В конце концов техномания и сдвиг по чистоте слились в счастливом экстазе: Уэс прикупил себе малость подержанную «ай-би-эмовскую» ЭВМ и начал перегонять студийные мастер-пленки прямо на магнитный барабан; теперь он мог сесть за терминал и составить многочасовую аудиопрограмму, и какую – безо всякого песка, без замираний, без перескоков иголки с дорожки на дорожку. Все это оборудование обошлось Уэсу в приличную шестизначную сумму, и последующее появление компакт-дисков повергло его на время в тоску, но несколько лет безмятежного счастья он себе обеспечил.

«Ай-би-эмовская» машина была установлена в его корнуэльском доме за компанию с устрашающим арсеналом подслушивающего-подсматривающего оборудования и некоторым количеством мощных всепогодных стробов…

– Вот только хиловата у нас акустическая система, нужно побольше.

Я с силой вдохнул обеими ноздрями и уставился в темноту. Мой нос онемел, глотка словно вспухла. Я чувствовал себя быстрее штрафа за превышение, острее языка воинствующей феминистки.

Двустволкой. А вот и приход. Колумбийская нирвана. Верхушку моего черепа снесли и заменили огромным бриллиантом.

– Что? – Я метнул в Уэса слепящий, как молния, взгляд. – Побольше? Ты хочешь систему побольше, чем та, что у нас есть? Ты что, совсем свихнулся? Да той, что есть, мы можем рушить дома, расчищать участки под застройку. Все, что мощнее, попадет под ограничения ОСВ-один, не говоря уж об ОСВ-два. Сейсмологи принимают нас за подземные ядерные испытания малой мощности. Уже сейчас нам нужно больше электроэнергии, чем совокупному производству некоторых африканских стран, так чего же ты хочешь, развала энергосистемы? Чтобы города погружались во тьму? Ты что, тайно захватил контроль над рынком свечей и керосиновых ламп, или что? Господь во славе, да видел ли ты, какого размера наши колонки? Они похожи на административные корпуса, в них уже живут люди. Ты что, не знаешь, что в нашей левой басовой организован сквот? Десять сквоттеров живут там третий уже год, наши рабочие только тогда и узнали, когда те оборзели вконец и подали заявку на подключение к городской канализации. Так что же…

– Скинь обороты. Ты сильно преувеличиваешь.

– Ты хочешь, чтобы безбарабанноперепоночные люди завалили нас десятками тысяч судебных исков, а потом на голубом глазу обвиняешь меня в преувеличении? Ну это ж надо!

Мы стояли на длинной веранде Уэсова дома. Уэсов дом стоял на северном побережье Корнуолла, недалеко от Ньюки. Уэс еще не дал своему дому названия. Он все еще думал, как бы его назвать. Я предложил «Приют сантехников», потому что дом выходил на Уотергейтский залив, но Уэс не слишком проникся моей идеей, и я даже не уверен, что он слышал об Уотергейте до того времени или после.

Было далеко за полночь, Уэсова вечеринка успела уже разогреться и вышла на стабильную фазу. С дальнего конца дома, из большой гостиной, доносилось буханье музыки. Ночь была темная, хоть глаз выколи, ни луны тебе, ни звезды. В воздухе пахло свежестью, попеременно то земной, то морской. Мы не видели моря, но слышали, оно с грохотом разбивалось о скалы в сотне, не более, футов от дома.

Мы смотрели в атлантическую тьму и по-братски делили косяк. Потом Уэс сел на садовый столик и начал что-то там подкручивать в тут же стоявшем шестидюймовом телескопе-рефлекторе. Бог его знает, чего уж он там надеялся увидеть.

Он молчал невыносимо долго, целые две секунды подряд.

– Так ты что, – спросил я, чтобы проверить, как он там, жив или нет, – хочешь акустическую систему побольше?

– Ну-у… – задумался Уэс, – не то чтобы так уж обязательно больше, но громче.

– У тебя не все дома.

– Возможно, Уэйрд, возможно… но нам не хватает громкости. Нам нужно побольше децибелов.

– Слуховые аппараты, – догадался я. – Ты захватил рынок слуховых аппаратов и хочешь взбодрить торговлю. Только ничего у тебя не выйдет. В тебя вцепятся монопольная комиссия и все, какие есть, антитрестовские ребята. Не говоря уж о Британской медицинской ассоциации и Управлении по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных препаратов. Так что выкинь эти глупости из головы.

– Конденсаторные динамики, – сказал Уэс. – Ты не знаешь, их уже кто-нибудь применяет? Ну, из команд.

