Поговаривали, что Бейд приторговывал травкой. Снабжал "лошадью" чуть ли не весь их батальон. Вообще, Смолл был жаден до денег, это-то знали все.

Но так все знали, что с дерьмом типа героина нечего делать во взводе сержанта Эндрю Скотта. Если бы, не дай бог, ему стало известно, что Бейд толкает что-то своим ребятам, он все ребра пересчитал бы этому парню. Сейчас сержант спокойно заметил:

– Левые уши не оплачиваются.

– Жаль. А то на каждом мертвом гуке тридцатку бы заработал.

– Дерьмо, – тихо произнес кто-то на другом конце стола.

Глаза Эндрю сузились.

– Кто это сказал?

Над столом повисла тишина. Даже ложки перестали стучать о тарелки.

– Я спросил, кто это сказал? – еще тише произнес сержант.

– Я, сержант, – из-за стола поднялся молодой парень. Двадцать пять, не больше.

– А, рядовой Девро, – заметил сержант. – Люк Девро. Я так и думал.

Ему нравился этот парень. Хотя бы тем, что он был слишком молод для этой войны, но умудрился при этом сохранить человеческое лицо, а не опустился в пучину "травы" и прочей дряни, как это бывает с молодыми солдатами.

– И что же тебе не нравится, мальчик? – серьезно спросил сержант.

– Мне не нравится то, что надо отрезать уши у вьетконговцев. Это бесчеловечно. А то, что начальство платит за это деньги – безнравственно и низводит людей до уровня скотов, – Девро смотрел не на ребят, а в тарелку.

Сержант усмехнулся.

– Значит, ты считаешь, что это бесчеловечно, мальчик? А ты никогда не задавал себе вопроса, почему гуки отрезают уши у наших солдат? И, кстати, не только у мертвых. А?

Люк покачал головой.

– Я тебе скажу. Потому, что им за это платят! Так неужели ты считаешь бесчеловечным, если твой товарищ заработает несколько лишних баксов тем, что совершит небольшую операцию над мертвым вьетконговцем? Врагом? Чернорубашечником? Хотя бы затем, чтобы, вернувшись с войны, иметь за душой хоть какие-то деньги. Ведь большинству из нас то самое правительство, которое засунуло нас сюда, не даст ни гроша.

Девро поднял глаза и увидел, что почти все ребята выжидательно смотрят на него.

– То, что делают вьетконговцы, – тихо начал он, – необязательно повторять нам. Если вы, – Девро обвел глазами сидящих за столом людей, –будете воевать с какими-нибудь людоедами, вы же не станете поедать пленных?

– Да он просто сосунок! – заорал Бейд, поворачиваясь к товарищам. Палец его ткнулся в грудь Люка. – Маменькин выкормыш. И потом, ребята, что мы слушаем этого говнюка. Всем известно, он – лягушатник! А среди французишек нет настоящих мужчин! Это дерьмо! Они там лягушек жрут! – В глазах Бейда загорелся недобрый огонек. Он явно нарывался на драку и подзадоривал остальных. – Ребята, вы сами слышали, этот урод обозвал нас скотами!

Но никто не поддержал "толкача". Все молчали, не без любопытства наблюдая за стычкой рядовых.

– Сержант, – обратился к Эндрю Люк, – остановите его.

Тот лишь качнул головой "нет" и добавил:

– Это ваше дело.

– Ну что, ты хочешь сказать, что я дерьмо, а ты – крутой, да? – орал, продолжая накачивать себя, Бейд. – Скажи, да? Ты это хочешь сказать? Да? Весь взвод знал, что Бейд не дурак подраться. И весь взвод знал, что Люк не дерется вообще никогда. Лишь один раз за полтора года, в самом начале службы, Девро сцепился с одним парнем из взвода А-216. Но тогда драке помешал Скотт. Теперь же, когда происходили внутривзводные разборки, никто вмешиваться бы не стал. И не позволили бы никакому постороннему. Это их дело.

– Значит, я – дерьмо, да? Ты считаешь, что я – дерьмо?

– Смолл, я не хочу драться с тобой, – тихо возразил Люк.

– Ты не хочешь? Зато я хочу! Ты ведь только что назвал меня дерьмом.

– Ты сам назвал себя так, – возразил Девро.

– Ну, ладно, – Бейд ухмыльнулся и вытащил из заднего кармана выкидной нож. – Посмотрим, насколько ты крут, лягушатник.

Люк осторожно попятился из-за стола, не сводя взгляда с напряженно ухмыляющегося лица Смолла.

