— Яльга, а ты точно раньше в карты не играла? — подозрительно уточнил второй близнец.

Я отрицательно качнула головой, начиная догадываться, отчего мне так не хотелось садиться играть. Если и этот проиграет…

Он проиграл. С тем же оглушительным треском, что и предыдущий.

Народ загалдел. Я машинально перетасовала колоду, практически не обращая внимания на возмущенные вопли близнецов — до того, видно, их обыгрывал исключительно Генри Ривендейл.

Я не могла проиграть. Просто не могла, и все тут; не зря, видно, в таборе говорили, как я похожа на свою прабабку… Я не могу проиграть, даже если сыграю с телепатом краплеными картами, потому что моя удача одолеет любую внешнюю силу. Против этой удачи, пожалуй, не стоило бы вставать и дипломированному магистру, не то что близнецам аунд Лиррен.

И поэтому я не имею права играть дальше. Ведь суть игры в том, чтобы удача переходила от одного к другому, но мое везение скорее уж перетянет к себе чужое, на этом дело и кончится. Это несправедливо; выйдет все равно как если бы Эгмонт сразился с Полин, не знающей, с какого слова начать заклятие Щита.

— Так, все! — Я решительно положила карты на стол и попыталась подняться на ноги. Меня тут же усадили обратно, для верности ухватив за плечи. — Ребята, я больше не играю!..

Но в глазах у адептов горели одинаковые азартные огоньки. Я поняла, что прорваться мне удастся только с боем, и затосковала. Я, конечно, лучшая студентка, но со столькими соперниками сразу справиться не удастся даже мне. Тем более что большинство было со старших курсов.

Аунд Лиррен быстренько смылись, забрав с собой крапленую колоду. Передо мной сел Хельги, собранный и внимательный, точно на практическом занятии.

«Ладно, сами напросились», — мрачно подумала я.

И мы продолжили игру.

Время бежало так, точно за ним гнался наш завхоз, требующий немедленного возмещения утраченного имущества Академии. За окном мало-помалу смеркалось, кто-то принес свечи — в комнате разом сделалось гораздо уютнее прежнего.

Я играла не останавливаясь. Рук я уже почти не ощущала; никогда прежде мне не приходилось совершать столько однообразных движений много часов подряд. Мрыс его знает, с кем конкретно я играла. Партнеры менялись, их лица тасовались перед моими глазами, точно колода карт. Хельги, кажется, подсел потом еще раз, но его прогнали, в красках расписав, что именно с ним щас сделают.

На столе то и дело образовывалась какая-то «скороеда», как ее метко охарактеризовал тот самый первый гном. Я не глядя ухватила два ближайших бутерброда, из-за остальных попытались было поспорить, но тут ко мне подсел очередной партнер, ни разу не игравший со мной прежде, и про бутерброды все мигом забыли.

Наверное, после того как я обыграла близнецов, народ решил, что они попросту поддались неимущей подруге. Адепты в принципе знали, что от них всего можно ожидать — эльфы, что с них возьмешь? — но такой героизм оказался в новинку. На близнецов косились с большим уважением, принимая их возмущенное ворчание за отличную актерскую игру.

Я особенно не присматривалась к картам, которые держала в руках. Не выстраивала ходов и комбинаций, не пыталась предугадать, что конкретно задумал против меня соперник. Проиграй я тогда, я бы, пожалуй, даже обрадовалась, — но я не проигрывала. Груда золота росла и росла. Вскоре ее пересыпали на стул, потом, когда стула стало мало, — на пол, предварительно подстелив чей-то плащ.

Часы, висевшие внизу, гулко пробили восемь. Я будто очнулась; передо мной лежал небольшой золотой сосуд, запаянный наглухо. Его поставил на кон кто-то из некромантов (я сделала этот вывод по тому, как из недр сосуда доносились сдавленные завывания вперемежку с руганью на восточном языке).

Некромант, игравший со мной, молча вышел из-за стола. Произошла заминка: все отшатнулись от свободного места — как учитель бестиологии от нашего мгымбра.

— Что, кто теперь? — Я обвела усталым взглядом толпу студентов. Глаза слегка разъезжались, и мне стоило определенного труда собрать их в кучку. — С кем теперь играем? — Адепты молчали, и я с надеждой поинтересовалась: — Что, никто не хочет?