Он уже наладил телескоп и глядел сквозь него в непроглядную мглу.

– Ну вот, теперь ты хочешь поджарить нас на электричестве. Вы больны, мистер Маккиннон. Что-то такое с вашими фильтрами, они пропускают белый шум. Оболочка вашего мозга изодрана в хлам. Возвращение в замок Зенда.[45] Кто первый?

– Отдай мне косяк, Уэйрд, ты заговариваешься.

– Господи, да как же тут здорово. Давай поплаваем. Я хочу поплавать. Как ты думаешь, найдутся тут еще желающие поплавать? Куда подевалась Инес, ты ее не видел? Ты хочешь поплавать?

– Не-а. Да и тебе лучше не стоило бы. А то еще решишь, что можешь доплыть до Нью-Йорка, и только мы тебя и видели.

– В длину? Но я не хочу плавать в длину, я хочу в ширину. Хочешь, я приплыву тебе из Дублина ящик «гиннеса»? – К этому моменту я уже не мог стоять спокойно, я прыгал, размахивая руками, словно плыву.

– Не-а.

Уэсу наскучил телескоп, и он взял со стола небольшой приемник. Из приемника плеснули музыка, какой-то грохот и вопли гостей. Уэс начал крутить ручку и вскоре наткнулся на звуки натужного, учащенного дыхания.

– Эй, послушай. Там кто-то трахается. Слушай!

Он оглянулся на меня. Я продолжал прыгать и махать руками.

– Ты болен. Я тебе это уже говорил. Ты больной, свихнувшийся тип. Это противу закона. Ты схлопочешь срок.

– Нет, нетушки…

Уэстон со счастливой улыбкой внимал ритмичному скрипу кровати и тяжелому дыханию двоих людей. Я перестал прыгать и подошел поближе. Я думал, могу ли я узнать их по дыханию. Ритм дыхания нарастал.

– Это прекрасно.

Уэс повернул ручку настройки; я ощутил легкое разочарование. Я снова начал прыгать и махать руками, хотя ноги мои болели и руки тоже. В приемнике пилилась какая-то другая парочка.

– Ни хрена себе, – сказал я между прыжками. – Да они тут что, ничем другим и не занимаются?

– НИ ХРЕНА СЕБЕ. ДА ОНИ ТУТ ЧТО, НИЧЕМ ДРУГИМ И НЕ ЗАНИМАЮТСЯ? – проревел мой собственный голос и зашелся воем обратной связи.

– Это был ты, – ухмыльнулся Уэс, выключая приемник. – Микрофон над дверью, прямо за тобой.

Я оглянулся, пошарил по стенке глазами, но ничего не обнаружил.

– Лишнее доказательство, что ты совсем свихнулся.

– Нет, Уэйрд. Я просто опережаю время.

Уэстон нашпиговал подслушивающей аппаратурой свой собственный дом. Каждую комнату. Все звуки здесь улавливались и посылались в эфир. Микрофоны стояли везде – от старой кухонной кладовки до новехонького двойного гаража, в каждой спальне, в каждой ванной и даже на чердаке. С хорошим УКВ-приемником можно было слышать любое слово, сказанное в доме, любой скрип с расстояния футов в двести. Мы считали, что Уэс совсем сдурел, но самому ему казалось, что это прикольно.

– Это будущее, мэн, – говорил он сомневающимся. – В будущем клопы будут везде – в телефонах и конторах, в телевизорах и приемниках, везде. И ничего тут не поделаешь. Уже сейчас можно установить клопа где угодно, буквально где угодно. Ты слыхал, что теперь умеют прослушивать комнату лазером, посветят на окно – и все слышно? Это точно, мэн, ты уж мне поверь. Это будущее, так что привыкай, пока не поздно. Да и вообще, что тут такого, если кто-то там слушает, как ты трахаешься или срешь? Это же все делают, в этом нет ничего стыдного, так в чем же дело? Чего стесняться вещей, которые делает каждый? Бред это, чушь. Они, эти, это же они хотят, чтобы ты был такой, так тобою легче управлять, они залезают тебе в череп, а ты им еще сам помогаешь. Так что, мэн, вывали лучше все наружу, и пусть любуются.

Уэс опоздал родиться и не то чтобы знал это, но смутно чувствовал. Его место было во второй половине шестидесятых. Как правило, люди двигаются вместе со временем, Уэс же с помощью своих денег переместился одновременно и назад, в прошлое, и вперед, в будущее, – все что угодно, лишь бы не оставаться в настоящем. Теперь я понимаю, почему в его клавирных пассажах руки обычно двигались в противоположные стороны.