– Уууаааоооо… – рука с ножом сделала обманный выпад к животу Девро и тут же рванулась вверх, к груди. Бейд целил между ребер парня, но тот лишь слегка уклонился в сторону и ребром ладони ударил по запястью Смолла, проводя удар дальше.

– Ах, ты… – зло прошипел Бейд. – Ты – покойник, парень, понял? Я пришью тебя.

Он резко развернулся, пытаясь ударить Девро в бок, но в эту секунду в его уши впился гортанный крик:

– ТАК! – мысок бутсы вышиб нож из его руки, и тот серебряной рыбой отлетел в сторону.

– ЧЕ-САЙ! – второй удар пришелся в плечо и отбросил Бейда к столу.

Зазвенели посыпавшиеся на пол тарелки.

Рука попала в тиски захвата, а секунду спустя Смолл понял, что не в состоянии сделать ни одного движения. Его вывернутая рука зажимала локтем его же собственное горло. Бейд хрипел, глаза выкатились, а лицо приняло орет перезрелого помидора.

– Я не хочу драться с тобой, Смолл, – спокойно сказал Девро, освобождая захват.

– Все. Закончили, – сержант поднялся из-за стола. – Короче, так. По поводу ушей пусть каждый поступает так, как хочет, – он повернулся к Люку. – Если тебе не хочется резать уши гукам, не режь. Оставь их Бейду… Лишь потом, почти полгода спустя, он понял, почему этот "лягушатник” так заступался за вьетконговцев. Предатель.

В наушники вплыл голос полковника Перри:

– Джи-эр'13, начинайте операцию по направлениям Б, Ц и Д.

– Да, сэр, – он улыбнулся в темноте.

У самого горизонта небо начало блекнуть, окрашиваясь в темно-голубые тона с еще более светлыми, сероватыми прожилками. Кое-где виднелись розоватые проблески новорожденного солнца.

Но унисол знал: НАСТОЯЩЕЕ, РЕАЛЬНОЕ утро наступит только через час – полтора. У них еще есть время.

Толстый хозяин мотеля с удивлением смотрел на идущую от ресторана девушку. В руках она сжимала десяток пакетиков колотого льда. За последние двадцать минут Ронни проделала этот путь раз пятнадцать.

У толстяка возникло ощущение, что девушка задалась целью опустошить холодильную установку.

– Интересно, – задумчиво протянул он, – на кой ей столько льда?

– Может быть, в полицию позвонить? – нерешительно предложила старушка.

Ее тоже мучила неизвестность. А что, если она отравила этого голого мужика и теперь засыпает тело льдом, чтобы оно не начало разлагаться под влиянием теплого воздуха?

– Я, конечно, принимала в молодости холодные души. Но такого… – она замолчала.

Ронни подошла к ванной, в которой, засыпанный ледяными пакетами, лежал унисол. Глаза его внимательно следили за девушкой.

Она сложила пакетики в ванну и спросила:

– Ну, как ты? – он утвердительно кивнул. – Я принесла весь лед, какой только смогла найти.

Ронни вытерла пот со лба и посмотрела на торчащие из бело-синего месива колени солдата.

– С тобой все в порядке? Да, кстати, как твоя рана?

Девушка наклонилась, чтобы посмотреть, не начала ли рана загнивать и… Остолбенела. Там, где час назад было сожженное пятно, белел затянувшийся крохотный рубец.

Ронни почувствовала, как ее мозг начинает медленно заполнять холодная волна сумасшествия.

“Так, подруга, успокойся. Успокойся, не то у тебя "крыша поедет".

То, что видели глаза, в корне опровергало все познания девушки в области физиологии. Теоретически она знала, что существуют какие-то там филиппинские лекари, якобы способные залечить любые раны чуть ли не за секунду. Но одно дело далекие Филиппины, и совсем другое – лежащий в ванне унисол. От таких фокусов действительно можно запросто спятить. Ронни сглотнула и растерянно пролепетала:

– Я… Пойду, э-э… Позвоню… Врача вызову… Или кого-нибудь.

Губы унисола шевельнулись, словно он хотел возразить ей, но девушка уже выскочила из комнаты.

– НЕ ВЫХОДИ ИЗ КОМНАТЫ. НА УЛИЦЕ ОПАСНО.

Джи-эр'13 осторожно пересек площадку перед рестораном. Он сразу заметил открытый контейнер, предназначенный для хранения льда. Холодные лужицы растеклись по полу, и сержант отметил, что лед забрали отсюда совсем недавно.