– Прошу вас, госпожа, – услышал Володя из какого-то переулка знакомый голос. Резко ускорив шаг, он свернул туда и обнаружил Аливию на каком-то дровяном складе, где она устроилась на одном из бревен и безутешно рыдала. Рядом неуверенно топтались Джером и Филипп, по очереди пытаясь успокоить девочку… получалось плохо. В стороне толпились рабочие, недовольно поглядывая на благородных, которые ворвались сюда и теперь мешают работать. Хозяин ведь не станет выяснять, почему дневную норму не выполнили, спросит со всех и по полной. Но и сделать замечание не осмеливались.

Володя подошел к бревну и сел рядом, обнял девочку за плечо. Та доверчиво прильнула к нему и еще пуще разревелась. Мальчик не мешал, давая возможность выплакаться.

Наконец рыдания стали стихать, и вот только плечи подрагивали.

– Почему? – вопросила она неизвестно у кого. – Почему папа забыл маму?

И что на это отвечать?

– Он не забыл. И он по-прежнему любит тебя.

– А я нет! Нет! Нет! Нет! Не вернусь к нему! Ни за что не вернусь! Можно мне с тобой? Можно? Даже служанкой пойду.

– Не говори глупостей, Кнопка, – вздохнул мальчик, поднимаясь и подхватывая девочку на руки. – Пойдем домой, только людям мешаем работать.

Карета ждала на улице, и Володя, слегка пошатываясь, Аливию до нее донес, никому не доверил.

По возвращении сам отнес её в комнату и уложил в кровать. Сидел рядом до тех пор, пока она не уснула, и только тогда вышел, аккуратно прикрыв дверь. Графине, судя по всему, уже рассказали о произошедшем, но по её лицу трудно было сказать что она об этом думает. Мальчик зачерпнул кружкой воды из бочки и выпил. Развернулся к Джерому.

– Не соблаговолит ли уважаемый Джером пройти ко мне в комнату, где никто не помешает нашему разговору? Вам не кажется, что нам с вами, уважаемый, есть о чем поговорить?

Эта ядовитая вежливость никого не вводила в заблуждение и Джером обреченно вздохнул.

– Я могу все объяснить, милорд…

Володя, не слушая оправданий, поднялся к себе. За ним неуверенно вошел и слуга.

– И за кем на этот раз ты решил поухаживать? – поинтересовался мальчик.

– Милорд…

– Простое дело я тебе поручил, узнать, где живет отец Аливии и что у них происходит! Неужели так трудно было выяснить, что он по новой женился?

– Но милорд…

Володя прикрыл глаза. Сказать хотелось многое, но смысл? Сделанного уже не вернешь.

– Уходи.

– Вы меня прогоняете, милорд? – в голосе… испуг наверное.

– Из комнаты убирайся! – Володя едва сдержал крик.

Хлопнула дверь и мальчик остался один. Прямо в одежде рухнул на кровать и задумался. И что же теперь делать? Что?

Ночью Володя почти не спал, поминутно прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате. Несколько раз он вставал, выходил в коридор и замирал перед дверью, но войти так и не решился. Потом долго сидел на кровати, вспоминая свою семью, и думал, как поступил бы сам. Утром, когда все спустились на завтрак, Володя так и не решился заговорить с девочкой и только на тренировке рискнул кинуть пробный камень. Аливия сжимала губы и молчала. Разговаривала, отвечала на шутки, смеялась, но стоило завести речь об отце, как сразу молчание.

Джером все утро старался не попадаться на глаза Володе, носясь по городу и запасаясь необходимыми для дома вещами, а также подыскивая кандидатуры на роль слуг. К обеду перед входом затормозила открытая коляска, в которой сидели Осторн и Руперт. Аливия, увидев их из окна, немедленно поднялась к себе. Графиня решила, что это общество не для нее, и тоже скрылась в комнате с твердым намерением не появляться из нее весь вечер. Туда же загнала и дочь, несмотря на её сопротивление: очень уж девочке было любопытно на все поглядеть.

Поскольку гостей ждали, стол уже накрыли. Едва купец с сыном показались, Филипп указал им на свободные стулья, а сам вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставив гостей наедине с синьором. В комнате повисла давящая тишина: Осторн и Руперт, несмотря на обильный стол, ни к чему прикоснуться не решались, как не осмеливались и заговорить первыми. Володя покрутил в руке вилку, потом убрал.

