– А чего теперь? – спросил я, закидывая голову и пытаясь хоть что-нибудь увидеть из-под краешка шлема.

– Покатаемся, – сказал Дейви, запихивая меня на заднее сиденье «роллера». – Трехтрубный тур. Для меня это будет третий раз, хочу побить свой прежний рекорд.

– Трехтур… да хрен с ним, – пробормотал я, обвисая на сиденье и глядя через окошко в непроглядную тьму. – Разбуди меня, когда вернемся.

«Роллер» замурлыкал и тронулся с места. Я лежал, глядя в потолок, и вскоре задремал, а может, и вообще уснул. Когда машина остановилась, я очнулся, посмотрел через спинку водительского сиденья и увидел впереди большое темное здание; Балфур пристроил на приборной доске зеркальце и готовил на нем солидную понюшку кокаина. Я сдвинул шлем на затылок, полюбовался на две дорожки белого искрящегося порошка и спросил:

– Так что там, все? Мы его, этот твой, уже кончили?

– Еще нет. – Дейви занюхал одну из дорожек через пластиковую соломинку, передал зеркальце и соломинку мне, а сам начал громко сопеть и фыркать носом.

– Ты там не рассыпь, – сказал он, чуть отдышавшись.

Предупреждение запоздало: я уже потребил свою дозу, правда – одной ноздрей, а потому чувствовал себя странно, вроде как перекошенно. Потом я лег на сиденье и стал ждать прихода, но Дейви безжалостно выдернул меня наружу, мы поковыляли по траве к тому темному зданию, открыли здоровенную дверь, и я некоторое время тыкался от стенки к стенке в каком-то просторном помещении, где не было никакого света, кроме Дейвова фонарика. Один раз я врезался во что-то головой, но не слишком больно, спасибо пробковому шлему.

– Осторожно! – сказал Дейви, распахивая передо мной дверцу; плохо понимая, что тут происходит, я залез вроде бы – в машину, лег на сиденье и закрыл глаза.

Потащило меня в тот самый момент, как рядом раздался мощный рев, ничуть не похожий на вкрадчивый шепот «роллсовского» движка; оглушенный пониманием, я начал подниматься, заметил краем глаза, что мы уже покинули то здание и катим, чуть подпрыгивая, по траве, а затем поскользнулся и упал на гулко вибрирующий пол. Мой шлем куда-то закатился, я кое-как его нашарил, снова нахлобучил на голову, встал, протиснулся вперед, где тускло светились огоньки приборной панели, и увидел, что Дейви старательно пристегивается к пилотскому креслу.

– Да мы же… – взвыл я, почти не веря в реальность происходящего; ну да, Дейви псих, но ведь не настолько же… – Ты… мы… да ведь это же…

Но тут самолет рвануло вперед, отбросив, как то и положено, меня назад. Дейви включил фары, я увидел впереди взлетную дорожку и взвыл пуще прежнего:

– Не-ет!

– Сядь и заткнись, – сказал Дейви, глядя на приборы; мы снова рванули вперед и понеслись по неширокой, поросшей травой полосе.

– Ты сбрендил, – бормотал я, отчаянно пытаясь высмотреть ручку, которой открывается дверца! – Прекрати сейчас же! Да ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Выпусти меня отсюда!

– Слушай, не ори ты, пожалуйста, – сказал Дейви, втискивая мне в руку секундомер. – Ну как я могу сосредоточиться, когда ты тут под ухом орешь? – Самолет несся по траве, кренясь и подскакивая на каких-то кочках.

Отчаявшись найти проклятую ручку – мне и в машинах-то это редко удается, а тут самолет, да еще темно, – я перегнулся через спинку сиденья и не очень умело схватил Балфура правой рукой за горло (левая была нужна мне для поддержания равновесия).

– Выпусти меня! – орал я. – Выпусти меня, сумасшедший ублюдок! Я убью тебя! Убью, безо всяких шуток, мы же угробимся!

– Слушай, кончай мелодраму. – Дейви аккуратно, не оборачиваясь, отцепил мою руку от своей шеи. – Я же иду на взлет, а ты меня отвлекаешь. Знаешь, чем это может кончиться?

