торжественного вручения дипломов.

У самой двери он обернулся. Я думала, что он захочет посмотреть на вампиршу Фаррину (та, к слову, и сейчас выглядела так, будто была совсем не против еще раз кого-нибудь подрать, так что Гению крупно повезло, что он еще не пришел в сознание), но ошиблась — в очередной раз. Он посмотрел на меня. Этого не могло быть: никто из находившихся в зале не мог меня увидеть. Но Эгмонт смотрел именно на меня; потом взгляд его сместился чуть левее и выше, где вообще никого не имелось (хотя, если вдуматься, ну не воздух же ругается с волкодлачьим акцентом!). Он сощурился, точно стараясь рассмотреть исчезающее видение; на всякий случай я даже пощупала воздух в том месте, на которое он смотрел. Пусто.

Похоже, Рихтер пришел к такому же выводу. Он еще раз посмотрел на меня, точно запоминая, и вышел в коридор.

Магистр в синем плаще склонился над бесчувственным, но относительно живым Гением…

…и в этот самый миг над моим ухом раздалась звонкая трель будильного заклинания.

Зал исчез, сменившись привычной темнотой под веками; открыв глаза, я обнаружила себя лежащей в собственной постели, с подушкой, валяющейся на полу, и одеялом, сбитым набок.

Не обращая внимания на беспорядок, я села на кровати, прислонилась спиной к стене. Мрыс дерр гаст… сил было до смешного мало, точно всю прошедшую ночь я колдовала без передышки. Или — точно то, приснившееся, и впрямь выпило из меня немалую часть энергии.

Но это ничего. Энергия восстановится. Она уже восстанавливается: закрыв глаза, я услышала знакомые токи, несущие силу из одного энергетического центра в другой. Аура, магическое поле, сила стихий… все это мы учили едва ли не наизусть, все это я рассказывала Фенгиаруленгеддиру на бесчисленных контрольных, практических и зачетах…

Хватит, Яльга, устало прервала я саму себя. Хватит. Не сейчас.

Дело не в этом.

Дело в том, что сон, приснившийся этой ночью, снился мне уже не в первый раз. Четыре года назад, помнится, он тоже пришел. И восемь лет назад. И двенадцать. «Лишний день», двадцать девятое снежня — как же я ухитрилась забыть, что нынешний год високосный?!

Вопрос был риторический. Я забывала это всякий раз — через несколько дней после видения последняя ночь зимы будто вычеркивалась у меня из памяти еще на четыре года. Это было невероятно, невозможно, просто смешно, но это было так, и я ничего не могла с этим поделать. Вот и сейчас… разве вспомнила я во сне, что уже видела этот зал и этих людей?

Голова потихоньку начинала болеть — я чувствовала, как в висках пробуждается знакомая тягучая ломота. Еще бы. Спешное восстановление резерва с задействованием механизмов экстренной защиты — это вам не баран чихнул. Здесь травками Полин не обойдешься. Да. Я не была пророчицей, но почему-то ни на секунду не усомнилась: сон не просто в руку, он настоящий. Что все было именно так, как я и увидела… вот уже в третий раз.