Стали останавливаться прохожие, собралась небольшая толпа. Я стоял в каком-то оцепенении. «Нет, мне это снится, — думал я про себя, глядя сквозь стеклянную дверь магазина, — не бывает говорящих котов. И корм коты сами себе не покупают. И баночки сами открывать не умеют».

Я совсем забыл о патруле, а он тут, как тут. Я стою, за дверью — душа в пятки ушла. «Вдруг, — думаю, — они сейчас в магазин сунутся». Не сунулись, потому что кота увидели. Кот как раз вспорол последнюю баночку с вискасом.

Короче, остановились они, и один из них подошёл к коту и отвёл ногу для пинка. Кот на миг оторвался от еды и говорит ему:

— Не взду-у-умай! Не сов-е-е-етую! Ма-а-о! Пожале-е-еешь! — и продолжает «трапезу».

Зеваки чуть не попадали от неожиданности. Слуги Тьмы стояли с отвисшими челюстями, а тот, который собирался дать коту пинка, потерял равновесие и сел «мягким местом» в лужу от прошедшего утром дождя. Один из слуг Тьмы говорит другому:

— Говорящий кот? Это не к добру.

— Не к добру, — соглашается другой.

Ну а кот как раз дожрал вискас. Он отряхнулся, пригладил усищи и, встав на задние лапы, сказал тем двоим, нет, уже троим — третий успел уже подняться из лужи:

— Это вы-ы-ы, мя-а-у тут не к добру-у-у, а я к добру-у-у. А ну-у-у, бры-ы-ысьте отсюда!

— Надо его пристрелить, — предложил тот, первый.

— Точно, надо, — согласился тот, что из лужи поднялся.

— Я сейчас, — первый достал пистолет и… я не понял, что это было.

Короче, пистолет вырвался у него из рук и САМ стал стрелять по слугам Тьмы чуть не по ногам. Слуги, забавно подпрыгивая, понеслись прочь, пистолет — за ними. Смотрю — а кота уже и нету. «Что за чертовщина? — думаю. — Говорящие коты, самостреляющие пистолеты…».

Но больше всего меня волновало не это, а то, что надо спасать родителей. Для этого мне нужно было попасть в наш район, в то самое отделение милиции. Приближался вечер. Становилось прохладно и одиноко. Тоска и страх за себя, за родителей, переполняли меня. Я ведь теперь… нет, не только я, а ещё и родители объявлены террористами. Представляете? Мы террористы…

Глава 9. Мы попались

Итак, полететь не удалось. Непонятно: два раза получалось, а теперь никак. Пешком до нашего района и к утру не доберёшься. Это же через весь город идти надо. Придётся на автобусах. Знать бы ещё, какие автобусы туда ходят.

В общем, стою на остановке. Автобус подходит. Читаю на табличке: «Северный посёлок, Дворец культуры, Улица Новикова-Прибоя, Карповка». «Ага, — думаю, — от Карповки есть автобус, который ходит на улицу Бекетова». Улица Бекетова как раз от проспекта Гагарина начинается. Это недалеко — около дворца спорта. Оттуда до того отделения милиции за полчаса дойти можно.

В общем, влез я в автобус. Поехали. И тут кондукторша:

— Эй, мальчик (это она мне), а кто проезд оплачивать будет?

А у меня денег-то нет. Я так и сказал ей, а она:

— Нет денег — нечего в автобус садиться. Ишь повадились! Вози их бесплатно! На остановке выходи! Нечего без билетов ездить!

И тут вдруг какая-то тётка как закричит:

— Ой! Это же террорист, которого по телевизору показывали! Держите его!

Ну, тут такое началось… Шум, крики, суматоха. Как раз остановка «Стадион Торпедо». Я выпрыгиваю из автобуса — чуть не упал — а меня цап кто-то. Смотрю дядька какой-то, здоровый такой.

— Стой, — говорит, — паршивец, не уйдёшь!

Я ему:

— Отпустите! Вы же ничего не знаете! Это всё враньё про меня! Это которые из «Пегаса» — они преступники!

— Ага, узнаем сейчас, кто преступники, — услыхал я голос тётки, которая следом за нами из автобуса вышла. — В милиции разберутся, что ты за типчик. Там с террористами не цацкаются.

— Да какой я террорист? Это они террористы — те, которые меня ищут! Они нас убьют! И меня и папу с мамой!

Вижу: толку никакого. Что делать? И тут я про пистолет вспомнил.