– На взлет? – завопил я, бросаясь ничком на задние сиденья (бог уж знает почему, но мне казалось, что там побезопаснее). Я лежал, судорожно вздрагивая, высоко оттопырив задницу и прикрывая голову вместе со шлемом руками, однако все шло как-то не так. Вместо того чтобы задрать нос и перестать бумкаться о кочки, самолет притормозил и резко повернул, бросив меня (все еще поскуливавшего) к правой дверце. Затем двигатель надсадно взвыл, меня вдавило в спинки сидений, частота и амплитуда подпрыгивания резко возросли.

– Что… что там случилось? – взвизгнул я, стараясь перекрыть оглушительный рев.

– Да я тогда, в общем-то, не взлетал, а просто выруливал на старт, – сообщил мне Дейви.

– Ублюдок!

Я кое-как поднялся на ноги и сделал новый заход на его шею, однако Дейви резко пригнулся, уворачиваясь от моих грабок.

– А вот теперь, – услышал я, – я действительно взлетаю.

– А-а-а! – завопил я во весь голос. Самолет вздыбился, фонари взлетной полосы быстро остались позади, земля исчезла из вида, слева и справа замелькали верхушки деревьев, но потом исчезли и они, ускорение вжимало меня в спинку сиденья.

На некоторое время я впал в полный ступор; мои руки намертво вцепились в спинку сиденья, соседнего с пилотским, глаза таращились прямо вперед, все мое тело – а казалось, что даже и сердце – замерло, застыло, окаменело.

– Эй, ты там часы уронил, возьми. – Дейви обернулся и вложил в мои онемевшие пальцы секундомер. Я смотрел в круто скошенное стекло фонаря и не видел ничего, кроме чернильной, без единой звездочки, тьмы; мои зубы клацали в такт прилежно работающему мотору.

– Садись сюда, Дэнни, – сказал Дейви, чего-то там подстраивая на панели. – Удобнее будет.

Я пробрался на сиденье второго пилота и даже как-то сумел пристегнуться. Теперь мне стали видны строчки проплывающих внизу огней – желтый свет натриевых уличных фонарей, белесые стрелки и тусклые рубины оживленного шоссе. На какое-то время это зрелище меня заворожило, затем я снова взглянул на Балфура. По его лицу бродила мирная, счастливая улыбка; если бы не рев мотоpa, я наверняка бы услышал, как он мурлычет себе под нос.

Дейви принял меньше моего, вговаривал я себе. Он и пил поменьше, и курил поменьше, да и вообще марихуана не слишком влияет на скорость реакции, а еще кокаин, он ведь должен частично нейтрализовать… так, что ли? Мои пальцы крепко сжимали секундомер, я тупо взглянул на него и снова поднял глаза; мы пролетали над широкой, совершенно черной полосой (река, что ли?), явно направляясь к тесной кучке светлячков, появившейся на горизонте.

– Ну, как ты там? – поинтересовался Дейви.

– Ха-ха! – сказал я. – Великолепно. – И снова взглянул на секундомер. А затем я бросил его на пол и обеими руками схватил Дейва за горло. Он удивленно присвистнул, однако рычаги свои не оставил, хвататься за мои руки не стал.

– Сажай самолет, – скомандовал я. – Сажай, а там уже я посмотрю, убивать тебя или нет.

– Ну видишь, что ты сделал, – огорченно вздохнул Дейви. – Снова часы уронил, а они скоро потребуются. Можешь ты, в конце концов, взять себя в руки? Успокойся, а то завелся, как не знаю что, зря я давал тебе столько кокаина. – Шея Дейви слегка покрутилась в моих руках, это он покачал головой.

С ужасом осознав, что этого психа не проймешь ни разумными доводами, ни угрозами, я отпустил его, смирился с почти неминуемой смертью и подобрал с полу секундомер.

– Ладно, ты только скажи, когда нажать.

– Вот так-то лучше.

– Но если мы, паче чаяния, останемся живы, я все равно тебя убью.

– Ну вот, снова ты за свое, – сказал Дейви, неотрывно глядя вперед. – Успокойся и держи часы наготове.

Я тоже взглянул вперед.

Мы приближались к чему-то вроде очень большого завода; вокруг гигантского, изнутри освещенного корпуса теснилось множество пристроек, подсвеченных ослепительно яркими натриевыми лампами; над центральным корпусом вздымалась толстая, в несколько сотен футов высотою, труба, опоясанная рядами красных огоньков, похожими на бусы из светодиодов. Над трубой лениво извивался сероватый султан дыма; ярко освещенные пристройки выпускали в воздух белые, быстро тающие клочья пара. Мы летели прямо на трубу.

– А это что еще за хрень? – выдохнул я.