— Ты отправил его вниз? — КЛОТТА спрашивает Ровака.
Ровак пятится и съёживается, как будто он делает что-то не так с пушистыми шариками.
— Да, да. Он присоединился к нижним глубинам. Как поживает жёлтый?
— Пока наблюдаю, — говорит лазурная женщина.
— Где он остановится? С Кэрролами?
— Не в этот раз, — говорит она. — Он останется в Доме Топо.
Ровак обмяк, и пушистые шарики выкатились из его рук.
— Дом Топо? — говорит он. — Ты не можешь позволить ему остаться там. Он слишком новый.
— Я хочу, чтобы он понял наши пути. Этого не произойдёт, если его приютят, как младенца.
— Но Дом Топо…
— И я хочу, чтобы ты отвёл его туда.
— Но я…
— Отведи его в самую подходящую комнату, а потом возвращайся к своим куклам.
КЛОТТА кланяется ему своим массивным туловищем и уходит. Длинные синие руки качаются, когда она возвращается к воротам.
Ровак выпрямляет спину и разглаживает напряжённость на лице. Он становится псевдомудрецом, каким был за городом. Дерево, задаваясь вопросом, какой персонаж настоящий Ровак, спрашивает его, нервирует ли его КЛОТТА? Ровак просто отвечает на вопрос вопросом, ещё одним бесполезным риторическим вопросом, который заставляет его чувствовать себя главным.
Дом Топо не сильно отличается от других гнилых домов в городе — Ровак медленно приближается, снова теряя контроль над персоной мудреца, — но ощущения от этого дома другие.
Дерево начинает испытывать новое чувство. Ни зрения, ни запаха. Оно очень незначительное, но то, что Дерево ощущает из Дома Топо, похоже на кипящий детский жир, смешанный с париком из сбритых лезвием волос на затылке. Это шестое чувство. Не психическое чувство, как на Земле определяли шестое чувство. Что-то гораздо более осязаемое. Как звук. Но у Дерева возникают трудности с его обработкой.
— Удачи, — говорит Ровак Дереву, сцепляя ноги.
— Ты не проводишь меня? — спрашивает Дерево.
Ровак качает головой.
— Справа от рисунков на ногтях будет комната. Просто войди в неё. Ложись в постель и засыпай. Не обращай внимания на всё, что видишь.
Они смотрят друг на друга мгновение.
— Не двигайся, пока кто-нибудь не придёт за тобой утром, — говорит Ровак.
Пекан извергает эмоции, когда Дерево входит в Дом Топо. Ровак захлопывает дверь между ними со щелчком и хныканьем. В комнате тёмно-серый хаос. Зона боевых действий. Это переполняет Дерево, слишком много для его девственного разума. Он видит шипастые вибрирующие шарики и сальные опухшие формы пенисов, забивающие открытое пространство. В воздухе звучит пряное сало.
Дерево идёт по единственной открытой тропинке через тёплую мясорубку, глядя себе под ноги. Ему нужно найти рисунки на ногтях, но он не знает, что такое рисунки на ногтях и как он сможет отличить их от этого беспорядка.
Закружившись и покрываясь плёнкой пластичной жидкости, Дерево толкается вперёд. Его путь освещают несколько металлических вёдер с маленькими шариками дышащего тёплого мяса. Мясо светится и дрожит у Дерева, когда он проходит. Нигде нет рисунков на ногтях или даже чего-то отдалённо напоминающего картину, так что Дерево идёт в первую попавшуюся правую дверь. Двери здесь открываются, как ящики комода. Дерево должен залезть внутрь и закрыть его. Его новая плоть резиновая по отношению к алюминию.
Внутри — это больше похоже на чулан, чем на комнату. С кучами верёвок, швабрами и странными перепончатыми приспособлениями. Освещено лишь несколькими случайными кусками мяса.
Половину комнаты занимает гигантская кровать. Или, по крайней мере, Дерево думает, что это кровать. По форме она похожа на кровать, но вместо матраса здесь ванна, наполненная странным веществом, которое можно описать только как нечто среднее между горящим сердцем и криками предсмертного слона.
— Безумие, — бормочет Дерево.
Он осматривает кучу хлама и выкапывает пластиковый брезент и сетку. Он кладёт их на маленькое открытое пространство пола между ванной-кроватью и захламлённым местом. И попытки сделать так, как предложил Ровак — сразу заснуть.
