Из-за машины появилась девочка. Высокая, стройная, с темными, коротко стриженными волосами. Школьная форма, ранец. Девочка подошла ко мне, подняла лицо (я успел уже слезть с забора) и сказала:

– Извините, пожалуйста, вы мистер Уэйр?

– А-а… я… да. – Господи, да она-то откуда знает? После двух секунд лихорадочной умственной деятельности я пришел к единственному возможному решению: это Дон. – А вас зовут…

– Дон. Рада с вами познакомиться. – Она бесстрашно протянула мне крошечную, пугающе хрупкую ладошку. Дон. Я улыбнулся, вспомнив, как бабушка называла ее «умненькая». Девочка обернулась к машине и сказала: – Все в порядке, это мамин друг.

– Ну хорошо, Дон. До завтра.

– Да. Спасибо. Спокойной ночи. Проводив глазами машину, Дон повернулась ко мне:

– Мистер Уэйр, вы не откажетесь выпить у нас чашку чаю?

– Называй меня просто Дэниел, – сказал я минуту спустя, когда мы уже вошли в дом. – Пожалуйста.

Дон споро приготовила чай, разожгла сложенный в камине уголь.

– Ну вот и порядок, – сказала она, ставя передо мною чашку. – Вы посидите немного, у меня тут небольшое дело.

Дон вышла через кухню во двор, а я стал осматриваться. Домик был совсем еще новый, в нем пахло краской и недавно купленными коврами. Чуть пустоватая, но уютная гостиная производила смутное впечатление, что в нее переместили половину содержимого другой комнаты, из другого дома. Телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр. Компьютер. Глядя на эти вещи, я с облегчением заключил, что Джин отнюдь не бедствует.

Хлопнула наружная дверь, и Дон втащила в комнату огромную корзину дров. Я отставил чашку (ни капли не расплескав!) и бросился ей на помощь – слишком, конечно же, поздно.

– Спасибо. – Она опустила корзину рядом с камином и подбросила в огонь пару поленьев. – Мама скоро будет. Как вам понравился чай?

– Прекрасный чай, – сказал я, возвращаясь на прежнее место. Дон тоже села, прямая как струнка, не касаясь спиной спинки стула. Совсем худенькая, особенно лицо; в моих фантазиях она представлялась совсем иначе. Я попытался вспомнить, как выглядит ее отец, но смог создать только крайне туманный образ человека, одетого в рабочий комбинезон – хотя в тот единственный раз, когда я видел Джеральда, на нем был костюм.

Дон смотрела на меня и молчала. От этой девочки исходило такое странное, почти осязаемое спокойствие, что с каждой секундой мне становилось все более неуютно.

– А как ты догадалась, что это я? – спросил я, когда молчание стало совсем уже нестерпимым (для меня, но никак не для нее).

– По маминым описаниям, – улыбнулась Дон. – У нее есть все ваши пластинки, – добавила она. – А последнее время у вас ничего не выходило, верно?

– Да, и довольно давно.

– А почему?

– Э-э… – начал я и поспешно закрыл рот, так ничего и не сказав. Мне хотелось не отвечать ей, а уронить голову на стол и разреветься, но я мужественно взял себя в руки, откашлялся и все-таки заговорил.

– Ты задала очень хороший вопрос, – сказал я. – Скорее всего, это потому, что мне… осточертело. Осточертели записи, осточертела музыка.

Желание плакать исчезло, словно его и не было вовсе. Я сидел, смотрел на это спокойное, хладнокровное существо и чувствовал себя трехлетним ребенком.

– А в общем, – сказал я, – не знаю.

– О, – вежливо кивнула Дон и тут же выскочила из комнаты на звук подъезжающей машины. По задернутым шторам скользнули лучи фар. Мое сердце колотилось как бешеное. Ну да, только инфаркта мне и не хватало, да еще прямо здесь. Если кто-нибудь решит опротестовать мое завещание, возникнет крайне интересная юридическая ситуация.

Наружная дверь открылась. Я встал и пригладил свои лохмы. Шаги…

– Привет, зайка…

– Мама…

– Чмок. – (То бишь звук быстрого поцелуя.) – Слушай, ты можешь закинуть эту лазанью в микроволновку? Я обещала народу поучаствовать в украшении зала, так что времени… Что?

Я откашлялся. Лицо у Джин было удивленное и чуть озабоченное. Я улыбнулся, бестолково взмахнул руками и снова опустил их по швам.

– Привет, Джин…

– Дэниел… – Джин положила сумочку и шарф в кресло и подошла ко мне. – Привет!