Народ подавленно молчал. Хотели многие, но все деньги, которые у них с собой были, давно уже лежали на чьем-то плаще, украшая собой дальний угол комнаты. Мой выигрыш никто не трогал, подчиняясь правилам чести. Игра — это святое. Здесь можно обманывать, но нельзя воровать.

Я облегченно вздохнула; но в тот момент, когда я уже собралась с силами и попыталась встать, наконец из-за стола в первые ряды прошел Генри Ривендейл. Ряды немножко расступились: герцога уважали. За ним знали большую удачу — еще бы, он был не только вампир, а еще и вампир родовитый, что само по себе не позволяет проигрывать. На него смотрели с большой надеждой, ожидая, что уж он-то точно восстановит справедливость.

Я мысленно застонала. Переубедить Ривендейла, вообразившего, что задета его фамильная гордость… Проще сразу застрелиться, причем из пехотного арбалета. Помнится, его батюшка, старший герцог Ривендейл, как-то раз выиграл у соперника маленькое графство — а ведь начиналась та игра всего лишь с «во-он того лужка по-над речкой»…

— Я играю, — с подлинно герцогским достоинством уведомил меня Генри.

— Я в восторге, — мрачно буркнула я.

Не снисходя до ответа, Ривендейл достал из кармана кошелек — точная копия того, выигранного мною в пазимнике, — и уронил его на стол. По тому, как звякнуло, я моментально поняла, что сумма, находящаяся внутри, немногим недостает до моего выигрыша.

— Ставка принята? — то ли спросил, то ли сообщил наследный герцог.

— Принята, принята, — заверила я. Ой что сейчас начнется…

«Ой что щас будет…» — тоненько подтягивало чувство неприятностей.

К тому моменту, когда герцог, двигавшийся с царственной величественностью — он явно упивался моментом: еще бы, такой случай показать удачу и мастерство! — сел наконец играть, чувство неприятностей уже не подтягивало, а вопило в голос. Но, боги мои, что же я могла поделать?

Генри держал карты так же уверенно, как рукоять фамильной шпаги. О вампирах говорили правду: играть с ними в азартные игры я не пожелала бы и врагу. Право слово, от герцога веяло такой непоколебимой уверенностью в собственной победе, что я даже сама на несколько минут в нее поверила. Ну в самом деле, я же ведь играю впервые в жизни, а он такой мастер… Я даже рада буду наконец-то проиграть…

Я бросила на стол предпоследнюю карту. Это была семерка пик; козырями в этот раз были крести, и я ничуть не сомневалась, что Ривендейл, у которого осталась одна-единственная карта, легко сможет отбиться. У меня оставалась только червонная шестерка — да если бы она обернулась козырным тузом, победа все одно останется за Ривендейлом. Я была настолько в этом уверена, что даже не посмотрела, какой конкретно картой герцог бьет мою.

Стало тихо. Очень тихо. Я недоуменно воззрилась на вампира — он что, заснул там?

Я опустила взгляд на стол и увидела, как Генри, обычно невозмутимый, совершенно дикими глазами смотрит на мою карту. Он переводил взгляд от нее к своей, и я невольно испугалась за его рассудок. Оно, конечно, так, в старых родах дело обычное, но все равно не слишком-то приятно.

— Ну!!! — заорали из-за его спины близнецы. Они уже пытались подсматривать к нему в карты, и всякий раз герцог легко убирал свой веер.

Вампир, не говоря не слова, бросил свою карту на стол.

Это был туз. Червонный туз, которым, пойди я шестеркой, герцог легко выиграл бы партию. Но здесь эта карта была бесполезна; и это означало, что я победила еще раз.

Несколько секунд над столом висела мертвая тишина. Потом ее словно прорвало — все заговорили разом, перебивая друг друга. Но шум, поднявшийся в комнате, умолк так же быстро, как и начался, когда Генри Ривендейл одним движением выхватил из ножен свою шпагу.

Ближайшие адепты отшатнулись назад. Все знали, как здорово Ривендейл владел оружием — еще бы, за столько лет опыта и Полин бы наловчилась не хуже. Я отшатываться не стала — такая уж репутация, — но напряглась, готовая в любой момент выставить магический блок.