Но сначала он останавливается посреди комнаты, замерев, как статуя, на несколько часов…
Его плоть становится порошкообразной, когда он забирается в сетку-брезентовую кровать, а твёрдый металлический пол заставляет его чувствовать себя песчаными перьями. Но в конце концов он засыпает.
Ворочается и просыпается…
Он не совсем уверен, как спать больше. Он понятия не имеет, что значит быть удобным или неудобным. Вокруг него шумы. Бульканье и перчинки. Иногда он чувствует вкус разорванных клочков бумаги в воздухе.
Снова глубокий сон.
Затем опять просыпается, когда спиралевидное существо открывает ящик его комнаты и танцует по стенам вокруг него.
Дерево чувствует это, исследуя своё тело. Ему кажется, что его душу переворачивают, как картотечный шкаф. Ящик-дверь закрывается, но Дерево больше не чувствует себя здесь одиноким и в безопасности.
Он держит глаза закрытыми и изо всех сил старается очистить свой разум, пока снова не засыпает.
Подёргивание в ноздрях душит Дерево, он просыпается, оглядывая комнату, как будто кто-то что-то с ним сделал. Он чихает в ладонь. Кусок чёрного и серого. Дерево тычет в него, и он движется. Он отращивает ноги и ползёт вверх по пальцу. Паук-кальмар. Дерево отбрасывает его.
Боль атакует живот Дерева. Боль, которую он действительно признаёт. Кишечные колики. Он должен пойти в туалет.
— Не сейчас, — говорит он, держась за живот и осматривая местность в поисках одного из тех туалетных приспособлений, с которыми его познакомил Ровак.
Ничего подобного в куче мусора.
— Должно быть что-то, что я могу использовать.
Он роется в разрозненных инструментах и объедках, пока не находит консервную банку, похожую на банку из-под кофе. Нет, точно как банка из-под кофе. Он очищает её от блестящей пыли и ставит на пол. Не понимая, что он делает, он выхватывает богато украшенный клинок из руки и разрезает себе промежность.
Дерево приседает и шарик липкой грязи шлёпается в банку из-под кофе, не слишком беспокоясь о том, что попадёт мимо. Это сочится из него, и кишечные колики медленно исчезают.
Вздыхая с облегчением, он чувствует, как слизь стекает по его бёдрам и скользит вверх по спине. Она обвивает его бока и согревает живот.
Дерево смотрит вниз и хватает пригоршню отходов из своего кишечника. Пауки-кальмары. Десятки их, извивающихся в его руке. Он понимает, что это из него выходят все пауки-кальмары. Кофейная банка наполнена ими, земля кишит ими. Они ползают по нему.
Он замирает. Глаза слезятся. Торнадо соплей в задней части его горла.
Он спокойно решает, что может сойти с ума.
Дерево выбегает из Дома Топо, крича во всё горло потрескивающих лёгких от белого вина, бьясь о лужи пауков-кальмаров на задней части бёдер. Они всё ещё исходят от него.
Он просто бежит. Бесцельно из города в иссиня-чёрную ночь. Он больше не хочет быть в Раю. Он не хочет жить в Доме Топо или пытаться развлекать жителей городка КЛОТТЫ.
Дерево кружит за безмолвными зданиями и протискивается между кирпичными стенами, пока он не оказывается в старой мёртвой части города, за разваленным пабом, лицом к небольшому городку на холме вдалеке.
Вот где Дерево хочет быть. Он выглядит более цивилизованно и дружелюбно. Огни городка освещают пейзаж, как маяк. И КЛОТТA, действующая так, как будто его не существует, только заставляет Дерево хотеть увидеть его ещё больше.
Он думает, что тот городок должен быть лучше, чем этот.
Он в последний раз вытирает пауков-кальмаров со спины, а затем идёт по тонкой тропе через руины.
Появляется воспоминание о мужчине, трогающего пенис Дерева. Он мелькает в его голове и исчезает без его согласия. Дерево ребёнок или, может быть, подросток, он не может сказать. Но он знает, что этот человек очень большой. Его руки, как волосатые кирпичи. Опять же, Дерево не совсем уверен, случалось ли это когда-нибудь с ним в жизни, но он ясно это чувствует. Он задыхается от мускусного аромата мужчины. Его масса потного жара и седых волос на груди. Его лицо размыто, но Дерево помнит лысую голову с веснушками и шелушащимися чешуйками скальпа. Дерево не знает, почему он с этим мужчиной, но он знает, что больше не хочет быть там. Память делает Дереву больно. Это то, что он не должен помнить. Что-то, что он не хочет вспоминать. Он надеется, что это был просто плохой сон, который он видел давным-давно.
