— Повтори?

— Сейчас я пройду по коридору и начну пинать твою дверь, — выдохнула я, отойдя от него, и пробираясь через рассыпанный сахар.

— Подожди, подожди, ты что? У тебя не было чего? — он дернул меня за руку, когда я отвернулась от него, раскрывая правду.

— Оргазма. Саймон. Оргазма. Большой «О», кульминации, счастливого конца. Никаких оргазмов у этой Куколки. Кори Вайнштейн дал мне пяти процентную скидку, как-будто я в ней нуждалась, а в замен он забрал мою «О», — всхлипнула я, из глаз побежали слезы. — Так что, можешь вернуться к своему гарему. А я, как и прежде, вернусь к монашеской жизни, — я сломалась и снова заплакала.

— Монашеской? Что? Пожалуйста, иди ко мне. Тащи сюда свою истеричную задницу, — он втащил меня на кухню, и обнял. Он покачивал меня из стороны в сторону, пока я продолжала глупые вопли и рыдания.

— Ты такой... такой... замечательный, а я не могу... не могу... ты такой хороший... в постели... и во всем другом... а я не могу... не могу... боже, ты такой горячий... и когда ты кончил... так сексуально... и ты приехал домой... а я испортила бриошь... и мне кажется... мне кажется... я тебя люблю.

Так стоп. Дыши. Что я только что сказала?

— Кэролайн, эй, перестань плакать, ты такая превосходная девушка. И не могла бы повторить последнюю часть?

Я только что призналась Саймону в любви. Пока пачкала соплями его свитер. Я вдохнула его запах, затем отошла от него, и отвернулась к стене, на которой еще остался кусок теста. Нервы ожили, впервые в жизни в самый нужный момент. Могла ли я начать отрицать? Могла ли я сослаться на них?

— Какую часть? — спросила я у стены, и Клайва, который перестал играть с орехами.

— Самую последнюю, — я слышала, как он ответил, его голос был четким и ясным.

— Что я испортила бриошь? — предположила я.

— Ты, правда, думаешь, что я интересуюсь именно этой частью?

— Эм, нет?

— Попробуй еще раз.

— Я не хочу.

— Кэролайн, подожди, какое у тебя второе имя?

— Элизабет.

— Кэролайн Элизабет, — пригрозил он, его низкий голос заставил меня хихикать.

— Бриошь очень вкусный, конечно, если он не со вкусом известки, — выпалила я, и моя усталость вперемешку с моим признанием смешались в непонятное потряхивание. Но если честно, мне стало даже немного легче.

— Пожалуйста, повернись ко мне, — попросил он и я послушалась. Он расстегнул и снял испачканный кардиган. — Я немного не выспался, так что давай быстро подытожим. Во-первых, если я правильно понял, ты не испытываешь оргазмов?

— Да, — бубнила я, глядя как он раздевается, и бросает одежду на стул.

— Во-вторых, бриошь очень сложно приговорить, я прав?

— Да, — выдохнула я, не в силах отвести от него глаз. Под кардиганом была обычная белая рубашка. Которая сама по себе была замечательной, но вот с закатанными рукавами? Это нечто.

— И в-третьих, тебе кажется, что ты меня любишь? — спросил он, его голос низкий, успокаивающий, как мед и патока, как теплое одеяло.

— Да, — прошептала я, зная, что эти слова 100% правда. Я любила Саймона. Этого большого, настоящего мажора.

— Тебе кажется или ты знаешь?

— Я знаю.

— Так, хорошо. Есть о чем подумать, да? — ответил он, и его глаза забегали, когда он подошел ближе. — Ты, правда, не догадывалась? — Он опустил руки мне на ключицы, и погладил пальцами верх моей груди.

Мое дыхание участилось, тело вернулось к жизни.

— О чем не догадывалась? — пробубнила я, позволяя ему прижать меня к стене.

— Как сильно ты завладела мной, Куколка, — последнюю часть он прошептал у самого уха. — И я знаю, что достаточно сильно тебя люблю, чтобы подарить тебе твой счастливый конец.

И потом он поцеловал меня. Сердце было в раю, а он целовал меня также как в нашей сказке, вот только в этой сказке, я была вся в тесте, и с котом, у которого в лапах застряли орехи. Но это нисколько не остановило меня от ответного поцелуя, такого, словно от него зависела моя жизнь.

