Она была одна. Салон… самолета?

Ее глаза закрылись и открылись снова лишь мириады секунд спустя.

Красное? Кровь?.. Просто ткань рубашки. Запах… жженого голубого лотоса. Чертов Блэквуд, пропахший сладким наркотиком.

Мгновение, растянувшееся на века.

О, ее голова… Что это за шум? Приглушенный, но все же такой мощный и назойливый… Вертолет?

Закрыть глаза. Открыть глаза.

О, благословенная тишина. Да прибудет она вовеки. Чертов запах. Знакомый запах… он тут повсюду. Она его ненавидит… слишком знакомый…

Боже, она хочет быть не здесь и не сейчас.

Забвение было благословением, просто даром небес.

Когда Шерри пришла в себя окончательно над Нью-Йорком уже светила луна, принадлежащая следующей ночи. Странно, но голова не болела. Да и все тело было как будто отдохнувшим.

Ее взгляд скользнул с ее ног выше, отмечая с каждой новой увиденной деталью, что все… по-старому. Ее тюрьма ничуть не изменилась. Ну, только с тем учетом, что теперь она не была прикована к кровати, на которой лежит. И причем… не одна. Тепло чужого тела не оставило альтернатив.

Сглотнув, Шер вновь прикрыла глаза, пропуская сквозь себя всю боль предательства и отчаянья. А еще осознание собственной глупости. Наверняка Блэквуд еще займется ее наказанием, хотя она и так себя наказала достаточно.

Сейчас Шерри Бертран ощущала себя самой круглой дурой, какая только может быть на всем белом свете. И если раньше, у нее были какие-то мысли по поводу того, что делать в следующую секунду, то теперь резерв был пуст. Она просто лежала с закрытыми глазами, обреченно ожидая…

— И что теперь? — В итоге не выдержала именно она.

Мужчина рядом вздохнул, заставляя ее все же открыть глаза и посмотреть в сторону. Блэквуд сидел на кровати, прислонившись к изголовью. И он смотрел вперед, его взгляд был тяжелым, вид задумчивым. Словно он сам не знал «и что теперь».

— Ничего не изменилось, Шерри. Я по-прежнему изгнанник. И я по-прежнему жажду свободы. — Он неторопливо вздохнул, скрещивая руки на груди. — Как там, в Майами?

— Не знаю. Я вроде бы сейчас здесь, в этой чертовой кровати.

— Но мы оба знали, что этим все закончиться.

Он сказал это так просто и уверено, как будто было глупо даже думать иначе. Словно пытаться это отрицать — все равно что опровергать аксиому. Именно в этот момент Шер поняла, что действительно прекрасно знала, как он и сказал, о том, что именно так все и закончиться. Это же Блэквуд.

— Ты даже не пытался оставить меня в покое. — Пробормотала она тихо.

— Шерри…

— Ты даже не пытался! — Попыталась она закричать. — Ты мог! У тебя было полно времени, чтобы хотя бы подумать о том, чтобы… найти другую. Полно времени! Но ты даже не захотел!

— У меня нет этого времени. И зачем искать? Ты лучшая. Я не найду лучше эталона…

— Ты идиот, Блэквуд! Ты просто слепой идиот. — Прозвучало обреченно, а не так яростно как хотелось бы. — И тебе лучше снова приковать меня цепями… потому что я прирежу тебя во сне. Клянусь… мне теперь нечего терять.

— Уже, эйки. Я уже приковал тебя. — Мужчина посмотрел на нее со слабой улыбкой удовлетворения. — Надо было сделать это раньше. Те цепи были… слабыми, материальными. Куда крепче вас держат другие узы. Обязательства. Долг. Устои и законы общества. И я сковал тебя. Теперь ты не сможешь убежать от меня. А мне даже не нужно тебя держать. Понимаешь?

— Я понимаю только одно — ты конченый человек, Блэквуд.

— Я твой муж, Шерри. — Он произнес это таким тоном, что девушка рядом с ним вздрогнула, резко оборачиваясь.

То же самое говорил Джерри… точнее, тот его… наемник.

— Что… что ты такое несешь, Блэквуд?! Совсем спятил?! Муж?! Ха! Я еще не собиралась выходить замуж, а из-за тебя похоже и не соберусь… вообще никогда! Ты вообще хоть знаешь, что такое… муж? Супруги? Свадьба?

— Это не столь важно, эйки. Важно, что для других мы — муж и жена. Я все сделал по правилам. Теперь это неоспоримый факт.

От его слов ее бросило в жар. А потом в холод. Смысл его слов… тех, что он говорил так пренебрежительно… так просто, не особо задумываясь над их священным смыслом.

