— Хватит вилять, Джон. Так в чем состоял этот гениальный план?

— Не торопи меня, Вики, — сказал Джон, надменно растягивая слова. — Сначала я должен хорошенько подумать, чтобы мой рассказ выглядел убедительным.

Я злобно фыркнула:

— Мне кажется, я понимаю, в чем суть твоих неприятностей! Ты слишком много болтаешь. Дорогой Джон Смит, ты питаешь столь неодолимую любовь к звуку собственного голоса, что продолжаешь трепаться даже тогда, когда надо действовать.

— Ты попала в самую точку. Ладно, продолжу. Мой друг, которого будем называть «Джонс», дабы эта фамилия гармонировала со «Смит», — единственный наследник богатой старой тетушки. По крайней мере, она была богатой. Если судить по скорости, с какой старая кошелка пускает денежки на ветер, бедняге Джонсу мало что достанется. Кстати, одна из причин, почему старушенция транжирит фамильное состояние, — стремление досадить любимому племяннику. Она считает Джонса праздным бездельником, и, следует признать, бабуля права. Единственное имущество, которое она никогда не заложит и не продаст, — это коллекция старинных ювелирных изделий. Тетушка Джонса собирается подарить ее Британскому музею, исключительно чтобы досадить родственнику.

В общем, мой друг Джонс не ждет от судьбы никаких подарков. Поэтому, когда с ним связался один странный тип, он не прогнал его взашей, а внимательно выслушал. Незнакомец предложил ему очень простую сделку. Старуха не доверяет банкам и держит драгоценности в сейфе у себя в квартире, поскольку фамильный особняк пустили с молотка несколько лет назад. Драгоценности находятся под солидной охраной, состоящей не только из сейфа, но и из дюжины весьма нервных собак. Старая ведьма обожает этих тварей...

Джонс признался, что подумывал о том, чтобы... э-э... позаимствовать несколько мелких бриллиантов, но оставил эту идею, потому что первым окажется под подозрением. Его новый друг предложил план, как обойти эту трудность. Он снабдит Джонса настолько хорошими копиями, что даже наметанный глаз тетушки не отличит их от настоящих.

Джонс насмешливо отнесся к его предложению, но переменил свое мнение, как только увидел образец. Это был Талисман Карла Великого, тот самый, который, как я понимаю, тебе уже известен. Хороша вещица, не так ли?

— Превосходная! — честно ответила я. — Он должен был избавить Джонса от угрызений совести, хотя у него их, наверное, и не было.

— В итоге мой доверчивый друг дал себя уговорить, — смиренно продолжил Смит. — Сделка прошла гладко. Джонс предоставил фотографии и размеры украшений, и как-то вечером, когда тетушка была в опере и слушала Вагнера, драгоценности подменили. Банда поделила доходы с Джонсом, который ныне живет на Ривьере со всеми удобствами. Когда они попросили его порекомендовать приятеля, который мог бы помочь им в поиске других... э-э...

— Жертв, — подсказала я.

— Жертв, — согласился Джон не моргнув глазом. — Так вот, он сразу же подумал обо мне.

Я был рад оказать другу эту пустяковую услугу. У меня довольно широкий круг знакомств среди незаслуженно богатых субъектов.

— Но как сбывают драгоценности? Если они столь хорошо известны, ни одни скупщик краденого...

— В этом-то и заключается изящество замысла. Нет никаких посредников! Ценности продаются из рук в руки коллекционерам. В наши дни по миру гуляет слишком много свободных денег, дорогая моя Вики. На Ближнем Востоке, в Южной Америке, в Штатах... Люди вкладывают деньги в драгоценности, и старинные ювелирные украшения пользуются все возрастающей популярностью. Покупатель, конечно, догадывается, что в сделке есть что-то сомнительное, но ему все равно. Он не собирается трезвонить о своем приобретении.

— Но это сущее безумие!

