– Но как они сумели избежать?.. Каким образом они сделали так, чтобы?.. – мучаясь от неловкости спросила Лотти.

– О, это очень просто, миледи, – охотно ответил Нед, нисколько не смущаясь. – После рождения Аллегры Хайден ни разу не спал со своей женой.

Лотти даже приоткрыла рот. Она боялась оказаться не слишком темпераментной по сравнению с Жюстиной, однако, если верить Неду, Хайден не имел дела с женщинами по крайней мере уже шесть лет.

– Помимо всего прочего, Жюстина была ужасно ревнивой. Она решила, что если Хайден избегает близости с ней, значит, он находит утешение на стороне.

– А он? – Лотти посмотрела Неду прямо в глаза, надеясь, что тот не догадается, насколько для нее важен его ответ и как много от него зависит.

– Большинство мужчин не считают чем-то особенным иметь любовниц. Я сам такой же. Но Хайден другой. Он никогда так не поступал.

– Потому что любил Жюстину, – вздохнула Лотти, глядя в лиловые глаза Жюстины, смеющиеся ей с портрета.

Нед заговорил вновь, и на этот раз чувствовалось, что он очень тщательно подбирает слова.

– Хайден с раннего детства знал, что такое чувство долга. Я часто замечал, что его любовь к Жюстине больше напоминает отношение отца к дочери, чем мужа к жене. А еще в глубине души он всегда понимал, что любовь его обречена остаться безответной. – Нед оторвался от портрета и окинул Лотти оценивающим взглядом. – Я всегда чувствовал, что Хайден мечтает найти женщину, с которой он мог бы быть на равных как в постели, так и вне ее.

Затем Нед вежливо поклонился, попросил его извинить и ушел, оставив Лотти раздумывать над его словами наедине с портретом.

На следующий день Хайден занимался в своем кабинете с бумагами, их скопилось огромное количество, и с ними необходимо было разобраться. Услышав короткий стук в дверь, он скинул с коленей котенка и пошел открывать. На полпути он едва не наступил на второго котенка, которого ему пришлось убрать с дороги носком ботинка.

Когда Хайден открыл дверь, за ней никого не было. Он высунул голову, посмотрел налево, направо, но коридор оказался совершенно пуст. Тогда Хайден посмотрел себе под ноги и увидел лежащий перед дверью аккуратно сложенный лист бумаги, надписанный рукой Лотти.

Развернув листок, Хайден обнаружил, что это приглашение. Его, Хайдена, просили почтить своим присутствием музыкальный вечер, который будет устроен в честь их гостей. Леди Оукли и мисс Гарриет Димвинкл споют дуэтом «Слушай, слушай, это жаворонок!», а мисс Тервиллиджер сыграет на арфе «Я поцеловала могилу любимого».

«Необыкновенно подходящая для меня пьеса» – подумал Хайден.

Гвоздем же программы должна была стать леди Аллегра Сент-Клер, которая собиралась исполнить на рояле «Аппассионату» Бетховена.

Хайден медленно опустил листок с приглашением. «Аппассионата» была одной из самых любимых сонат Жюстины. Сколько тихих вечеров провел Хайден в музыкальной комнате, слушая, как она наигрывает эту пьесу, держа на коленях маленькую Аллегру. А когда у Жюстины начиналась бессонница, она играла «Аппассионату» по ночам, заканчивая и тут же начиная ее с самого начала. Тогда Хайден всерьез боялся, что сам может сойти с ума от этой сонаты.

При мысли о том, что ему предстоит сидеть и слушать «Аппассионату» в исполнении Аллегры, на лбу у Хайдена выступил холодный пот.

«Ты должен сделать это, ты можешь, – уговаривал Хайден сам себя. – Ради своей дочери».

Эти слова Хайден продолжал повторять и спустя шесть часов, стоя в своей огромной спальне перед зеркалом, оправленным в тяжелую дубовую раму. Собираясь на музыкальный вечер, он оделся не менее тщательно, чем если бы его пригласили сегодня на прием к королю. Воротничок и манжеты рубашки были туго накрахмалены, непокорные волосы смочены и тщательно причесаны. Из зеркала на Хайдена смотрел настоящий денди, только вот глаза у этого красавца были почему-то испуганными и дикими.

Он вытащил из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой и посмотрел на циферблат. Очевидно, все явно собрались и ожидают только его. Каждому из них будет неприятно, если Хайден пошлет Жиля извиниться и сообщить, что хозяин не может посетить этот вечер. А сильнее всех расстроится Лотти.