— Ты хоть понимаешь, что я запал на тебя в ту ночь, когда ты долбилась в мою дверь? — спросил он, целуя мою шею. — Я ни с кем не был, с тех пор как мы начали общаться.

Я всхлипнула.

— Но я думала, то есть, я видела тебя...

— Я знаю, о чем ты думала, но я говорю правду. Как я мог спать с другими, когда был влюблен в тебя?

Он любил меня! Но подождите, что происходит? Он отодвинулся... куда он пошел?

— А сейчас, я должен сделать то, о чем никогда даже не думал. — Он выдохнул, глядя на весь хлеб, разложенный на столе. Одним резким движением, он скинул все на пол. Хлеб разлетелся во все стороны, и я готова поклясться, что слышала, как Саймон взвизгнул, пока делала это. Но затем он повернулся ко мне, его глаза потемнели, и таили опасность. Он схватил меня, посадил на стол прямо перед собой, развел мои ноги и встал между ними.

— Ты хоть понимаешь, какое веселье тебя ждет? — спросил Саймон, засовывая руки мне под фартук, гладя мой живот своими теплыми и немного шершавыми руками.

— Ты сейчас о чем?

— Твоя «О» пропала, и я готов к вызову, — улыбнулся он, притягивая меня к краю стола, прижимая к себе. Положив одну руку мне под колено, он обернул мою ногу вокруг своей талии, снова целуя меня, его губы и язык были горячими, настойчивыми.

— Все не так просто. Она сильно потерялась, — протестовала я между поцелуями, расстегивая пуговицы на его рубашке, открывая вид на его испанский загар.

— Я люблю сложности.

— Тебе надо печатать это на футболках.

— Напечатай это — почему ты все еще одета?

Он разложил меня на столе, пока я игриво ему улыбалась. Моя нога задела банку с мукой, и она рассыпалась, упав на пол, пачкая все вокруг. Волосы Саймона выглядели как бисквит, взбитый и посыпанный мукой. Я кашлянула, поднял клуб муки в воздух, от чего Саймон только рассмеялся. Он тут же замолчал, когда я потянувшись к нему, положила руку на его твердый член, который все еще был спрятан под джинсами. Он застонал и это был мой самый любимый в мире звук.

— Черт, Кэролайн. Обожаю, когда ты ко мне прикасаешься, — сказал он сквозь зубы, целуя мою шею, оставляя на ней следы от поцелуев. Его язык блуждал по моему телу, прямо под фартуком. Руки мигом нашли край моего топа, после чего он пролетел через всю комнату, прямо в раковину. Спустя пару секунд за ним последовали и мои короткие шорты, также как и джинсы и его белая рубашка.

А фартук? Вот с ним у нас небольшая загвоздка.

— Ты что морячка? Кто завязывал этот узел, Папай? — кипятился он, пока возился с завязками. Пока он дергал за веревки, то умудрился опрокинуть миску с апельсиновым джемом, которая скатилась, и упала на пол. Я тоже приложила руку к беспорядку, уронив изюм, когда пыталась развернуться и посмотреть на этот узел.

— Саймон, к черту этот фартук. Смотри сюда, — настояла я, сняв лифчик, и бросив его на пол. Я опустила верх фартука, обхватив руками грудь, сжала ее. Он смотрел на мою грудь опьяненными глазами и собирался наброситься на меня. Резко толкнув меня на стол, его настойчивый рот прильнул к моей шее, набрасываясь на мою кожу, словно до этого она ему что-то сделала, а сейчас он пытался отомстить. И весьма страстным способом.

Окунув палец в растекшуюся на столе лужу джема, он провел пальцем от одной груди до другой, вырисовывая круги, и щекоча меня. Опустив голову, он попробовал одну, затем вторую, каждый раз постанывая.

— Ммм, ты такая вкусная.

— Как хорошо, что я не готовила крылышки. Тогда все было бы по-другому, — ого, как приятно, вздохнула я, и он укусом ответил на мое шуточное замечание.

— Тогда ты была бы немного острее, — засмеялся он, а я закатила глаза.

— Хочешь, чтобы я достала сельдерей и охладила твой пыл?

— В ближайшее время никто в этой квартире охлаждаться не будет, — пообещал он, взял со столешницы мед и откинул фартук. И всего за один стук сердца, мои трусики стали влажными, и не так как вы думаете, он... на сколько мне было видно, он разлил мед по всему моему телу, пачкая мои трусики, от чего я взвизгнула. Он отошел назад и стал наслаждаться проделанной работой.