— Полностью согласен. Но дело в том, что мир перенаселен безумцами. Существует целый подпольный мир, промышляющий подделками всех мастей. Старинная мебель, китайский фарфор, знаменитые живописные полотна. Почитай литературу, Вики. Список только обнаруженных подделок огромен. А ведь в этом списке исключительно неудачные подделки. Бог знает, сколько копий Рембрандта и Вермеера все еще красуется на стенах музеев, а куда девались подлинники? Они в частных коллекциях. Единственное преимущество этого плана перед остальными состоит в том, что подделки практически нельзя распознать. Я сомневаюсь, что даже великий Британский музей заметит разницу, когда тетушка наконец передаст туда свои сокровища.

— А Пьетро принадлежит к тем людям, которые позволяют делать копии со своих драгоценностей?

— Именно.

— Но зачем? Ведь он богат, как Крез. У него виллы и дворцы, напичканные древностями, роскошные автомобили, слуги... Зачем ему принимать участие в этих грязных делах?

— Вики, Вики! Это доказывает, что ты, как и мои родители, происходишь из бедных, но честных слоев. Наверное, ты никогда не покупаешь вещи, если не можешь за них расплатиться.

— Ну да, я не покупаю вещь, если не могу за нее расплатиться! — отчеканила я, припомнив свой белый плащ с серебряными пуговицами и баснословные цифры на ценнике.

— Вот потому-то ты и относишься к заслуженным беднякам. А граф Караваджо из незаслуженных богачей, он может зайти в магазин и выйти из него с новым «роллс-ройсом» под мышкой, а о такой низменной материи, как деньги, наш друг Пьетро даже не вспомнит. В конце концов ему придется записать покупку себе на счет, но ты поразишься, как долго может продолжаться этот упадок, прежде чем наступит крах. Пьетро уже продал большую часть своих коллекций; половина картин во дворце — это копии. Ты их не осмотрела, так как сосредоточилась на драгоценностях. Поместье заложено и перезаложено, а слугам не платят годами. Пьетро отчаянно нуждается в деньгах, дорогая, как и многие люди его круга и положения. Если бы Пьетро не был благородных кровей, он давно перестал бы покупать черную икру и кожаные туфли ручной работы и объявил о своем банкротстве, но честь семьи Караваджо никогда не позволит ему стать бедняком.

— Очень красноречиво. — Я скептически скривила губы. — И очень убедительно... Видимо, ты крайне невысокого мнения о моих умственных способностях?

— Дорогая моя девочка, что ты имеешь в виду?

— Дорогой мой мальчик, все, что ты тут обрисовал, — никакая не кража, если не считать самой первой сделки. Вероятно, ты решил, что я клюну на твои россказни и не замечу того факта, что никакой закон не запрещает Пьетро продавать свою собственность. И никакой закон не запрещает ему развешивать по стенам копии.

— Но попытаться-то стоило, правда? — улыбнулся Джон.

— Что ж, твоя попытка в очередной раз задурить мне голову потерпела крах. Так в чем же состоит истинный замысел? Нет, не надо говорить, все и так ясно. Пьетро не продает свои драгоценности, он продает копии! Судя по всему, ни сам Пьетро, ни его подручные сбытом не занимаются, этим занимаешься ты! Коллекционеры искренне считают, что приобретают краденое, поэтому и помалкивают о своих покупках. Копии, сделанные Луиджи, способны пройти любые экспертизы, какие только можно придумать. Если твой покупатель прочтет в газетах, что графиню Хохштейн видели в опере в фамильных изумрудах, то попросту решит, что она надела стекляшки! Вот так обстоит дело. Я права?

— В сущности, да. Дело обстоит именно так.

— Невероятно, — пробормотала я.

— Я бы употребил слово «блестяще», — самодовольно уточнил Джон. Он пододвинулся ко мне: — Ну, Вики, что ты скажешь? Разве я не был прав, утверждая, что никто не пострадал? Большинство этих драгоценностей в конечном итоге окажется в музеях, как прославленный бриллиант Хоупа[19] и другие знаменитые драгоценные камни. Музеи получат копии, что вполне соответствует их целям — выставлять предметы, обладающие необычайной красотой или представляющие исторический интерес. Копии, сделанные Луиджи, ничем не хуже оригиналов, которые, в конце концов, всего лишь куски неких минералов. Честное слово, только замшелый педант может называть это занятие аморальным.