Шер бросила взгляд на свою левую руку, где в свете ночника блестело гладкое обручальное кольцо. А у нее не было даже сил снять его. Не только физических. Больше душевных, по правде говоря. А смысл? Он уже все решил. Все происходило так, как хотел он… Все всегда как хотел он.

Игрушка. Кукла. Безвольная. Использованная.

Ее глаза мучительно закрылись, дыхание стало прерывистым.

— Ты… ублюдок, Блэквуд. — Прошептала она обреченно. — У тебя нет ничего святого. Ничего. Ты разбил все… что только можно разбить. Ты даже забрал то, что должно отдаваться добровольно. Даже не задумываясь над этим. Для тебя все это так просто… потому что ты ни черта не понимаешь… ты же ни черта не понимаешь…

— Выпей со мной, Шерри. — Проговорил Блэквуд, вставая и проходя к комоду, на которой гордо возвышалась початая бутылка виски. И когда он прошел обратно к кровати со стопкой, Шер приняла ее без отпирательств. — Я коротал эти дни совсем один. Знаешь… без тебя тут было чертовски скучно.

— Представляю. — Она горько усмехнулась, выпивая напиток залпом, зная, прекрасно осознавая, что последует за этим. — Мои страдания тебя веселят. Смотреть на мои мучения чертовски весело… Ты… и тогда наблюдал, да? Наслаждался… Это все было так отлично спланировано. От начала до конца. Как по нотам, Блэквуд. Просто как по нотам. Отличное кино, представляю. Это… жестоко…

— Жестоко, эйки, — тот твой удар. В тот самый раз. Я провалялся там целый день, отвергнутый и прикованный. Вот это жестоко.

— Да и тысяча ударов не смогут окупить и половину того, что я испытала по вине твоей проклятой персоны. Тебе то наплевать, чертов Блэквуд. — Ну вот, слезы уже пробивались сквозь стену сдержанности. Они слышались в голосе. Они застилали глаза, делая очертания жестокого мира туманно-расплывчатыми, а ее похожей на ребенка. Обиженного на весь свет. — Это было подло… я… поверила. Я думала, что… ты все это сделал специально, да? Ты хотел этого… ну смотри, Блэквуд. Смотри! Я уничтожена. Я разбита…

— Я дал тебе пять свободных дней, а ты недовольна. Ты ведь хотела свободы. Даже больше, ты забыла на эти пять дней обо мне…

— Ты ни черта не можешь мне дать! — Она дышала прерывисто, вытирая глаза, которые уже начали слезиться. — Ты… ты можешь дать что-нибудь той… той… тетке, с которой ты развлекался тут всю ночь! Вот ей ты можешь что-то дать. А мне — нет! Мне ничего не надо от тебя, чертов Блэквуд! Ты… конченый нелюдь! Циник! Подонок! Для тебя… вообще не существует рамок. Вера… даже вера для тебя не та область, которую бы ты не смог осквернить своими дрянными замыслами. Я еще… могу понять ту… выходку с… Ки Бискейн. — Она порывисто выдохнула, а когда вздохнула, во вздохе слышались зарождающиеся рыдания. — Хотя… это было чертовски несправедливо, черт с тобой. Это я слишком наивная, раз так просто поверила… повелась… Но это… — Она потрясла рукой, сжимающей стопкой. Левой рукой. — Ты не смел так поступать! Не смел! Это… не то, чего можно так просто касаться. Для тебя ведь это ничего не значит! Для тебя это просто способ… подручное средство… Тебе ведь наплевать, что ты исковеркал всю мою жизнь. Я хотела… быть в белом, когда пойду к алтарю. И чтобы лавочки были украшены лилиями и бантами… и чтобы там… стоял этот священник с добрым лицом и глазами, в которых… заключены небеса, правда и Господь Бог. И красивый, улыбчивый парень… — Шерриден вновь резко вдохнула, не сдерживая сдавленный вопль на выдохе. — И он был бы тоже в белом! И… он был бы самым счастливым человеком на земле… после меня. Но тебе ведь на это наплевать! Наплевать на то, что именно он, и именно тогда, в такой обстановке должен был одеть мне на палец кольцо. И я ему. В знак того что мы связаны А ты… поганец! Ты разрушил все… даже мечты. Ты добрался даже до них! Чертов ублю…

Ее рот заткнули чужие губы с привкусом терпкого виски. Не пуская слова, не давая ей договорить, мужчина обхватил ее затылок, придвигая к себе. Плотнее, заставляя открыть рот, впуская его внутрь, настойчивого, горячего, такого умелого, когда дело касалось интимных ласк.