– Солому вытащить и выбросить, матрас повесить на солнце! – велела она первому попавшемуся слуге. Тот растерянно моргнул, покосился на господина, но ослушаться такого уверенного приказа не осмелился. А девочка уже вытаскивала все свои платья и скидывала на пустую кровать. Потом зарылась в принесенный рюкзак и достала непонятную склянку с какой-то жижей. С отвращением взглянув на нее, девочка деревянной палочкой, извлеченной непонятно откуда, подцепила немного этой гадости и опустила в одно из ведер, старательно размешала. Потом на ту же палочку намотала тряпку, завязала, чтобы держалась прочней, окунула получившуюся «кисточку» в ведро и принялась старательно протирать раствором всю комнату, особо уделив внимание углам, пространству под шкафом и под кроватью, старательно набрызгала во все щели.

Почему первым делом она принялась наводить в комнате чистоту, Аливия не смогла бы объяснить и сама. Может просто хотела в работе отвлечься от печальных мыслей, а может за время, проведенное вместе с Володей, настолько привыкла к чистоте, что уже не могла находиться в месте, где много грязи. Её «братик» вообще отличался какой-то болезненной пристрастностью к порядку и сделал все, чтобы привить это качество «сестренке». Еженедельные субботние уборки в доме стали ритуалом, как и еженедельная баня, каждодневное умывание и обязательные водные процедуры по утрам.

– Значит, этот князь превратил тебя в служанку? – уже не смог сдерживать гнева Осторн.

Аливия непонимающе посмотрела на отца, а вот Руперт как-то задумчиво покачал головой. Он мог бы сказать, что если бы его сестре не нравилось быть с этим князем, то она не плакала бы при расставании. Горе её было искренним – в этом Руперт был уверен. Но встревать перед отцом, когда он так рассержен… увольте. Осторн же распалялся все сильнее, продолжая сыпать ругательствами, впрочем, стараясь сдерживаться в выражениях. Князю доставалось особенно.

– Не смей так говорить о Володе! – вдруг топнула ногой ранее послушная девочка, которая когда-то как огня боялась отцовского гнева. Осторн даже замолчал от неожиданного отпора. – Он хороший! Хороший! И ничего он меня не заставлял! Он вместе со мной всегда убирался! Когда мы жили в лесу, слуг у нас не было!

Вцепившаяся в руку мужа Розалия потащила того из комнаты, купец упирался, явно намереваясь продолжить воспитание, слуги от греха подальше прыснули в разные стороны, бледный Руперт стоял посреди всего этого бедлама и совершенно не представлял, что делать.

К счастью Розалии удалось вытащить мужа из комнаты и Руперт остался с сестрой наедине.

– Ну ты и даешь, – он вытер вспотевший лоб. – Я уж думал, все.

Аливия отвернулась и продолжила уборку.

– Помог бы лучше, – буркнула она.

Руперт присел на корточки и переложил какие-то тряпки с места на место.

– Может слуг позвать? – неуверенно предложил он.

– А слуги тут убирались без меня?

– Э-э… конечно.

– Тогда лучше не надо. Следов уборки не обнаружено. – В свое время именно так сказал Володя, когда первый раз поручил ей навести порядок в доме, пока он рубил дрова. Аливия, возмущенная до глубины души, спорить с благородным не рискнула – тогда она еще только-только начала узнавать Володю. Уборку она постаралась провести со всем старанием, чтобы не вызвать гнев, но и без особой охоты. Вот про следы и их отсутствие и были первые слова, которые сказал князь, когда вошел в дом, а девочка сообщила, что убираться закончила. Поняв, что князь сильно недоволен, она сжалась и постаралась прикинуться мышкой. Однако вопреки опасениям, князь гневаться не стал, только устало вздохнул, глянул на нее укоризненно и взялся за уборку сам. Сначала Аливия наблюдала со стороны, потом стала крутиться рядом, всем видом намекая, что готова помочь, но Володя её молчаливых намеков не понимал и не замечал её виноватого вида. Потом, сама удивляясь своей смелости, девочка взяла одну из тряпок, подражая Володе, окунула в ведро с водой. Выжала и опустилась на колени рядом с мальчиком, старательно копируя его движения. Князь продолжал молчать, хотя иногда и поглядывал в её сторону.

