— Ты уверена, что тебя хотели всего лишь напугать?

— Господи, и почему наш разговор состоит из одних вопросов? — раздраженно воскликнула я. — Как в современных пьесах ни о чем... Эти тошнотворные каменные страшилища способны причинить вред только в том случае, если на кого-нибудь рухнут. Впрочем, они выглядят вполне устойчивыми.

Здоровой рукой я злобно пихнула дракона.

— С какой стати им быть устойчивыми?! — рявкнул Смит. — Они же на колесах, глупая женщина! Конечно, чтобы свалить их, надо очень постараться, но ты могла запросто грохнуться в обморок, и какая-нибудь из этих громадин попросту переехала бы тебя.

— Ага, и я окончила бы свои дни подобно Анне Карениной. — Я постаралась рассмеяться как можно убедительнее. — Чушь несусветная. Это всего лишь садовые игрушки. У кого-то своеобразное чувство юмора. Интересно, у кого? У Пьетро?

— Сомневаюсь.

Сунув руки в карманы и всем своим видом изображая беззаботность, Смит направился к выходу из сада чудовищ. Я последовала за ним.

— Чувство юмора у Пьетро отсутствует начисто, — продолжал Смит. — Он в жизни своей не запускал этих миляг. Если б ты была понаблюдательнее, то наверняка бы заметила, как проржавели рельсы.

— Тогда кто подвел к ним электричество? — спросила я, по большой дуге огибая ящерицу размером с человека. — Не в шестнадцатом же веке?

— Нет, разумеется, но в те времена монстры приводились в движение с помощью хитроумной системы противовесов и сжатого воздуха, шкивов и железных стержней. Юмор в шестнадцатом веке был грубоватым, а тогдашний граф Караваджо во всем следовал моде. Электричество подвел дед нашего старины Пьетро. Не правда ли, довольно остроумно?

Он похлопал по оттопыренному заду саблезубого тигра, который вгрызался в глотку кричащего крестьянина.

— Восхитительно, — согласилась я. — А как это вы оказались в саду, дражайший сэр? Наверное, совершенно случайно шли мимо, да?

— Пьетро попросил отыскать тебя. Скоро обед. Один из садовников видел, как ты шла в этом направлении.

— Что ж, благодарю за спасение.

— Чистая случайность, — холодно ответил Смит. — Не рассчитывай, что тебе и в следующий раз так повезет.

После обеда Пьетро снова отправился спать, а я продолжила свои изыскания. Утро оказалось хотя и занимательным, но бесплодным, служебные помещения найти так и не удалось. До сих пор за пределами гостиной и столовой я видела не так много слуг, разве что однажды углядела садовника, и у меня было предчувствие, что именно среди слуг попадется знакомое лицо. Кроме того, я хотела исследовать расположенные на территории поместья постройки. Если таинственная ювелирная мастерская спрятана где-то здесь, ее не станут выставлять напоказ. Но по крайней мере я смогу разведать подозрительные места, а осмотрю их попозже, когда работники отправятся по домам. Меня охватил детективный зуд. Я нутром чуяла, что надо поторопиться. Возможно, в подсознании родилась мысль, что таинственный мастер-виртуоз — скорее жертва, чем член банды. Мне представлялся благообразный старец приятной наружности, в стареньких очках на кончике носа и с одуванчиковым пухом на голове, — в общем, добродушный персонаж из сказок братьев Гримм. Что, если негодяи держат бедного старичка в плену, заставляя день и ночь творить шедевры?

Согласна, эта фантазия достойна профессора Шмидта, когда тот пребывает в самом сентиментальном настроении. Что ж поделать, как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.

Первым я нашла гараж, хотя, наверное, здесь более уместно множественное число. В просторном ангаре стояло пять машин, а места хватило бы еще на дюжину. Серебристый «роллс-ройс» сиял надменным великолепием, возвышаясь над приземистым спортивным автомобильчиком ярко-красного цвета. Рядом поблескивали эмалью респектабельный темно-зеленый «мерседес» и пузатый микроавтобус. В сторонке стоял обшарпанный и грязный «фиат» коричневого цвета.

