Восход Ева встретила в камышах, надувая матрац в десятый раз. Либо он где-то прокололся, либо что-то было не в порядке с клапаном. Как бы там ни было, продвигалась она очень медленно и в конце концов была вынуждена искать убежища в камышах. в стороне от пролива. Здесь, среди камышей, она и провела ночь, вся в грязи, время от времени слезая с матраца, чтобы поддуть его, и залезая обратно, чтобы смыть грязь и водоросли, налипшие на нее, когда она с него сползала. В процессе этих манипуляций она лишилась нижней части своей лимонной пижамы и так изодрала верхнюю, что, когда взошло солнце, Ева скорее напоминала не одержимую хозяйку с Парквью 34, а финалистку в тяжелом весе в женском чемпионате по борьбе в грязи. К тому же она ужасно замерзла и потому очень обрадовалась, когда наступило утро, обещавшее впереди жаркий летний день. Теперь ей надо было добраться до суши или открытой воды, где кто-нибудь… Тут Ева осознала, что ее вид может вызвать, мягко говоря, недоумение. Даже в лимонной пижаме, пока та была на ней, Ева бы не рискнула выйти на улицу. Теперь же, когда этой пижамы на ней практически не было, она определенно не хотела бы показываться кому-либо на глаза. С другой стороны, не могла же она весь день торчать в камышах. Ева двинулась в путь. таща за собой надувной матрац, наполовину вплавь, но в основном шлепая по воде и грязи. Наконец камыши кончились, она вышла на открытое пространство и увидела вдалеке дом, сад, спускающийся к воде, и церковь. До них было довольно далеко, а лодки нигде не было видно. Оставалось добираться до берега вплавь и надеяться, что женщина, живущая в этом доме, отнесется к ней сочувственно и, еще лучше, окажется достаточно большого размера, чтобы одолжить ей какую-нибудь одежду, чтобы добраться до дома. В этот момент Ева обнаружила, что потеряла свою сумку где-то в камышах. Она хорошо помнила, что ночью сумка была при ней, но, наверное, упала с матраца, когда она его надувала. Делать было нечего, не возвращаться же из-за этого. Надо продолжать путь, а потом позвонить откуда-нибудь Генри и попросить его приехать за ней на машине. Он и одежду какую-нибудь сможет привезти. Значит, решено. Ева вскарабкалась на матрац и стала грести к берегу. На полпути матрац снова обмяк и начал тонуть в одиннадцатый раз, Ева бросила его и продолжила путь в спасательном жилете. Однако и он замедлял ее продвижение, поэтому она решила от него избавиться. Барахтаясь в воде, Ева пыталась расстегнуть его. После некоторых усилий все же сняла, вместе с остатками лимонной пижамы. Когда Ева Уилт наконец-то добралась до берега, она была совершенно голой и выбившейся из сил. Тяжело дыша, она легла на землю под ивой. Немного придя в себя, Ева встала и огляделась. Она находилась в дальнем углу сада, а на холме, в сотне ярдов от нее, стоял дом. По Евиным понятиям, это был большой дом, и притом такой, в котором она даже в лучших обстоятельствах не чувствовала бы себя уверенно. С одной стороны, там было что-то вроде конюшни. Во всяком случае, так показалось Еве, чье знакомство с загородными домами ограничивалось тем, что она видела по телевизору. Кроме того, создавалось впечатление, что в доме есть слуги. Все здесь дышало благородством и порядочностью, что делало ее появление в голом виде морально весьма затруднительным. Но, с другой стороны, дом и все, что его окружало, выглядели абсолютно запущенными. Сад был заросшим и неухоженным. Декоративные кусты, когда-то подстриженные так. чтобы придать им форму птиц и Животных, теперь выглядели странно и страшновато; ржавые проволочные петли наполовину спрятались в траве на запущенном крокетном поле; теннисная сетка провисла между столбами, а в заброшенной теплице уцелело лишь несколько рам. Довершали картину запустения покосившийся лодочный сарай и плоскодонка. На всем лежал какой-то зловещий отпечаток, и его не смягчали даже небольшая церковь и слева от нее заброшенное кладбище за ржавым железным забором. Ева выглянула из-за ветвей ивы и уже совсем было собралась покинуть свое убежище, как открылась дверь и из дома вышел мужчина с биноклем в руках и начал смотреть в сторону пролива Ил. На нем была черная сутана со стоячим воротником. Ева снова спряталась за дерево и стала думать, что же ей делать, учитывая полное отсутствие на ней какой-либо одежды. Ситуация была удрунающей. Ничто не могло заставить ее войти в дом викария в совершенно голом виде. Жизнь на Парквью не научила ее, как действовать в подобных ситуациях.

