В ее голосе звучала боль. Рид прекрасно понимал, что для ребенка это будет удар.

– Уверен, ты найдешь нужные слова.

– Я не позволю, чтобы она вернулась к нему. Я найду способ доказать, что это он убил Келли, – заявила Дженна и решительно вскинула подбородок.

Она не привыкла сдаваться. Наверно, именно это качество и позволило ей сделать себе имя в мире классической музыки. Сейчас она была сломлена обстоятельствами, но это лишь прибавило ей человеческих качеств. Жизнь жестоко обошлась с ней, но она нашла в себе силы подняться. А это самое главное. Наверно, то же самое должен сделать и он. Подняться и сражаться, а не продолжать заниматься самоедством.

– Для Лекси будет ударом, если она узнает, что отец убил ее мать, – продолжала Дженна. – Это травма на всю жизнь.

– Что ты ей уже говорила?

– Что ее отец болен и нуждается в помощи, но помочь себе он может только сам. Похоже, Келли уже готовила ее к бегству. Она знала, что теперь ее будут звать Лекси, а ее мать – Дженной. – Она заморгала, смахивая с ресниц слезы. – Дженной должна была стать Келли, а не я. Не знаю, почему она выбрала это имя. Но мне так даже легче. Я как будто стала к ней ближе. Оно словно мостик между нами. Словно мы обе умерли, чтобы вместе заново родиться новым человеком – Дженной. Наверно, это звучит безумно.

– Неправда. Думаю, твоя сестра гордилась бы тобой.

– Хочется надеяться. Кстати, а Брэд не узнает, что твой детектив копает под него? Что, если он поймет, что ниточка тянется сюда, в Бухту Ангелов?

– Не волнуйся, я действую через посредника.

Дженна кивнула. Так ей было спокойнее.

– Но если Брэд никакой не Брэд, то кто он такой?

Рид пожал плечами.

– Человек, который скрывался от собственного прошлого.

– А как же в таком случае настоящий Брэд Уинтерс? Если муж Келли пользовался чужим номером социальной страховки, неужели тот, настоящий Брэд этого не обнаружил? Ведь это длилось почти десять лет.

– Надеюсь раздобыть больше информации. Но что-то подсказывает мне, что настоящий Брэд давно уже на том свете.

Дженна побледнела.

– Ты хочешь сказать, что Брэд отнял у него не только удостоверение личности, но и жизнь?

– Я могу ошибаться.

– Но, может, и нет. Келли наверняка что-то выяснила. Иначе зачем ей было готовиться к бегству?

– Вполне возможно, что настоящий Брэд жив. Именно он пришел к ней и рассказал ей правду. Либо это мог быть кто-то еще, – рассуждал Рид. – Тот, кто точно знал, что Брэд не тот, за кого он себя выдает. Мы с тобой понятия не имеем, от какого прошлого пытался убежать твой деверь. Если кто-то увидел в газете его фото и знал, что здесь что-то нечисто, этот человек вполне мог обратиться к Келли, а не к Брэду. Думаю, как только у нас появится новая информация, мы найдем ответ и на этот вопрос.

Дженна пристально посмотрела на него.

– У тебя все?

– Нет. Есть еще несколько вопросов к тебе.

– Разумеется, – вздохнула она.

– Что думает твой отец по поводу того, где ты сейчас? Мол, лечишься в клинике для наркоманов?

В ее глазах промелькнуло разочарование.

– Мой отец знает, что я не употребляю наркотики. Он уверен, что я сейчас отдыхаю на каком-нибудь Карибском острове. У моих знакомых есть дом на Антигуа.

Ее ответ напомнил ей, что они происходят из совершенно разных миров.

– У знакомых, говоришь. Это он или она?

Дженна вопросительно выгнула бровь.

– Это так важно?

– Просто мне интересно, почему ты никому не позвонила, не попросила помощи. Красивая, знаменитая пианистка. Неужели у тебя нет друга?

– У меня ни с кем не было серьезных отношений. Только с роялем, – зачерпнув пригоршню песка, она дала песчинкам просыпаться сквозь пальцы. – Музыка была смыслом всей моей жизни. С трех лет и до недавнего времени. Два месяца назад я рассталась с ней.

– Ты сказала, что ты пережила кризис. Что случилось?

