Итак, он все слышал! Сердце у Джессики так билось, что казалось, выпрыгнет сейчас из груди.

– Вне всякого сомнения, вы самая агрессивная, дурно воспитанная, ядовитая женщина, которую я когда-либо встречал. Уверен, что не первый вам об этом говорю. К сожалению, вы очаровательны, но, как я сразу и подумал, вас невозможно любить. Теперь, облегчив свою душу, я могу честно сказать: желаю вам всего самого наилучшего!

«Ты это заслужила», – шепнул ей тихий голос. Но все равно слова «невозможно любить» ранят слишком больно. Джессика застыла – не могла ни говорить, ни двигаться. Все время, пока он говорил, – она смотрела на него глазами раненого животного, ощущая свою беспомощность. Потом резко повернулась и, выскочив через балконную дверь в слабо освещенный сад, бежала и бежала, пока позади не исчезли все звуки и огни.

Да, она знает – ее нельзя любить! Иначе Вильям и не устроил бы этот спектакль, воспоминание о котором кровоточит в душе незарубцевавшейся раной, вопреки ее бравым уверениям. Она не забыла Вильяма… и никогда не забудет того, что он с ней сделал. И Джо… О Джо, как ты могла так поступить со мной? Планировала, предвкушала…

Она упала на траву, и рыдания сотрясли все ее тело. Она страдает безвинно, так почему же Вильям и Джо остаются безнаказанными? Живут вместе, наслаждаются жизнью, а она раздавлена и уничтожена. Это так несправедливо!..

Кто-то тронул ее за плечо. Наверное, это Кэрол – нежная, преданная Кэрол – разыскала ее. Но Джессика ей не ответила. Она и злилась на себя, такую слабую, что даже не может справиться с рыданиями, и одновременно негодовала – хотелось рвать и метать, вопить от предательства, от боли, мучившей ее день и ночь.

– Ну, ну. – Она не узнала мягкий мужской голос, но, когда сильные руки подняли ее с земли, почувствовала: это Кольт Айронс. О Боже, только не он! Когда она в таком виде… – Извините, Джессика, я не знал про вашего жениха, – произнес он тем же тихим, мягким голосом.

Неужели Кэрол сболтнула ему? Рассказала, как Вильям сбежал из-под венца? Не может быть! Как она могла…

Джессика на мгновение уткнула голову ему в грудь, пытаясь успокоиться, затем медленно подняла залитое слезами лицо.

– Что вы имеете в виду? – прошептала она, чувствуя, как ускоряется пульс при одном только виде Кольта Айронса.

– Кэрол сказала, что несколько месяцев назад ваша свадьба в последний момент расстроилась, поскольку ваш жених нашел другую…

Она попыталась собрать остатки чувства собственного достоинства.

– Да, но вам не стоило беспокоиться.

– Если бы я знал, я не вел бы себя… так жестоко.

Слова прозвучали по-доброму, даже ласково. Но Джессика чувствовала, что Кольт не из тех, кто просто так извиняется, и раз он это делает, значит, жалеет ее. Как раз жалость она не могла вынести. В последнее время ее многие жалели. Не стоило им это делать. Не стоит и ему жалеть ее. Она, Джессика, еще найдет в себе силы, чтобы пережить весь ужас своего положения брошенной невесты. Она выживет и всем докажет, что ей не нужна ничья жалость и сочувствие.

– Значит, вы берете свои слова назад? – с вызовом спросила она, отступая на шаг и поправляя прическу. Она не отдавала себе отчета в том, как гордо поднята ее голова, как сверкают глаза, но от мужчины, стоящего перед ней, ничего не укрылось. Да, в ней есть характер!

– Нет. – Он сощурился. – Этого я не обещал. Вы по-прежнему агрессивны, невоспитанны и ядовиты. Я просто говорю, что вашему поведению есть оправдание, вот и все.

– Помнится, вы говорили, что не бываете галантны, – саркастически заметила Джессика; прилив адреналина в крови прочистил мозги и отбил охоту плакать.

– Я сказал, что я не безупречен и временами не джентльмен, – мягко поправил он. – Но это не значит, что при случае я не могу быть галантным.

Она покраснела, но не из-за насмешки, а из-за исходившего от него какого-то животного магнетизма. Джессика почувствовала это еще днем, в толпе разряженных людей, а в ночной темноте, при свете луны, Кольт казался убийственно опасным. Мужчиной – завоевателем, покорителем.

