Я ведь и действительно уезжал завтра в отпуск; мы с парой товарищей решили взять палатки и устроить вылазку на Арран.[13] И устроили. Дождь лил почти не переставая. Пять дней кряду я мучился жутким похмельем. Мы вернулись домой раньше намеченного, насквозь промокшие и без гроша в кармане; мучимый раскаянием, что не повидал Джин перед отъездом, – мог же, в конце концов, и задержаться, – я три недели набирался храбрости, чтобы навестить ее, а к тому времени, как набрался, все их семейство уехало отдыхать.

Пока Джин где-то там прохлаждалась, я начал кадрить девушку из Эрскина по имени Линди; в ней было без малого пять футов одиннадцать, а ее папаша владел баром, где иногда выступали местные группы… впрочем, эта история тоже быстро сошла на нет.

И вот теперь, гуляя по Эспедер-стрит, я снова встретил Джин Уэбб, и у меня было такое чувство, словно мы и вообще не расставались, хотя прошел уже без малого год.

Господи, как же мне было тогда хорошо, я чувствовал себя на провербиальный миллион долларов, словно сорвал джекпот в лотерею, получил гарантию бессмертия и поменялся телами с Дэвидом Боуи, и все это сразу. Президент Земного Шара, Властелин Вселенной.

У нас уже был контракт на запись, и прямо сейчас, пока я гулял по Эспедер-стрит, к нам, на север, тяжело тащился непристойно огромный аванс – весьма внушительная цифра вместо паровоза, а за ней целая цепочка нулей-вагончиков, и все это громыхало по проводам каких-то там линий связи, по которым осуществляются переводы денег между банками Лондона и Глазго.

Я увидел Джин, заорал, замахал руками, подбежал к ней, подхватил на руки и несколько раз прокрутил в воздухе – ни разу не уронив. Я смеялся как помешанный, говорил ей, что со дня на день стану знаменитостью, и безапелляционно заявил, что мы должны сию же минуту обмыть это дело. Она улыбалась и не возражала.

На следующий после знакомства с Дейвовой командой день я едва дождался вечера и пошел к ним на репетицию. Я нервничал, нервничал гораздо сильнее, чем можно бы ожидать. Нервничал много сильнее, чем перед самым трудным экзаменом, и едва ли меньше, чем у двери директорского кабинета в ожидании неминуемой порки. Можно бы, конечно, вспомнить и гораздо худшие ситуации из моего сопливого детства, когда папаша входил в крутой штопор и мы сидели вечером, в пятницу там или субботу, сидели, ждали его и заранее дрожали, но это же совсем другое дело, это не какая-то там нервотрепка, а дикий, слепящий ужас. Почувствуйте, как говорится, разницу.

Номер 117 по Сент-Ниниан-террас оказался большой, на отлете стоящей виллой, да там и все дома были в этом роде. Между проезжей частью и тротуаром идет широкая, засаженная деревьями полоса. Низкие каменные заборы, не изуродованные ни одной надписью, ни одним рисунком. За заборами живые изгороди вида до странности аккуратного – словно через них никогда не продирался ни один мальчишка, над ними никогда не летали школьные ранцы. К дому примыкал двухместный гараж размером с нашу квартиру, но несравненно ее чище. По краям широких, чуть приоткрытых ворот гаража пробивался свет, из-за них доносились обрывки гитарных риффов. Я подтянулся, расправил плечи, проверил, на месте ли мой кадык, миновал большую, с поместительным кузовом машину, припаркованную на щебеночной дорожке, перехватил поудобнее свою древнюю, с темной родословной, басуху, увернутую в пару больших «вулвортсовских» пластиковых мешков, и распахнул боковую дверь.

Все уже были в сборе. Я малость припозднился – мои младшие братья играли в допрос пленного вьетнамца, и один из них («американец») связал другого шнуром все той же многострадальной басухи.

– О! – сказал Дейв Балфур. – Привет… Уэйрд.

Он настраивал гитару, сидя в железном, крашенном белой эмалью садовом кресле; Кристина Брайс сидела в другом таком же кресле и что-то быстро писала, она вскинула глаза и молча улыбнулась. Остальные трое целеустремленно таскали из угла в угол какие-то провода и усилители. В просторном гараже было тепло, светло и совершенно – если не считать группу и ее аппаратуру – пусто.