– Должен признать, получилось все крайне неловко, – вздохнул он. – Если бы я знал, что вы повторно женились, я бы не привел Аливию так сразу, а постарался бы её подготовить. Впрочем, теперь что уж говорить. Сегодня я все утро пытался с ней побеседовать, но она только молчала и отказывалась говорить на эту тему. – Мальчик кивнул на свободный стул. – Думал, она тоже тут будет, но увидев вас, заперлась в комнате и отказалась спускаться.

– Я понимаю, милорд, что вам возиться с чужим ребенком совсем нет охоты, вы и так уже много сделали, вернув её в отчий дом…

Володя махнул рукой.

– Она сделала для меня много больше, поверьте. Вернуть её домой – это меньшее, что я мог для нее сделать.

– Она вам как-то помогла, господин?

Володя почесал нос, ну как объяснить про одиночество и про то, как изменилась его жизнь, когда появилась Аливия?

– Скажем так, она помогла мне вернуть себя. До того, как я её встретил, мне не хотелось даже жить. Когда же есть о ком заботиться, жизнь меняется. Не уверен, что смогу объяснить. Аливия стала для меня сестрой, которую я потерял очень давно. Честно говоря, влезать в вашу личную жизнь у меня нет никакого желания, и как решить проблему, я не знаю.

– Милорд… – Купец мучительно подбирал слова. Судя по всему, лично он проблем как раз не видел, и Володя решил пояснить свою позицию.

– Конечно, вы можете увести ее силой, но уверены ли вы, что хотите этого? Мне показалось, что дочь вы любите. Хотите испортить с ней отношения?

– Да какие отношения, – Осторн махнул рукой. – Ну покапризничает немного, а там все сладится.

– Полагаете? – Володя выражал такое сомнение, что Осторн тоже задумался.

– Ну да… Пока мала, она все равно не понимает своего счастья. Я ж и о ней забочусь. Девочке нужен женский уход. Дам ей образование, подыщу жениха, потом еще и спасибо скажет.

– Понятно. – Володя подошел к окну и долго стоял, что-то изучая во дворе. – Скажите, а какой у вашей дочери любимый цвет?

– Цвет? – удивился купец. – Это важно?

– Ладно, попроще, какое блюдо она любит? Или скажите, какой ей нравится цветок?

– Я не понимаю, милорд…

– Её любимый цвет – легкий оттенок розового, очень любит орехи в меду… сладкоежка… из цветов обожает незабудки, готова часами валяться перед ними, не знаю уж, что она там выискивает. Упряма и своевольна, сломить её вряд ли кому удастся, разве что очень постараться, но можно убедить, если разговорить как с равным, уважаемым тобой собеседником. Любит узнавать новое и охотно учится, правда если что-то ей неинтересно, старается закончить побыстрее и заняться тем, что нравится… Уважаемый Осторн, я пробыл вместе с вашей дочерью чуть меньше полугода, но знаю её лучше, чем вы. Но даже так я не возьмусь судить, что для нее будет лучше, а что нет. Я могу научить её тому, что знаю сам, но дорогу она выберет сама.

Осторн скептически изогнул бровь, но вежливо молчал, не рискуя вступать в спор с благородным, однако все его чувства читались на лице.

– Не верите? Зря. Однако просто поверьте, если вы уведете её силой, вы её потеряете и уже никогда не сможете наладить с дочерью отношения. Она будет вам все делать назло, с нее станется.

– Хм…

– И наказания тут не помогут. Я говорил, что она упряма, но вы плохо представляете насколько.

– Милорд, – вдруг поднялся Руперт. – Вы позволите поговорить с сестрой?

– Позволить? – удивился Володя. – Разве я запрещаю? Второй этаж, третья дверь слева.

Руперт поднялся, неловко поклонился и вышел. Володя вернулся на свое место и теперь сидел, откинувшись на спинке стула, Ортон опустил голову.

– А вы ведь не хотите с ней расставаться, милорд, – вдруг заговорил он.

– Не хочу, – не стал лукавить Володя. – Я привязался к ней.

– И тем не менее вы привели её домой…