– Вероятно, ты не поняла, что будешь играть мою возлюбленную, – сказал он. – Ты должна увлечь меня и отторгнуть от двух опытных женщин, миссис Ловейт и Белинды. Тебе придется скрывать свою неприязнь ко мне, и это потребует незаурядного драматического дарования, большего, чем то, которым ты обладаешь.

– Сомневаюсь, – спокойно возразила Имоджин. – Я бы сказала, что твоя роль требует суровости и жесткости. Прошлой ночью я прочла пьесу. Предполагается, что вы, сэр, «человек, в котором есть что-то от ангела, но это глубоко в нем запрятано и еще надлежит открыть». Возможно, ты используешь усы, найденные Гризелдой.

– Ты не думаешь, что я сам ангел? – спросил он.

Она чуть было не рассмеялась, но сумела сдержаться.

– Нет! А вы, мистер Спенсер, кого будете играть вы?

– Мистера Форлинга Флаттера, – ядовито заметил Рейф. – Мой брат должен излить всю свою серьезность. Ему это будет полезно.

– Если я должен играть какую-то роль, – сказал Гейб, – то предпочел бы сыграть мистера Медли.

– Друга Дориманта, – подсказала Имоджин, улыбнувшись ему. – Я представляла вас в более значительной роли, чем эта, мистер Спенсер.

Она положила руку ему на плечо. В конце концов, если Джиллиан могла проделывать это с Рейфом, то… Он секунду смотрел на ее руку, потом улыбнулся, и Имоджин почувствовала трепет возбуждения.

Рейф взглянул на нее через стол, и глаза его зло сощурились. Она снова смотрит на бедного Гейба, будто он воскресное лакомство, которое она намерена проглотить. При виде этого он ощутил потребность выпить виски. Если бы он пил, ему было бы все равно.

И все же сегодня был первый вечер за несколько недель, когда у него не болела голова. И, вне всякого сомнения, он чувствовал себя лучше.

Он отвел взгляд от Имоджин и посмотрел на мисс Питен-Адамс. Она по крайней мере разумная молодая женщина. Она была не только восхитительна, но не проявляла ни малейшего желания откусить человеку голову при первой возможности.

– А я думал, ты не умеешь играть в карты, – сказал он Гейбу. – Или исполнять роль в комедии с адюльтером.

Он сделал еще один огромный глоток воды. Имоджин отвлеклась от своего инфернального занятия – гипнотизировать взглядами Гейба.

– Осторожно, – сказала она. – Ты доведешь себя до рвоты.

«Сука», – подумал Рейф.

– Я не рукоположен, – ответил Гейб. – Я изучаю Библию, но моя миссия не выходит за рамки исследования сложностей текста Ветхого Завета.

– Но игра на сцене – не профессорское дело, – сказал Рейф, стремясь уязвить брата, хотя едва ли понимал почему. Но это не объяснялось желанием выпить.

– «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер» – не об адюльтере, – ответил Гейб и тоже прищурился. – Доримант и Медли не женаты, как и Белинда не замужем.

– Ну а миссис Ловейт?

– Насколько мне помнится, она очаровательная вдовушка, – ответил Гейб, улыбаясь Имоджин.

Это зрелище вызвало у Рейфа приступ ярости. Если бы только он мог выпить…

Теперь, когда он чувствовал себя наконец лучше, ему приходилось бороться с мучительной жаждой. Горло его было словно обожжено, и сколько бы он ни пил воды, это не помогало.

Ничто не могло ему помешать подойти к буфету и налить себе стакан восхитительного золотистого виски, изготовленного в Шотландии. Эта мысль маячила целый день на краю его сознания. Он так и представлял, как бросает карты и говорит: «Хорошенького понемножку!»

Ведь он герцог, разве нет? Он мог делать что захочет.

Имоджин бросила на него проницательный взгляд и отодвинула свой стул. Она прошла по комнате до буфета. Он жадно следил за ней.

– Как сегодня малышка Мэри? – бросила она через плечо, одаривая Гейба одной из своих самых пленительных улыбок.

Гейб что-то ответил, но Рейф был слишком озабочен, чтобы понять сказанное. Если Имоджин нальет себе виски прямо у него на глазах, это будет знаком. Довольно он настрадался. Он мог немного выпить, а потом опять взять себя под контроль, чтобы каждое утро не страдать от головной боли. Он вовсе не всегда и не так уж сильно пренебрегал делами имения. Может, он разрешит себе выпить раза три в неделю. Это казалось разумным. А может, только когда у него будут гости.