– Хэлло, – сказал я.

– Гитара от «Вули»? – ухмыльнулся клавишник, глядя на пластиковые мешки.

– Ага, – кивнул я и прислонил басуху к стенке.

– Пыхнешь? – спросил драммер.

Я кивнул, взял у него раскуренный косяк и осторожно затянулся. К тому времени я не въехал еще в это дело, в наркоту. Я употреблял мало и с опаской и все время ждал, когда же три моих соквартирника – все они курили дурь по-черному – окончательно дегенерируют, превратятся в идиотски хихикающих идиотиков. Пока что они попросту получали гораздо больше удовольствия, чем я.

Но зато, когда ребята были совсем уже в хлам, их было легче раздевать в покер – небольшой, но все-таки плюс. Так что я, собственно, и не хотел тогда никакой дури, но еще больше не хотел показаться совсем уж полным пентюхом. Я пыхнул пару раз и передал косяк Дейву Балфуру.

– Ты знаком с остальными? – спросил Дейв.

Я покачал головой.

– Это Микки. – Он указал на барабанщика; курчавый, с наморщенным лбом очкарик коротко кивнул.

– Уэстон…

Клавишник, невысокий, крепко сбитый брюнет с очень длинными волосами, хмуро глянул на Балфура и повернулся ко мне:

– Просто Уэс, этого хватит.

– …и Стив.

Басист. Мелкий, суетливый парень с эмбриональной бородкой и очень длинными бакенбардами.

– А это У…

– Н-называйте меня п-просто Дэнни, – вмешался я, нервически улыбаясь каждому из них по очереди; Кристину эта сцена явно позабавила.

Я сидел и мирно слушал, как они сперва разогреваются, а потом отрабатывают то одну, то другую песню, по большей части из тех, что я слышал на концерте, по большей части из второй половины программы. О моей вчерашней критике – ни слова. Было видно, что все они признают Дейва Балфура своим руководителем. Некоторые команды прекрасно обходятся безо всяких руководителей, другим руководитель нужен, но каждый из музыкантов хочет взять эту роль на себя, а в некоторых, вроде этой, естественным образом выделяется кто-то, способный принимать решения спокойно и разумно, без никакой автократичности. Как правило, остальные легко соглашались с мнением Дейва, однако он внимательно выслушивал все высказываемые предложения, и не только выслушивал, но и считался с ними. Я снова, хоть и в меньшей степени, испытал то же, вчерашнее чувство, что я этим людям совсем не нужен, что я здесь чужеродное тело. Но с другой стороны, они разучивали исключительно чужие песни.

Через час или около того мне стало казаться, что они напрочь про меня забыли. Команда трудолюбиво отрабатывала аккорды к песне Джека Брюса «The Consul At Sunset»,[14] а я тем временем докуривал шестую сигарету и все больше склонялся к мысли, что они – фактически Дейв Балфур, но будем считать, что «они», – позвали меня только для того, чтобы унизить, в отместку за все, что я там наговорил про их команду и их программу. В нижней части моего живота появилось неприятное ощущение пустоты, мой лоб зудел, макушку покалывало, лицо горело. Я полез в пачку за очередной сигаретой. Что я здесь делаю? На хрена я сюда пришел?

Ублюдки они и больше никто, самовлюбленные, мелкобуржуазные говнюки, белокурые красавчики в шелковых рубашках (и какая разница, что в тот момент ни одной шелковой рубашки в гараже не наблюдалось). Встать сейчас, сказать им, что сбегаю за сигаретами, и не возвращаться. Свалить домой и оставить этих самодовольных мудаков их затеям. И хрен с ней, с басухой в вулвортском мешке, брошу, и все, у меня тоже есть какая-то гордость. Не буду задерживаться из-за такой ерунды, и из-за них – тоже не буду. Это только добавит мне решимости. Пусть они подрочатся с чужим материалом еще годик-другой, ну, может, даже запишут пластинку-другую, а вот когда мой альбом и сингл взлетят в топы одновременно на обоих берегах Атлантики, вот уж они локти кусать будут…

вернуться

13

Арран – остров у западного побережья Шотландии

вернуться

14

«Консул на закате» (англ.)