Этот зал всегда казался очень старым — иногда загадочно старым, как сейчас, а иногда — пронзительно звонким, странным, как… как эльфийская песня. Я как-то зашла сюда в полдень и замерла, забыв прикрыть за собой дверь. В окна ярко светило холодное зимнее солнце, на полу напротив окон лежали желтые теплые квадраты, а в лучах света плясали пылинки. Все это было очень просто и очень странно — такое чувство мы испытываем, когда видим какую-нибудь вещь и мучительно пытаемся вспомнить, что же именно нам эта мрысь напоминает. А память изгибается змеей, выскальзывает из пальцев, и нужное воспоминание прыгает совсем рядом, раз за разом упрямо не даваясь в руки.

Но сейчас я почти не интересовалась древностью и пылинками. Зачем-то пройдя к дальней стене, я смерила ее хмурым взглядом, поддернула рукава и только-только вспомнила, с какого жеста начинается заклинание, как дверь проскрипела — коротко и тревожно. Я торопливо обернулась, почему-то здорово смутившись. Как будто заниматься боевой магией все равно что пирожки из столовой таскать!

На пороге стоял Генри Ривендейл, и вид у него тоже был довольно смущенный.

— А ты здесь что делаешь? — одновременно спросили мы и одновременно замолчали, сообразив, что эльфийского хора, кажется, никто еще не заказывал.

— Что ты здесь делаешь? — повторил герцог, и слабое эхо подхватило его слова.

«Ежиков развожу! На валюту», — хотелось ответить мне, ибо де Максвилль определенно натолкнул меня на банковские темы. Но я сдержалась и сказала так:

— Я не поняла, а где твой плакат с рыжей теткой?

— Какой еще плакат? — Благородный вампир недоуменно поднял брови, и тогда я доходчиво объяснила:

— Прямоугольный. Творческий. Матильдин. На этот, как его, — а-а, практикум по боевой магии!

На провокационные вопросы герцог не отвечал — он предпочитал их задавать. Аккуратно закрыв за собой дверь, он подошел ко мне и, приглядевшись, предпринял второй подход к снаряду.

— Ты здесь чего, заклинание против баньши отрабатываешь? — самым небрежным тоном поинтересовался он, сделав образцово аристократическую физиономию.

— Ну если так можно назвать созерцание этой стенки… — Я была, конечно, сытая, но добродушия это мне не прибавило. — Как, интересно бы знать, можно отрабатывать заклинание без партнера?!

От последней фразы с герцога разом слетел весь аристократ.

— Без кого, без кого? — почти с благоговением спросил он, внимательно глядя на меня. — Без партнера?

— Ну да, — настороженно подтвердила я. — Чего я такого сказала?

— Ничего-ничего, — заверил меня Ривендейл. Будь на его месте Хельги или близнецы, они давно бы уже лежали на полу от хохота. Но Генри, как и подобает благородному дворянину, моментально взял себя в руки. Подойдя к стене, он выстучал по ней пальцами какую-то хитрую дробь.

— Что это за народные гномийские пля… — Я замерла на полуслове и уважительно присвистнула. На середине зала, как раз над вычерченным на полу кругом, медленно возникал фантом: рыжий, в зеленом платье, весьма условно изображавший баньши.

— Вот, — сдержанно сказал Ривендейл, указав мне на фантома рукой. «Как будто я его сама не вижу!» — мельком подумалось мне. — Этот партнер хотя бы переживет прямое попадание твоего заклинания. В отличие, скажем, от… — Кажется, он хотел сказать «меня», но вовремя спохватился и расплывчато закончил: — Какого-нибудь адепта. Ну и того… сымитирует настоящую атаку.

Я обошла фантом кругом и потыкала в него пальцем, кивая с умным видом. Вообще-то такую вот тетку я и сама могла сотворить, причем, если нужно, даже с портретным сходством. Спасибо одногруппникам, моделей на плакатах хватало. Другое дело, что любая из моих иллюзий не то что прямого, но даже косвенного попадания не выдержит, сразу же развеется по ветру. Да и сама в ответ ничем не кинет. Они у меня мирные.

Вот интересно, а откуда Ривендейл узнал про эту штуку?

— Знакомые рассказали, — кратко объяснил вампир, хотя я даже не успела задать вопроса. — Ну что, кто первый, ты или я?