– Мне не нужна ваша галантность, – сказала она, гордо вскинув голову. – Я признаю, что была не права, мне не следовало говорить так при вас.

– Да, но вы же не знали, что я слышу! Значит, все в порядке? По крайней мере смысл ваших речей вы находите справедливым?

– А вы хотите сказать, что я не права? Что у вас не было множества женщин? – произнесла она, тщательно подбирая слова.

– Я и не знал, что должен отчитываться о своей личной жизни перед абсолютно незнакомым человеком, – сказал он бархатным голосом, в котором отчетливо прозвучали стальные нотки. – Не знаю, от кого и что вы узнали, и, честно говоря, мне плевать на это. Но сколько у меня женщин совершенно не ваше дело.

Что ж! Он высказался вполне ясно. Она продолжала приглаживать растрепавшиеся волосы, и на фоне темно-синего неба, в лунном свете они, подобно золотому ореолу, светились вокруг головы.

– Значит, я не ошиблась.

Он выругался, и она вздрогнула. И потому еще больше поразилась, когда он тихо спросил: – Вы все еще его любите?

– Что?!

– Вы еще любите этого подонка, который бросил вас? – настойчиво повторил Кольт.

– Как вы смеете спрашивать? Вы не имеете права!

– Если бы я каждый раз ждал, когда получу права, то упустил бы большую часть возможностей, предоставляемых жизнью. – Он убрал прядь волос с ее лица, и у Джессики по спине пробежали мурашки. – Не много я знаю женщин, которые ревели бы, как вы, а потом столь прекрасно выглядели, – непростительно будничным тоном заметил он. – Разве он этого стоит? Спросите себя, стоит ли он ваших страданий?

– Послушайте…

– Или вы так переполнены жалостью к себе, что не в состоянии рассуждать логически? Можно испытывать горе, – (ей показалось, что по его суровому лицу промелькнула тень), – но нельзя, чтобы оно затягивалось. Вам пора вернуться в реальный мир.

– Да что вы говорите? – Она рассвирепела – оттого, что он вот так разговаривает с ней после двух встреч, и еще больше оттого, что он прав. – Это так просто, не правда ли?

– Я не сказал, что это просто, но не надо сознательно заточать себя в неприступную башню.

– Никуда я себя не заточаю! Я же пришла на вечеринку? – сказала она так лихо, будто вынула кролика из шляпы, и его твердое лицо дрогнуло в улыбке.

– Чтобы плакать в саду? – Он покачал головой. – Это не считается.

– А что же считается?

– Вот что. – Он крепко сжал девушку в объятии и прильнул к ее лицу губами.

– Не надо. – Легкие, невесомые поцелуи продвигались к глазам, ушам; она сумела прошептать «пожалуйста», но он только крепче прижал ее к своему сильному телу.

И опять его умение потрясло ее. Джессика пыталась сопротивляться, но по жилам огнем бежало странное ощущение жара, неудержимого желания. Такого еще никогда не было – ни с Вильямом, ни с кем…

Его губы снова оказались на ее губах; раздвинув их, он завладел ее ртом с такой легкостью, что она ни о чем больше не могла думать, растворившись в охвативших ее сладостных ощущениях.

Это не может продолжаться! Она не должна позволять… Но вокруг было так темно, так сладко веял душистый ночной ветер, что она только слегка вздохнула, всецело отдаваясь власти Кольта, его магнетическим чарам. Поцелуи становились все более настойчивыми, требовательными; он и не делал попытки отстраниться. Этот сильный, уверенный в себе человек не скрывал того, что хотел ее, а ведь ему стоило только щелкнуть пальцами, как сбежались бы десятки самых красивых женщин. В тот же миг она поняла, что ее душа и тело уже не принадлежат полностью ей, они отчаянно стремятся к этому мужчине. Он добился своего безо всяких усилий. Нет, нет!..

– Нет! – Она отшатнулась, и он не сделал попытки ее удержать. Что с ней происходит? Откуда такое возбуждение, такое желание, испытываемое к человеку, которого она не знает и не любит? Может, так и начинается падение, когда переходишь из одной постели в другую. Но она не была даже в постели Вильяма, не то что кого-то другого, хотя у Кольта Айронса, кажется, сложилось другое мнение…