«Если ты по-прежнему продолжаешь сопротивляться своим чувствам, то заслуживаешь только сочувствия», – вспомнились Хайдену слова Неда.

Хайден высоко поднял голову, одернул фрак и повернулся спиной к своему отражению в зеркале.

Аллегра порхала по всей музыкальной комнате, похожая на розовую, нервно взмахивающую крыльями бабочку. С помощью Лотти ее непокорные волосы были завиты и свободно падали на плечи. Несмотря на то, что на почетных местах в первом ряду сидели куклы Аллегры, сама она сегодня походила больше на юную девушку, чем на маленькую девочку.

Лотти тоже нервничала и сидела, не сводя глаз со входной двери. С каждой минутой она все больше опасалась, что вот-вот появится Жиль и с прискорбием сообщит, что неотложные дела требуют присутствия хозяина. Очень неотложные дела. Например, вынуть камешек, попавший в копыто скакуна, или проверить, как рабочие заменили треснувшую каменную плиту на подъездной дорожке.

Гарриет сидела на диване рядом с сэром Недом. Она то и дело прихлебывала пунш и в сотый раз повторяла:

– Надеюсь, вы не будете слишком разочарованы моим пением, сэр.

– Не стоит волноваться, мисс Димвинкл, – также в сотый раз ответил Нед, украдкой подмигивая Лотти. – У девушки с ангельским лицом и голосок должен быть ангельским, Гарриет уткнулась носом в чашку с пуншем и покраснела от удовольствия.

– Уже четверть часа, как я должна быть в посте ли, – громко и недовольно объявила мисс Тервиллиджер. – Никогда не согласилась бы демонстрировать свои таланты, если бы знала, что эта вакханалия продлится до самого утра.

Лотти взглянула на свои часы. Половина седьмого.

– Полагаю, дольше ждать не имеет смысла, – сказала Аллегра, присаживаясь к роялю и болтая ногами. – Он не придет.

– Он уже здесь, – раздался знакомый низкий голос.

Все дружно повернули головы. В дверях стоял Хайден. Он вежливо поклонился. Лотти просто не могла отвести глаз от своего мужа. Аккуратно причесанный, тщательно выбритый, в крахмальной рубашке и отутюженном фраке, он был сегодня просто дьявольски красив. Даже Аллегра и та слегка порозовела от удовольствия, хотя внешне никак не прореагировала на приход отца.

Хайден сел на стул рядом с Лотти, обдав ее теплом и знакомым запахом мыла. Лотти не вытерпела и шепнула, наклонившись к уху Хайдена:

– Ты выглядишь так, словно явился на публичную казнь.

– Так и есть, – так же шепотом ответил Хайден. – На свою собственную.

Поскольку все теперь были в сборе, концерт начался без промедления, и спустя минуту Лотти и Гарриет уже запели дуэтом. Сказать по правде, пела одна только Лотти, а Гарриет лишь хрипло каркала в припеве таким басом, что ей лучше было бы петь не от лица жаворонка, а от лица… ну, хотя бы жабы. – Ква! Ква! – так выходило у нее, и жаворонок был тут совсем ни при чем.

И все же, когда в воздухе растаяла последняя нота, Нед сорвался с места и принялся бешено аплодировать, громко восклицая:

– Браво! Бис! Браво!

Лотти поклонилась и отвела к дивану сияющую Гарриет.

Дальше в программе было соло мисс Тервиллиджер, но оно не вызвало у зрителей никаких эмоций, если не считать одобрительного кивка Лотти. А затем настал черед Аллегры. Она одернула платьице и уселась за рояль. Пальцы ее заметно дрожали.

Впрочем, стоило им коснуться клавиш, и они перестали дрожать, расправились, а затем легко понеслись, наполняя комнату чарующими звуками.

Как только прозвучала первая нота, Лотти украдкой взглянула на Хайдена. Правда ли его глаза начали наполняться ужасом или это ей только показалось? Готовясь к вечеру, Лотти намеренно поставила стулья так, чтобы они с Хайденом оказались спиной к портрету, но сейчас ей казалось, что она чувствует затылком пристальный, сверлящий взгляд Жюстины.

Аллегра дошла до кульминации, и Хайден, вдруг не выдержав, вскочил на ноги. Пальцы Аллегры дрогнули, застыли, и в воздухе повис незавершенный диссонирующий аккорд.