Я замялась. Первой хотелось мне, но фантом вызвал все-таки Ривендейл. Совесть бормотала что-то нечленораздельное; я прислушалась, но ничего не поняла, а потому спросила:

— А еще одну такую же вызвать никак нельзя?

— Нет, — твердо сказал вампир. — Никак. Заклинание с жесткой матрицей.

Я подумала еще немножко.

— Ладно, давай ты первый. А я пока на скамеечке посижу…

Вампир пожал плечами и начал засучивать рукава.

Как и было обещано, я мирно уселась на скамеечку, прижалась спиной к стене, отдернулась от стены, нервно передернула плечами и стала смотреть.

Фантом работал весьма просто. Настроенный на некоторый режим, он выдавал линейную атаку заданной мощности и терпеливо ждал, пока герцог отразит ее и соблаговолит перейти в нападение. После пресловутого попадания иллюзия с минуту рябила, но потом все-таки вспоминала о долге и представала перед вампиром в более пристойном виде.

Надо сказать, что у герцога получалось неплохо. В первый раз фантом легко пробил его защиту, зато больше этого не повторялось — Щит Ривендейла был таким прочным, что об него можно было легко расколотить среднестатистический моргенштерн. Зато с нападением дела шли не столь удачно: вампир, разумеется, не мазал, но что-то в его чаре было неправильно, а что — я не понимала и сама. Пользуясь музыкальной терминологией — спасибо алхимическому цветку! — я могла сказать, что мелодию он в общем играет верно, но кое-где берет неправильные ноты.

Наконец герцог выдохся и подошел к скамье.

— Давай теперь ты, — предложил он, переводя дух.

Странно, но заклинания в процессе отработки всегда отнимают немало сил — потом, в схватке, пусть даже и учебной, они рождаются куда проще и быстрее.

Я кивнула и встала со скамьи.

Фантом ждал меня, терпеливо покачиваясь в воздухе. Я сглотнула, зачем-то потрогала языком уже поджившую блямбу и кивнула. Иллюзия начала медленно сплетать чару.

Наверное, я бы тоже успела подставить Щит, но специально не стала этого делать. Было очень интересно узнать, как именно атакует баньши. Едва ли учебный фантом способен нанести мне серьезный вред… Я твердо решила, что не буду отражать первый удар, но рефлексы в очередной раз оказались быстрее разума. Как только я увидела несущуюся ко мне чару, пальцы сами сплелись в нужные знаки, и я торопливо вскинула руки к лицу.

Заклинание расплескалось по прозрачной поверхности Щита, на мгновение ясно высветив его контуры. Не сдержавшись, я помянула мрыса, но было поздно. Атака оказалась отбита — теперь была моя очередь нападать.

Вспомнив все, что прочитала в книге, я торопливо начала рисовать в воздухе нужные руны.

Минуты через три я поняла, что получается у меня примерно как у Ривендейла. Вроде как все и правильно, но есть в заклинании какая-то фальшь. Вампир со своей скамьи только хмыкал, когда я в очередной раз пыталась атаковать фантом; наконец не выдержав, я развернулась к герцогу и прямо спросила:

— Что я делаю не так?

— Ну… — Похоже, Ривендейл не ожидал такого вопроса. Он, как и я, только чувствовал неправильность, но не мог выразить ее словами; подумав так, я остро пожалела об отсутствии Рихтера, который словами мог выразить абсолютно все, даже то, чего его выражать и не просили. Но Западные Земли были далеко, Ривендейл — близко, а заклинание нужно было кровь из носу, а отработать.

И тут меня осенила мысль.

— Генри, а ну-ка иди сюда! — скомандовала я, слишком поздно сообразив, что разговариваю не с кем-нибудь, а с наследным герцогом Ривендейл. Но наследный герцог не имел ничего против: наверное, его испугал многообещающий блеск моих глаз. Вампир подошел, настороженно косясь то на меня, то на фантома.

— Что ты придумала? — спросил он, разминая пальцы.

Я помолчала, почетче формулируя мысль.

— Значит, так! Я сейчас начну заклинание. А ты, как только увидишь, что не так, тут же меня дернешь и поправишь. Ясно?

В сформулированном виде идея звучала отнюдь не блестяще, но герцог, подумав, все-таки кивнул.