Я незаметно руку в карман. Нащупал пистолет. На ощупь нашёл рычажок предохранителя, передвинул, как Тимка показывал. Выдёргиваю руку с пистолетом из кармана и стреляю вверх. От неожиданности дядька меня выпускает, даже в сторону отскакивает. Я пистолет на него, а сам назад пячусь. Тот тоже назад пятится. И тётка вместе с ним. А потом они как припустятся наутёк.

Они-то удрали. А вот патруль — тут как тут. Я дёру! Они за мной. Заворачиваю за угол стадиона — слышу голос, девчоночий:

— Саша, давай сюда, скорее.

Смотрю, а в заборе дыра — кусок фанеры в сторону отодвинут. Оттуда девчонка какая-то высовывается, мне рукой знаки подает. Я туда — еле пролез. Девчонка фанерный лист назад вернула. Вовремя. Как раз патруль мимо протопал — не заметили. Притаился, слышу, только, как сердце колотится от страха, того и гляди выпрыгнет наружу.

— Ты кто? — спрашиваю.

— Ангелина, — отвечает девчонка. — Лучше зови меня Гелей — меня всё так зовут.

На вид ей было лет семь-восемь. В нашей школе во втором классе девчонки такого роста. Худая, хотя нет, не худая… это мне сначала так показалось; волосы каштановые, раскинутые на две стороны, достающие до плеч, лентами перевязаны; глаза голубые, большущие.

Я огляделся. На стадионе никого кроме нас. Отдышался. Сидим мы, значит, притаились. Тишина — пронесло, похоже. Я спрашиваю:

— Ты откуда знаешь моё имя?

— Знаю, — говорит, — тебя же по телевизору показывали. Говорили, что ты террорист и хочешь город взорвать.

— Да? А чего ты меня спасать вздумала, если я террорист?

— Нет, ты не террорист.

— Откуда знаешь?

— Знаю. Потому что они всё врут. Они и моих родителей террористами назвали, а ещё бабушку с дедушкой, и меня тоже. Их всех забрали эти, которые с лошадями на рукавах, а я убежала.

— Вас-то за что?

И Геля мне всё рассказала. Оказывается, её папа работал в районном отделении милиции. Сегодня утром в отделение заявились ОНИ. Всё у них было в полном порядке: удостоверения; приказ, подписанный министром. В общем, не подкопаешься. Вот только вели они себя странно, да и похож один из них был на сбежавшего преступника. Гелин отец его запомнил, потому что в прошлом году его допрашивал. Потом этого преступника в тюрьму посадили, а недавно он оттуда сбежал.

Так вот, когда тот папу увидел, сразу отвернулся, чтобы его лица он не видел. А что толку — папа его уже узнал. Ну вот, когда преступник понял, что его узнали, они Гелиного отца и схватили. А потом пришли за мамой, бабушкой и дедушкой, и… за Гелей. Всех арестовали, а Геля убежать сумела. Теперь её ищут. Она видела расклеенные по городу объявления о поиске опасной преступницы. Там её фотография была, и моя тоже.

Вот такие дела. Оказывается и мой портрет на стенах, столбах и заборах красуется — это мне Геля сказала. Ну а я рассказал ей, как со мной всё случилось. Я думал, она не поверит, особенно про то, как я летал, но она поверила.

Мы ещё какое-то время сидели на корточках, прислушиваясь, что делается за забором стадиона. В общем, снаружи было тихо. Похоже, патруль не догадался искать нас на стадионе. Я и говорю:

— Там, наверное, никого нет. Давай посмотрим?

А Геля:

— Вдруг они нас там караулят? Мы выйдем — нас и поймают.

— А что, — спрашиваю, — вечно, что ли, нам тут сидеть? Давай выглянем осторожно. Если никого нет, тогда вылезем.

— Ну, давай, — говорит.

Никто нас не караулил. Мы пролезли в ту же дыру в заборе и оказались на улице. Солнце было уже у самого горизонта. Надо было торопиться. Хотя, что толку? Торопись, не торопись, а в то отделение милиции, ну, где мои папа и мама, всё равно только ночью попасть получится. А надо ещё и Гелину родню выручать. А ещё эти патрули, да и «доброжелатели», которые наши фотки видели, с удовольствием донесут. Я так Геле и сказал, а она говорит:

— Давай переоденемся. Ты мою куртку оденешь, а я твою джинсовую. Я твою бейсболку одену, и все будут думать, что я мальчишка. А ты ещё и мою шапку оденешь. Тогда ты будешь на девочку похож, и нас не узнают.