Она рассмеялась и крепко меня обняла, и я ее обнял и увидел в ее буйных, рыжих волосах первые серебряные паутинки. Джин отодвинулась, продолжая держать меня за руки, и взглянула мне прямо в глаза. За эти годы лицо ее чуть пополнело, стало более женственным, зрелым. Но уж никак не постарело.

– Откуда ты взялся?

В комнату смущенно проскользнула Дон.

– Да вот… был тут неподалеку… решил зайти… – сказал я и чуть не взвыл от отчаяния, запоздало осознав, что начинаю со лжи.

Джин покачала головой, расхохоталась и громко чихнула, едва успев поднести ко рту носовой платок.

– Насморк, – объяснила она, пряча платок, и снова покачала головой. – Я очень рада, что ты пришел. Как у тебя дела? Чем ты сейчас занимаешься? Ты голодный? Мне сейчас надо бежать… а может, ты… – Взгляд на Дон, смущенно стоявшую у дальней стенки. – Дон тебя…

– Дон напоила меня чаем, – сказал я. – Я… я подслушал, как ты ей что-то говорила про…

– Зал. – Джин снова повернулась ко мне. – Завтра танцы, а сегодня мы его украшаем. Пошли, поучаствуешь. У тебя, – она похлопала меня по груди, – как раз подходящий рост. А ты, – это уже относилось к Дон, – ты пойдешь с нами?

– Нет. – Дон смущенно улыбнулась и опустила глаза. – Нам много задано. Я пойду к Элисон, сегодня моя очередь.

Мы сели в машину, подкинули Дон к одному из соседних домиков и поехали в поселок.

– Я была уверена, что ты на машине, – сказала Джин. – Неужели ты приехал сюда поездом?

– Э-э-э… ну да, а как еще?

– И что же, совсем один? У вас же там и администраторы, и охранники, и всякие прихлебатели, и группиз…

– Да нет, я один.

– Ну что ж, очень здорово, что ты приехал. А ты тут задержишься? У нас есть свободная комната.

– Н-ну… пожалуй что задержусь. Я сказал в гостинице, чтобы мне зарезервировали номер.

– Что? – Чувствовалось, что мой ответ и позабавил Джин, и немного обидел. – Нет, об этом и речи быть не может. Если ты поселишься в гостинице, люди подумают, что у меня нет чистых простыней или еще что-нибудь.

– Ну, я боялся, что люди могут…

Я не договорил, потому что Джин уже выходила из машины. За те минуты, пока мы ехали, закат почти догорел, оставив на горизонте густо-красное, быстро тускневшее пятно. Мне показалось, что я вижу там и смутные очертания Ская, но скорее всего, его присутствие просто ощущалось.

– Красивое место, правда?

– Да, – согласился я, – красивое. А почему ты сюда приехала?

– Друзья, – улыбнулась Джин. – Я многих здесь знала. А вот почему ты сюда приехал?

– Я… мне захотелось тебя увидеть.

– Это хорошо, – кивнула Джин после секундного молчания; этот кивок я не столько увидал, сколько почувствовал. – Хорошо. А теперь пошли, я познакомлю тебя с нашими.

– Надеюсь, они не будут на меня коситься…

– А чего им на тебя коситься, – удивилась Джин.

– Ну, не знаю… Приехал какой-то, ни с того ни с сего…

– И слава богу, что приехал. Стыдно признаться, но я ведь страшная хвастунья. Я давно уже разболтала, что знакома с тобой, и теперь они ждут не дождутся, когда же ты нас осчастливишь. Я совсем уже было собралась уточнить, что знакома с оным великим рок-идолом довольно хорошо. – Перед дверью ратуши Джин коротко сжала мою руку. – И не бойся ты, пожалуйста, бросить на меня тень. Все это время я старалась создать себе репутацию порочной женщины, но ни разу не имела шанса подтвердить ее на практике.

Я не имел шанса ни увидеть, с каким лицом она это сказала, ни что-либо ответить, потому что мы уже вошли в ярко освещенный зал, где было полно людей, стоящих на столах и стульях, а также столов и стульев, на которых никто не стоял, и людей, таскавших длинные, блестящие полосы украшений, и людей, прикреплявших к стенам ватных Санта-Клаусов, снеговиков и серебристые остроконечные звезды, и еще там был совсем крошечный мальчик, носившийся по свободным участкам деревянного пола на трехколесном велосипеде, огибая людей и подныривая под столы, и люди смеялись, и громко переговаривались, и перебрасывали друг другу пакетики кнопок и рулоны скотча, и еще там громко играла музыка.