Он уже начал подниматься со стула.

– Что ты, черт возьми, делаешь?

Имоджин распахнула окно, выходящее во двор перед особняком.

– Я выбрасываю это, – сказала она просто, будто речь шла об осколке стекла.

Рейф не мог бы вспомнить, как очутился на ногах, оказался рядом с ней и схватил ее за руку.

– О! – возмутилась она.

– Это виски, – рявкнул Рейф. – Ты выбросила «Тоубермэри»!

Левой рукой Имоджин потянулась и завладела хрустальным графином.

– А почему бы и нет? – спросила она насмешливо. – Ты же не будешь больше пить.

– Но это не причина уничтожать его!

Он бешеным взглядом охватил стол. Брат наблюдал за ним, подняв брови. Гризелда смотрела на них с улыбкой.

– Скажи ей, что она не имеет права выливать во двор мое лучшее виски, – огрызнулся он на Гризелду.

– Единственный, кому это небезразлично, ты, – сказала Имоджин, все еще высоко держа графин в левой руке. – Ты не можешь перестать о нем думать. Верно? Я весь вечер наблюдаю за тобой. Я не допущу, чтобы ты улизнул сюда, после того как мы все уйдем спать, и напился до чертиков!

Рейф все еще не сводил с нее глаз. Он мысленно обыгрывал эту сцену… но…

Крак! Хрустальный графин разлетелся вдребезги, ударившись о булыжник внизу, и Имоджин, стремительная, как молния, схватила другой сосуд.

– Не делай этого, – задыхаясь, пробормотал Рейф. Но этому не суждено было улететь за окно. Он ударился о раму и разлетелся, наполнив комнату острым и сильным запахом самого лучшего в мире виски. Рейф почувствовал себя, как терьер, учуявший лису.

– Ты жалок, – сказала ему Имоджин, бросая следующий графин в темноту за окном.

Этот чудом не разбился. Он услышал глухой стук, когда графин приземлился на бок.

Рейф почти видел, как сверкающая драгоценность – портвейн – льется на пыльные булыжники где-то далеко внизу.

– Не будешь ли ты так любезен снова сесть, чтобы я не уничтожила весь твой хрусталь? Я ведь это сделаю, – пообещала она.

Рейф только смотрел на нее, с трудом удерживаясь от членовредительства.

Потом Гейб взял его за локоть и отвел к столу, а Имоджин деловито, как счастливая хозяйка, развешивающая постиранное белье, принялась опустошать графины Рейфа. На них не было наклеек. Но он мог по цвету и весу определить, какой напиток откуда.

– Я думаю, что в замке припасено еще этих напитков, – сказала она. – Фу, ну и запах!

Она потянулась к звонку.

Бринкли появился немедленно. Без сомнения, он стоял за дверью, недоумевая, что за звон бьющегося стекла доносится из гостиной.

– Я только что избавила графины герцога от виски, – сказала Имоджин небрежно. – Есть здесь где-нибудь еще запас?

Бринкли кивнул, не сводя глаз с треснувшего графина на полу.

– В таком случае почему бы вам не проводить меня туда? – сказала Имоджин тоном, не допускающим возражений.

Бринкли посмотрел на Рейфа, ответившего ему взглядом, исполненным неприкрытой ярости. Но прежде чем он открыл рот, вмешался Гейб:

– Его светлость согласен с леди Мейтленд, Бринкли.

И с этими словами он положил руку на плечо Рейфа. Рейфу потребовалась вся его сдержанность, чтобы не наброситься на брата и не повалить его на пол.

Имоджин вышла из комнаты вслед за Бринкли.

– Я знаю, почему Дрейвен Мейтленд вскочил на лошадь и убился, – пробормотал Рейф хрипло. – Он пытался ускакать как можно дальше от своей жены.

– У Имоджин есть характер и твердость, – заметила Гризелда. – Она всеми силами старается уберечь этого глупца от смерти.

Рейфу не понравился намек на плачевное состояние его интеллекта.

– Я вовсе не пытаюсь убить себя.

– В таком случае очень хорошо, что ты покончил с пьянством, – сказал Гейб, делая следующий ход.

– Мы не можем продолжать игру без этой дьяволицы, – огрызнулся Рейф.