Но и жизнь на Росситер Глоув тоже не научила Гаскелла, как действовать в ситуации, в которой он оказался, когда Салли разбудила его словами:

– Дрошка Ной, наверху вполне сухо. Пора отваливать.

Открыв дверь каюты и выйдя на палубу, Гаскелл обнаружил, что Ева уже отвалила, захватив с собой надувной матрац и спасательные жилеты.

– Ты хочешь сказать, что оставила ее на ночь на палубе? – спросил он. – Вот теперь мы уж точно по уши в дерьме. Ни весел, ни надувного матраца, ни этих чертовых спасательных жилетов, ничего.

– Откуда мне было знать, что эта сумасшедшая утащит все с собой? – поинтересовалась Салли.

– Ты оставила ее под проливным дождем на всю ночь, естественно, ей что-то надо было делать. Может, она уже замерзла до смерти. Или утонула.

– Она пыталась меня убить. Сам подумай, как я могла ее пустить в каюту. И вообще, ты сам во всем виноват. Не надо было трепаться насчет этой куклы.

– Ты все это расскажешь полиции, когда они найдут ее тело плывущим вниз по течению. Объяснишь им, почему она отправилась вплавь в разгар шторма.

– Ты просто хочешь меня запугать, – сказала Салли. – Я вовсе никуда ее не прогоняла.

– Я хочу только заметить: если с ней что-то случилось, это будет выглядеть очень странно. А теперь скажи, как мы отсюда выберемся. Если ты полагаешь, что я пущусь вплавь без спасательного жилета, ты ошибаешься. Я не Шпиц.

– Ах ты, мой герой, – сказала Салли.

Гаскелл спустился в каюту и заглянул в ящик рядом с плитой. – И еще. У нас проблема с едой. И с водой. Ничего не осталось.

– Ты нас впутал в эту историю, теперь сам и выпутывайся, – ответила Салли.

Гаскелл сел на койку, пытаясь что-нибудь придумать. Должен же быть какой-то способ дать людям знать о том, что они в беде и где находятся. Берег наверняка неподалеку. По всем признакам, он находился по другую сторону камышей. Гаскелл вышел на палубу, забрался на крышу каюты, но ничего, кроме церковного шпиля вдалеке, не увидел. Мешали заросли камыша. Может быть, если взять тряпку и помахать, то кто-нибудь заметит? Он снова спустился вниз, взял наволочку и в течение двадцати минут махал и громко кричал. Затем он спустился вниз, достал карту и долго ее рассматривал в безнадежной попытке определить, где они находятся. Он уже сворачивал карту, когда заметил, что некоторые детали от игры в слова все еще лежали на столе. Буквы. Отдельные буквы. Что бы такое запустить в воздух с буквами? Вроде воздушного змея. Гаскелл поразмыслил над возможностью смастерить воздушного змея и отказался от этой идеи. Наверное, лучше всего подавать сигналы дымом. Он взял на кухне пустую банку, налил в нее горючего, обмакнул туда носовой платок и снова забрался на крышу каюты. Поджег платок и подождал, пока загорится горючее. Получилось немного дыма, а банка так разогрелась, что ее трудно было удержать в руках. Гаскелл пинком столкнул ее в воду. Зашипев, она погасла.

– Крошка – гений, – заметила Салли, – умом с тобой никто не сравнится.

– Ладно, когда придумаешь что-либо путное, дай мне знать.

– Попробуй вплавь.

– Попробуй утонуть, – огрызнулся Гаскелл.

– Можно сделать плот или что-то вроде.

– И разобрать катер Шеймахера по частям. Только этого нам и не хватало.

– Я видела картину про гаучо или римлян, или еще кого-то. Так вот, когда им надо было переплыть реку, они использовали свиные пузыри.

– Нам свиньи не хватает, – сказал Гаскелл.

– Можно использовать пакеты для мусора, – предложила Салли. Гаскелл пошел за пакетом, надул его и затянул веревкой. Потом надавил на него. Пакет лопнул.