Наконец уборка закончилась, князь старательно умылся, снова поглядел на девочку и та, поняв намек, последовала его примеру. Мальчик про уборку потом не сказал ни слова упрека, вообще ничего, а вскоре Володя вынес с кухни большой чугунный горшок с картошкой и говядиной, поставил на стол… никогда еще еда не была такой вкусной, как в этот день. После этого Володя и стал убираться вместе с девочкой, пока не убедился, что она справляется. А потом Аливия уже и сама предложила ему отдыхать, поскольку видела, что мальчик устает – слишком много другой работы приходилось делать помимо уборки. И если уж она могла помочь ему хоть в этом пустяке, она готова это делать.

– Чего? – удивился Руперт замысловатой фразе сестры.

– Говорю, что не вижу, чтобы тут убирались. Ты будешь помогать или нет?

Пришлось помогать.

– Скажи, – неуверенно поинтересовался он, когда мусор был собран, а все вокруг сверкало чистотой, – этот князь заставлял тебя быть служанкой? У тебя неплохо получается…

– Заставлял? Говорю же, мы вдвоем жили на острове на лесном озере. Работы там и без того много, кто-то же должен помогать. А он меня спас. Заботился… И он ни разу на меня не кричал. Знаешь, иногда я видела, что ему очень хочется накричать, особенно когда я чего-нибудь натворю… Там у него так интересно, так интересно, столько необычных вещей. Однажды что-то уронила, ух, думала, щас будет. Я видела, как он сердит, но вдруг взглянул, сгорбился и ушел куда-то… Еле нашла. Сидел на камне и смотрел в воду. Грустный-грустный. Мне его тогда так жалко стало… И так каждый раз, когда я что-нибудь вытворяла. – Аливия печально вздохнула. – Лучше бы кричал, чем так. Даже вести себя старалась хорошо… только не всегда получалось, – вдруг призналась девочка виновато.

Все это было сказано настолько серьезно, и эта серьезность так не вязалась с обстановкой и внешним видом маленькой девочки, что Руперт не сдержал улыбки.

– Ты повзрослела, сестренка. Но так нельзя. Ты очень огорчила отца.

– А чего он о маме забыл?!

– Аливия… – Руперт поднялся с пола и сел на кровать. Сидеть на деревянной раме без матраса не очень удобно, но выбирать не приходится. – Отец не забыл о маме. Поверь. Но у него не было другого выхода. А тетя Розалия очень хорошая.

Аливия насупилась и замолчала. Руперт еще пытался что-то говорить, но сестра просто отвернулась. Брат вздохнул, поднялся и вышел, и тут за дверью увидел мачеху, которая стояла около двери и грустно смотрела куда-то вдаль. Руперт хотел что-то сказать, но она остановила его.

– Я все слышала, не надо, Руперт. Спасибо, что пытался помочь.

Тот вздохнул.

– Я не узнаю сестру. Она очень сильно изменилась. Раньше она никогда не осмелилась бы спорить с отцом. Да и со мной так никогда не стала бы говорить.

– Этот князь… Как думаешь, что он за человек? Я слишком мало видела его, чтобы сделать какие-то выводы.

Вдвоем они спускались по лестнице, а Руперт думал, пытаясь подобрать слова, чтобы описать свои впечатления.

– Не знаю, – честно признался он. – Этот князь слишком странный. Словно…

– Иностранец, – кивнула Розалия и потрепала Руперта по голове. Тот покраснел и отстранился. – Какой стеснительный стал, – улыбнулась она. – А помнишь, как мы с тобой дрались?

Руперт снова покраснел и что-то пробормотал.

– Ну не надо так краснеть, – еще сильнее улыбнулась Розалия. – Ты меня обозвал нянькой-наседкой за то, что я всегда ходила с маленькой Аливией. А я тебя за ухо за это оттаскала… Точнее попыталась, а ты пихнул меня кулаком в бок.

– Мне тогда шесть лет было, – совсем смутился Руперт.

– Ой, а сколько тогда мне было? – Розалия задумалась и легкая улыбка тронула губы. – Илирия была старше меня на шесть лет… значит… Да… Знаешь, мне не хватает веселого смеха сестры. Мы давно не виделись, после того, как она с мужем уехала из города, но пока она была жива, я знала, что мы расстались ненадолго. Жаль, что Аливия так воспринимает меня… – Розалия погрустнела.