– Я рухнула прямо на сцене. Не могу сказать, почему. Переутомление, депрессия, тревога, паника… По отдельности или все вместе. Я не высыпалась и почти ничего не ела.

Я была на гастролях по городам Европы. График был изматывающий: каждую неделю новый город. Усталость копилась годами. Это постоянное стремление к совершенству, увы, недостижимому. Я так и не достигла тех вершин, к которым стремилась. Концерты выматывали. Каждый раз, выходя на сцену, я цепенела от ужаса. Или, наоборот, тряслась.

В конечном итоге я поняла, что больше не могу. Я выбрала трусливый способ уйти. Я рухнула прямо на сцене, лишь бы только не говорить отцу, что я перегорела.

Рид был под впечатлением от ее самоанализа. Впрочем, ничего удивительного, если вспомнить, какую высокую планку она себе задала.

– Именно поэтому ты смогла просто взять и бросить. Боялась, что отец тебя не поймет?

– Не только это. Также из-за музыки. Я люблю ее. Она всякий раз уносит меня в другой мир. С ней я выплескиваю себя, обретаю радость. Она – это я. Но есть и обратная стороны. Концерты. Жесткий график гастролей. Критические отзывы. Дирижеры, зрители и… мой отец. Мне требовался отдых, но я не могла выкроить на него время. Отец настаивал, чтобы я и дальше гастролировала, пока я на пике популярности. Что нельзя допустить, чтобы мое имя забыли. Что если я перестану давать концерты, то выпаду из обоймы звезд, и на моей карьере можно будет поставить крест. Мне так не хотелось его расстраивать. Я была продолжением его собственного успеха. Он сотворил меня.

– Неправда, – возразил Рид. – Ты сотворила себя сама.

– Он был моим учителем.

– Но на клавиши нажимала ты. Это твое собственное достижение.

– Умом я это понимаю, но что касается сердца, все гораздо сложнее, – сказала она, глядя ему в глаза. – После того, и мама умерла, у меня остался только отец. Он видел во мне мою мать. Когда я играла, я чувствовала ее присутствие. Во мне звучал ее голос. Прекрати я играть, и эта невидимая связь была бы утрачена. Но с ней я бы утратила и отца. И осталась бы совсем одна. – Дженна посмотрела на языки костра. Их отблески плясали по ее лицу. – Печально и то, что мне никогда не было страшно потерять Келли. Я принимала ее присутствие в моей жизни как должное. Мне казалось, что она всегда будет рядом. Увы, я ошибалась. Впрочем, не только в этом, но и во многом другом.

Рид с трудом подавил в себе порыв заключить ее в объятия. Он знал, что такое одиночество. Ему казалось, будто он один на всем белом свете. Рид провел долгие годы, пытаясь стать частью семей, которым он был не нужен. И в конце концов понял: если не хочешь разочарования, лучше поддерживать дистанцию. В отличие от него Дженна знала, что такое любовь, и в ее жизни до сих пор оставались двое близких людей. Отец и Лекси.

– Ты еще увидишься с отцом. Может, он и сердит на тебя, но, готов спорить на что угодно, он не вычеркнул тебя из своего сердца. А еще у тебя есть Лекси.

– Ты прав. А еще с тобой легко вести беседы, – сказала Дженна с грустной улыбкой. – Последние два месяца я никого не подпускала близко к себе. Когда же появился ты, я тотчас выложила тебе все.

Рид улыбнулся ей в ответ.

– Я умею слушать. Твой отец наверняка слышал, что твоя сестра стала жертвой убийства. Он был на ее похоронах? Пытался встретиться с тобой? Даже если в газетах писали, что ты в клинике, он наверняка знал, что это не так.

– На следующий день после убийства Келли я позвонила отцу из уличного автомата. Он уже знал об этом, но, к сожалению, не мог отменить назначенные встречи, чтобы приехать на похороны. Поэтому попросил меня представлять на похоронах всю нашу семью. А также держать его в курсе событий в том, что касается поисков убийцы. Сначала я не хотела ему звонить, но потом подумала, что если совсем исчезну из вида, он переполошится и начнет меня искать. В общем, я оставила ему несколько сообщений, а также звонила, когда точно знала, что его не будет дома. При этом я всегда пользовалась уличными автоматами, чтобы никто не мог проследить, откуда сделан звонок.