Последняя колымага поначалу привела меня в недоумение, но, подумав, я решила, что драндулет принадлежит Луиджи. Возможно, он одержим снобизмом с обратным знаком, которым славятся состоятельные американские сопляки. Американская золотая молодежь обожает рядиться в рваные футболки и линялые истерзанные джинсы, — дескать, богатенькие юнцы солидарны с угнетенными массами. На мой взгляд, вполне милая черта. Глупая, конечно, но милая и безвредная. А может, родитель Луиджи держит сына в черном теле? Родители — странные создания. Бедные трудятся в поте лица, чтобы их дети получили то, чего не было у них, а богатые, наоборот, так и норовят ткнуть любимое чадо в превратности судьбы, рассказывают лживые истории о том, как в детстве они каждый день ходили в школу за тридцать миль, стирая ноги в кровь, в мороз и зной...

Кроме гаража, я нашла еще конюшню, оранжерею, с десяток всевозможных сарайчиков и домиков, а также мастерскую плотника. В мастерской я задержалась, но никаких иных инструментов, кроме молотков, стамесок и прочего столярного инвентаря, там не было.

Рыская по поместью, я пересмотрела немало зданий, но вот люди мне на глаза не попадались. Ни единой живой души. Впрочем, нет — одна душа попалась, она мирно храпела под старой яблоней: садовник даже отдыхать предпочитал на лоне природы. Неудачное время я выбрала для проверки личностей слуг: все они, подобно своему хозяину, наверняка отправились после обеда почивать. Пришлось свернуть экспедицию и возвратиться в дом. Позвоню, пока все спят, Шмидту. До условленного часа еще далеко, но старый фантазер небось давно уже караулит у телефона, сгорая от любопытства.

Моего письма профессор пока не получил. Ничего удивительного — итальянская почта отличается, мягко говоря, некоторой безалаберностью. Я конспективно изложила Шмидту свои успехи, на что, к сожалению, не требовалось много времени, после чего неторопливо оделась и наложила на физиономию легкий макияж — впереди ждал еще один томительный вечер с Рудольфом Фримлом[17] и Великим Пьетро, мастером иллюзий.

Начался вечер вполне невинно. Из гостиной доносилось мелодичное журчание — кто-то играл Шопена, и играл совсем недурно.

Гостиная, красивая комната в белых и золотистых тонах с огромной хрустальной люстрой и позолоченными лепными херувимами, игриво гоняющимися друг за другом по потолку, была любимой комнатой Пьетро. Мебель обита парчой цвета слоновой кости, рояль кокетливо поблескивал золотистыми боками, но, поскольку вышел из мастерских Бехштейна, расцветка не повлияла на его звучание.

Я вошла в гостиную, Смит вскинул на меня наглые синие глаза и заиграл романтически-томный этюд. Ко мне неслышно скользнул лакей с подносом. Я взяла бокал шампанского и решительно направилась к роялю.

— Неплохо, совсем неплохо. Почему бы вам не заняться музыкой и не завязать с криминалом?

— Фи, милая Вики, что за уголовный жаргон? Играю я не так уж и хорошо. — Руки Смита проворными зверушками гонялись друг за другом по клавиатуре. — На клавесине у меня получается лучше, но я не профессионал.

— С удовольствием послушаю вашу игру. Наверняка у Пьетро найдется парочка клавесинов.

— Клавесин в зеленой зале, — чопорно сообщил Смит и переключился на еще более слащавую мелодию из симфонии Чайковского.

— Тогда хотя бы сыграйте что-нибудь не столь сентиментальное, — потребовала я.

— Чем же эта плоха? — возразил Смит, едва заметно кивнув золотистой головой в сторону дивана.

Сумерки, царившие в комнате, оставляли углы в голубоватой тени, потому я не заметила Пьетро и его даму. Они сидели рядом, держась за руки, и что-то ласково нашептывали друг другу на ухо.

— Что случилось? — спросила я вполголоса. — Мне казалось, они вот-вот расстанутся.

— Мне тоже. Наверное, кто-то дал нашей толстушке добрый совет. Я думал, это ты, дорогуша моя.

— Да, я и в самом деле посоветовала... Но не думала, что она воспримет мой совет так буквально. Кстати, я знала, что вы наводили обо мне справки, но такая тщательность... Дело в том, что у меня уже есть неприятный опыт общения с призраками...